Свят Мурунов, идеолог Центра прикладной урбанистики:
– Этика для постсоветского человека никогда не была актуальной темой, и только сейчас она начинает по-настоящему вибрировать. При этом на вызов времени постсоветский человек реагирует, исходя из той картины мира, которую имеет. Колхозное мировоззрение допускает даже мобилизацию оценивать с позиции дохода, выгоды или невыгоды, потому что не видит человека участником исторических событий. Мировоззрение советского героя, поощряющее причинение добра, о котором никто не просил, постепенно становится государствообразующей этикой. Соответственно, у его носителей есть два пути: либо увидеть себя в зеркале государства и отрефлексировать, что они делали всю свою жизнь, либо присоединиться к недискурсивной этике правительства. Мировоззрение миллениала испытывает глубокий кризис: поколения, которые не знают, что такое СССР, и стараются о нём не думать, – сейчас в шоке. У них нет ни языка, чтобы объяснить современные вызовы, ни желания с ними сосуществовать. Язык сегодня скорее мешает нам понять друг друга. Даже те, кто декларирует (или присваивает себе) гуманистические ценности, начинают разговаривать на языке вражды. Поэтому этика может проявляться только действием: поступки говорят больше, чем всё остальное.
Свят Мурунов. Фото: Свят Мурунов/YoutubeМоё историческое размышление связано с тем, что сегодня на нас продолжает сказываться травма 1917 года – травма неотрефлексированного насилия. Этика в том, чтобы, понимая эту ситуацию, не выходя из неё, пытаться «изнутри» формулировать то, что делать потом, то есть конструировать путь выхода из кризиса.
Этот кризис – ещё и кризис русскости: как заново открыть в себе русское, вычленив советское? Быть русским – это мировоззренческий вызов, позиция. Важно внутреннее ощущение своей русскости, важно зацепиться за те русские ценности, которые помогали нам раньше быть человеком-диалогом, человеком-фронтиром, живущим выше меркантильных ценностей. При этом держать свою позицию во всех обстоятельствах – в каком-то смысле духовная практика, потому что требует соответствующих усилий.
Отец Георгий Кочетков, духовный попечитель Преображенского братства:
– Духовные вопросы формируются иначе, чем общеэтические: в духовной сфере всё складывается дольше и осознаётся с большим трудом. Поэтому перед людьми, столкнувшимися с мобилизацией (за редчайшими исключениями), духовные вопросы не стоят. Люди мыслят на уровне фактов: идти или не идти, делать что-то или не делать, не задавая себе вопросов этажом выше: во имя чего или Кого ты идёшь или не идёшь, делаешь или не делаешь. При том что только эти вопросы важны и на них за человека не ответить. У наших же людей в целом впечатление, что они устали: людям тяжело и психологически, и духовно. Они считают, что ничего не могут понести, а потому и не должны задаваться сложными вопросами.
Роль церкви в современных процессах многих смущает. Меня не слишком интересует церковная структура: с ней всё понятно и укладывается в рамки предыдущих впечатлений. Интереснее говорить о запросах людей, которые приходят в церковь: именно они определяют то, что мы имеем.
Духовный запрос у постсоветского и русского человека проявляется, но проявляется у первого и второго в корне различно. Постсоветский человек ведёт свой поиск обычно в двух направлениях – либо всё большего отталкивания от церкви, в сторону теоретического или практического, но обычно довольно вульгарного атеизма, либо ровно наоборот – в сторону полного слияния по принципу: прямо в церковь, бултых – и там сварился. Во втором случае эти советские люди, попадая в церковь, берут внутри неё власть и устанавливают свои порядки.
Отец Георгий Кочетков. Фото: vk.com/ogkochetkovА где же русский человек? Я, конечно, говорю о русских не только в этническом смысле и даже не только в культурно-историческом, для меня русский – это тот, кто хочет жить на этой земле и отвечать за её прошлое, настоящее и будущее, несмотря ни на что, причём не только хочет, но и посильно может это делать и делает. Поэтому жизнь русского человека предполагает некое высокое качество, чего не скажешь о жизни постсоветского человека. Такой русский человек обычно не против Бога, не против церкви, но у него много вопросов к иерархии, священству, и чувство благоразумия заставляет его остановиться на пороге церкви. Пройти дальше таким людям необыкновенно трудно. Если всё же русские люди попадают в Русскую православную церковь, то они встречаются с колоссальными проблемами: советская структура их не принимает и жёстко вытесняет. Поэтому русский человек, который сущностно всегда связан с православием, по сути, отрывается от своих корней – ему трудно воцерковиться, в отличие от постсоветского. Говоря о постсоветских, нам важно прочесть парижский доклад матери Марии Скобцовой, датированный 1936 годом, «Настоящее и будущее церкви»: «Если в церковь, одарённую терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные, то придут они именно с такой психологией. Что это значит? Это значит, что сначала они, в качестве очень жадных и восприимчивых слушателей, будут изучать различные точки зрения, воспринимать проблемы, посещать богослужения и т. д. А в какую-то минуту, почувствовав себя наконец церковными людьми по-настоящему, по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: “Вот по этому вопросу существует несколько мнений – какое из них истинно? Потому что несколько одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению как ложные” и т.д.».
Русским людям невероятно тяжело и жить, и воцерковляться – потому что они живут в советской стране и часто видят советскую церковь. Поэтому вопрос диалога и свободы тут принципиальный. И вопрос воцерковления тоже: настоящая церковь, как то, что достойно этого имени, не только имеет свободу (даже в условиях гонений, даже в условиях мобилизации), но и может подарить эту свободу всем ищущим её. Нужно только к ней прорваться!
