Искажения памяти

Краткий пересказ постов Елены Костюченко: голодная девочка в 1997 году в Ярославле ехала в холодном троллейбусе в музыкалку, рядом сидела тетенька-благотворительница, которая подарила ей мешок перловки (тетенька развозила перловку по детским домам). Мешок был ростом с девочку, пока она его тащила домой, перловка просыпалась в грязный снег, прямо под троллейбус. Девочка начала собирать перловку, какой-то мужчина решил ей помочь донести мешок до дома, девочка испугалась. Они шли по темным дворам, где под ногами хрустели шприцы, и принесли перловку маме девочки – учительнице средней школы.  У девочки была цинга от голода, ей давали по капельки морковного сока в день, как лекарство. А самой роскошной покупкой с первого заработка в 9 лет у нее была слойка свердловская. Ну и так далее. «Да, мы выжили. Нет, не прощу», – пишет Елена Костюченко.

Журналист Елена Костюченко. Фото: из личных соцсетей

Ярославцы откликнулись на эти посты негодованием, мол, не было такого в их большом и красивом городе. Вообще, все подобные рассказы в соцсетях рождают желание поделиться своим жизненным опытом, и выдать его за универсальный – что и делают люди в комментариях.

В 1990-е жизнь менялась так быстро, что надо четко отделять начало десятилетия – когда действительно не было продуктов (при том, что еще были у людей деньги), от периода шокового перехода к рынку, когда появились продукты, но исчезли деньги. Все потихоньку стало налаживаться в период перед дефолтом 1998 года. Потом была яма, затем – опять подъём. Ребенку это было сложно осознать. Ребенок 1990-х вспоминает ужасы из детства, и сравнивает их не с предыдущим опытом, а с последующими благополучными временами. 

Лично я застала это десятилетие взрослой, но очень юной – у меня ничего не было, и я ничего не потеряла. Как раз в 1996 году мы с моим дедушкой прожили целый месяц на случайно выросших на груде дров опятах и картошке с огорода. Еды в магазинах было вдоволь, но мне полгода не платили зарплату в одной тверской редакции, деду, ветерану войны, задерживали пенсию. Однако как-то не было ощущения страдания. И несмотря ни на что, то время я вспоминаю не без удовольствия. Я могла писать на любые темы. Жизнь вокруг бурлила, и, надо сказать, менялась к лучшему. От зарплат африканского уровня за десятилетие мы добрались до зарплат уровня бедной восточной Европы. От пустых полок магазинов, которые в моём родном городе Калинине были в конца 1970-х – до продуктового изобилия, не бывалого в отечественной истории ни разу. Были бы деньги! Уж перловку в 1997 году мало кто ел.

На нынешних майских выходных мне довелось пообщаться с маститыми пожилыми московскими дачниками: с одним на Селигере, с другим на Волге. Оба – люди, состоявшиеся в 1970-х – 1980-х годах, известный художник и отставной офицер, полковник. Они рассказывали о голодном послевоенном детстве. Для полковника, жившего в детстве  в Тамбовской области, лучшим лакомством был белый хлеб, который раз в месяц привозил из города отец. Художник из Ростовской области,  вспомнил, как бабушка на Пасху хотела угостить его халвой, но не удержалась, и съела её сама – а потом плакала, что не уберегла гостинец. Детство и юность оба вспоминают с теплым чувством, несмотря ни на что. Специально спросила, приходило ли им в голову жаловаться на пережитое, когда им было лет 40? «Нет, мы об этом даже не думали», – не сговариваясь, ответили эти 75-летние люди.

Может быть, загвоздка в том, что теперь модно прорабатывать с психологами детские травмы? И отсюда воспоминания об ужасах 90-х, которые нашим бабушкам и дедушкам, питавшимся в детстве лебедой, были бы, мягко говоря, не понятны?

Фото: Фелуменов / РИА Новости

Как-то, после очередного разговора о 1990-х с человеком, чьё детство пришлось на то время,  у меня возникла такая ассоциация. На первом этаже моего подъезда, в новом доме, одна семья поселилась, не сделав ремонт. Дом был сдан с квартирами без всякой отделки. Просто голые стены, полы даже без стяжки, естественно, никакой сантехники. И надо думать, жить в такой квартире, и одновременно заниматься её отделкой было довольно тяжко. Ребенок в этой семье мог сохранить в своих ранних воспоминаниях время, когда дома не было унитаза, стены были темно-серого цвета, а вместо полов был бетон. Этот ребенок не помнил бы однокомнатную хрущевку, откуда семья переехала в новую квартиру, ему не с чем было бы сравнивать. И позже, после хорошего ремонта, в цивилизованных условиях, детские воспоминания могли вполне вылиться в вот это «Да, мы выжили. Нет, не прощу». Хотя семья явно улучшила условия своей жизни, пройдя через испытания строительными работами в режиме реального времени.

Ситуация 1990-х была ещё хуже, чем просто неотремонтированная квартира. Повсюду были руины рухнувшего Советского Союза. Этими руинами многих убило, многих покалечило. На мой взгляд, большой ошибкой было не объяснять все прошедшие с тех пор десятилетия, почему развалилась страна, где не было веры в Бога, частной собственности, рыночной экономики. Отсутствие объяснений рождало конспирологию, рессентимент, поиски предателей...

Бывшие советские люди вынырнули из параллельного мира наивными и мало что понимающими в экономике, общественном устройстве и том, как устроена капиталистическая жизнь. 1990-е, с их  политическими технологиями, достигшими апогея в год президентских выборов в 1996 году, ещё сильнее сбили народ с толку. Хорошо, что разговор об этом времени начался. Задать бы этому разговору какое-то конструктивное русло – но, уверена, история это сделает. Божественные жернова мелют медленно, но верно.