Слово «мученик», используемое традиционно в русском языке для перевода греческого «мартюс» как наименования того, кто пожертвовал жизнью за веру, невольно смещает акценты, делая упор на способность стойко перенести невыносимые страдания и не отречься от убеждений перед лицом смерти. Однако греческое «мартюс» буквально означает «свидетель», причём не обязательно в религиозном контексте, но и в том смысле, в каком мы говорим о свидетеле в суде или свидетеле того или иного события. То есть христианские мученики почитались как святые не столько за способность вытерпеть пытки, но прежде всего за способность свидетельствовать о Христе даже самими своими страданиями и смертью. Можно сказать, мученичество понималось прежде всего как экстремальная форма миссионерства.
Недостойно лицемерить ради ничтожной жизни
Христианское предание выделяет десять гонений Древней Церкви: при Нероне, Домициане, Траяне, Марке Аврелии, Септимии Севере, Максимине Фракийце, Деции, Валериане, Аврелиане и Диоклетиане. Однако это число условное. Скорее всего, оно установилось по аналогии с десятью казнями египетскими, описанными в книге Исход. Ещё в позапрошлом веке историки отмечали, что гонения то вспыхивали, то затихали, однако вплоть до подписания Миланского эдикта никогда не прекращались совсем, и мученики встречаются даже в самые благополучные для христиан времена.
Собственно, парадигма христианского мученичества заложена ещё в Ветхом Завете. Народу Израиля на протяжении своей истории неоднократно приходилось сталкиваться с языческими влияниями. Если истории времён вавилонского плена, описанные в Книге Даниила, – это рассказ об испытаниях со счастливым концом, то в повествовании о книжнике Елеазаре, а также о семи юношах и их матери из 2-й и 4-й Маккавейских книг Библии уже узнаются многие черты последующих житий христианских мучеников. Призыв изменить Закону здесь не просто прихоть самодержца, но одно из проявлений политики властей по насильственной эллинизации народа Израиля. Старого книжника и семерых братьев силой пытаются заставить нарушить Закон и вкусить нечистую пищу.
Мы узнаём здесь уже такие отличительные черты христианских мучеников, как надежда на то, что смерть от рук мучителей не является концом и Бог властен воскресить претерпевших за Него (надо сказать, что это первое в Ветхом Завете упоминание возможности воскресения мучеников). Это и понимание мученичества как свидетельства. Старого Елеазара пытаются спасти сочувствующие, обещая, что он лишь притворится, что вкушает идоложертвенное, а на самом деле пищу тайно подменят. Но он отвечает: «Недостойно нашего возраста лицемерить, дабы многие из юных, узнав, что девяностолетний Елеазар перешёл в язычество, и сами вследствие моего лицемерия, ради краткой и ничтожной жизни, не впали через меня в заблуждение, и через то я положил бы бесчестие и пятно на мою старость».
Это и понимание того, что упование на Бога не просто позволяет претерпеть физические мучения, но и преображает естественные плотские родственные отношения во что-то иное. Мать семерых юношей обращается к последнему оставшемуся в живых сыну: «сжалься надо мною, которая девять месяцев носила тебя во чреве…, вскормила и вырастила и воспитала тебя». После таких слов естественным было бы умолять сына уступить мучителям, чего, собственно, от неё и ждут. Но вместо этого мать говорит сыну: «будь достойным братьев твоих и прими смерть, чтобы я по милости Божией опять приобрела тебя с братьями твоими».
Экстремальная форма миссионерства
Для новозаветных времён, конечно, наиболее значим пример самого Иисуса. Он, соглашаясь на добровольную жертву, даёт свидетельство своей верности той миссии, что поручена ему Отцом. В евангельском рассказе о страстях подчёркиваются такие моменты, которые станут потом повторяться в житиях мучеников: укрепление от Бога в час смертельной скорби, молчание и терпение перед лицом обвинителей, стойкость при издевательствах и мучениях, молитва за своих палачей. Даже смерть как экстремальная форма миссионерства есть уже в Евангелии: сотник из стражи, увидев Иисуса на кресте, «прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник». Таким образом, по сравнению с Ветхим Заветом, для христианина мученичество приобретает новый смысл: это подражание Христу, соучастие в Его страстях и наиболее совершенное участие в Его спасительном деле. Это подразумевает, что христианин должен, что называется, «по определению» быть готовым к такому экстремальному свидетельству: «Раб не больше господина своего. Если Меня гнали, и вас будут гнать».
В Деяниях апостолов начиная с 4-й главы есть множество примеров гонений, причём в описанный в книге период они исходят ещё не от римских властей, а от священноначалия Иудеи. При этом ученики Христа не противопоставляют себя основной массе иудеев, но воспринимают себя теми, кому открылось пока ещё неведомое для основной массы – продолжается конфликт, о котором мы читаем в Евангелиях. В описании смерти первомученика Стефана есть множество параллелей со страданиями Христа: это и конфликт с Синедрионом, и обвинение в попытке разрушить Храм, и молитва за своих палачей. Но прежде всего свидетельство перед своими гонителями: из двух глав, описывающих мученичество Стефана, всего 13 стихов посвящены деятельности Стефана, доносу, суду и расправе над ним, а 53 – его речи в суде.
Тема преодоления испытаний в «Деяниях» не исчерпывается описанием мученичества. Другие примеры испытаний и смерти во имя веры (гонения в Иерусалиме после смерти Стефана, смерть Иакова, сына Зеведея) не описаны в подробностях, а только упомянуты. Однако едва ли можно счесть случайностью, что вслед за описанием казни Стефана и последующих гонений в Иерусалиме идёт рассказ о проповеди в Самарии, куда уехали в поисках спасения многие члены христианской общины. Из текста ясно, что они использовали вынужденный отъезд для расширения поля проповеди: «Между тем рассеявшиеся ходили и благовествовали слово».
Тест на лояльность
Ещё ярче это ощущается в главах, посвящённых апостолу Павлу. Почти половина из 11 миссионерских речей Павла, приведённых в «Деяниях», – это речи, произнесённые перед судом: речь перед иудеями в Иерусалиме, ответы на допросе Синедриона, оправдательные речи перед Феликсом, Фестом, царём Агриппой.
В последующей истории христианской церкви (конец I – начало IV века) основным инициатором гонений выступали уже римские власти. Причины гонений можно условно объединить в следующие группы: политические, социальные, религиозные и психологические. Политические причины заключалась в том, что христианская община представляла собой «недозволенное собрание» (collegia illicita, термин римской юриспруденции). Христианство не может существовать просто как совокупность неких отдельных верующих; суть Церкви в том, что они должны собираться вместе. Таким образом, с точки зрения римского правительства, христианская церковь была тайным скопищем преследующих не очень понятные властям, а стало быть, противогосударственные цели.
Религиозными причинами можно счесть отказ христиан участвовать в «культе цезарей», их претензии на исключительность своей веры. Наконец, римские язычники, привыкшие к соседству с иудеями, воспринимали христиан как отступников от своих же древних законов и обычаев, каковыми считались законы и обычаи иудейские.
Впрочем, политические и религиозные причины довольно трудно разделить. Римская империя отличалась терпимостью к богам иных народов и свободно включала их в свой пантеон. Так, Красная базилика в Пергаме, построенная во II веке н.э., использовалась для поклонения египетским богам, и поклонялась им отнюдь не египетская диаспора. Так что и христианам не возбранялось верить в своего Бога, если они пройдут «тест на лояльность» и признают главным богом императора, принеся ему жертву. Однако для христиан слово «кюриос» (Господь), как указывает отец Александр Шмеман в своих лекциях по истории богословия, означало больше, чем просто уважительное именование вышестоящего. Это слово употреблялось в Греции и как наименование того, кому человек приносил клятву служить всю жизнь, и Господь мог быть только один.
Социальные причины состояли в отказе христиан от активного участия в жизни общества и их скрытном образе жизни, что давало повод обвинять их в различных пороках вроде принесения человеческих жертв или свального греха. Собственно, апологии первых веков христианства писались для того, чтобы убедить язычников в безосновательности таких подозрений. Наконец, гонения подогревались не только отношением властей различного ранга – от императоров до местных чиновников, но и неприязнью населения. Этому способствовало повышение уровня тревожности внутри общества, а христианство исполняло роль раздражителя самим своим образом жизни и существованием. Следует отметить, что подлинный религиозный опыт (независимо от того, к какой религии он относится) нередко внушает страх и, как следствие, неприятие у людей, чья религиозность – лишь следствие привычки и принадлежности к определённой культуре (а таких во всех государствах всегда бывало большинство).
За что?
Отношение римского народа к мученикам и исповедникам в истории было различным. В первое время стойкость мучеников вызывала у толпы ярость, которая тем более разгоралась, чем мужественнее вели себя христиане. Со временем, однако, особенно жестокие казни и пытки стали пробуждать у народа ужас и сострадание. Со времён гонения Деция сохранились свидетельства о попытках толпы предотвратить кровопролитие, о просьбах к христианам пожалеть себя. Известны даже случаи, когда язычники лгали властям, пытаясь избавить христиан от необходимости принести жертву и от казни, а некоторые прятали своих друзей и соседей-христиан, рискуя своим благополучием и порой жизнью.
В христианской церкви первых веков высказывались различные точки зрения на причину и источник гонений. Во-первых, гонения считались следствием злой воли языческих правителей. Во-вторых, гонения истолковывались как, с одной стороны, Божье наказание за грехи христиан, а с другой, как испытание их веры на твёрдость. В-третьих, гонения и вообще антихристианская политика властей воспринимались как дело рук самого дьявола. Наконец, антихристианская политика Рима сопоставлялась с событиями и пророчествами Ветхого Завета, так или иначе предвещавшими подобные испытания верующих.
Попытки христиан сопротивляться гонениям ограничивалось лишь составлением апологий и обращением к императорам. Большинство просто уклонялись от выполнения требований властей. Кто-то при этом был арестован, терпел мученическую смерть или умирал в тюрьме от тяжёлых условий (такие умершие причислялись церковью к лику мучеников наряду с казнёнными). Кому-то удавалось спастись бегством и скрыться в отдалённых областях. Находились и отступники, или «падшие», которые становились объектом самых горьких упрёков и сурового осуждения. Искупить свой грех можно было лишь двумя способами: через длительное и искреннее покаяние или исповеданием имени Христа, то есть поступком, противоположным совершённому греху.
Крещение кровью
Мученичества той эпохи запечатлены и в судебных актах Римской империи, и в житиях. В последующие века сложился строгий канон житийной литературы, в том числе и жития мучеников, и много места там стали занимать подробности откровенно легендарные. Тем интереснее самые ранние свидетельства, в том числе написанные в 1-й половине III века «Страсти Перпетуи и Фелицитаты». Их основу составляет тюремный дневник одной из мучениц, Вибии Перпетуи, молодой женщины из высокопоставленной семьи, обрамлённый предисловием рассказчика о том, как была арестована группа будущих мучеников, из кого она состояла, и заключительным рассказом о казни христиан на арене.
В «Страстях» есть несколько примечательных моментов. Во-первых, группа мучеников (две молодые женщины и четверо мужчин) в основном состояла из оглашаемых – людей, только готовящихся к крещению. В те годы (события происходят в 203 году) указ Септимия Севера позволял христианам исповедовать своё учение, но запрещалось вовлекать в Церковь новых членов, так что под судом оказались пятеро оглашаемых и их катехизатор (тот, кто научает вере и жизни по вере), добровольно присоединившийся к ним в заключении. Именно в тот период получила распространение трактовка мученичества как «крещения кровью», позволяющая даже некрещёным попасть прямо в Царствие Небесное.
Второй момент – объяснение, почему отступничество невозможно. Для христианина его вера во Христа – сама суть его идентичности, отказ от неё равносилен отказу от своего Я. В дневнике Перпетуи много места уделено конфликту с её отцом, настроенным резко антихристиански. Во время свидания, пишет она, «отец захотел переубедить меня и пошатнуть мою решимость. “Отец, сказала я, видишь ли ты, к примеру, вазу, стоящую здесь, или кувшин, или ещё что-то?” И он сказал: “Вижу”. А я ему сказала: “Можешь ли ты назвать это каким-то другим словом, не тем, что оно есть?” А он сказал: “Нет”. “Вот и я никак иначе не могу назвать себя, нежели тем, что я есть христианка”».
Вместе жить и умирать
Обращает на себя внимание и то, насколько для героев ценна возможность быть вместе. Молодая рабыня Фелицитата попадает под арест, будучи беременной. Она вместе с остальными приговорена к смерти на арене цирка, но, по римским законам, исполнение приговора возможно только после рождения ребёнка. Фелицитата просит остальных молиться за неё, чтобы она успела родить прежде, чем придёт назначенный день игр, и Бог исполняет эту мольбу: она погибает на арене вместе со своими товарищами. Рассказчик передаёт слова Фелицитаты, когда её, измученную тяжёлыми родами, стражник спрашивает: как же она сможет терпеть мучения на арене? Фелицитата отвечает на это: «Сейчас страдаю я, а там со мной будет страдать Другой, так как я готова страдать с Ним».
В «Страстях» неоднократно подчёркивается эта ценность совместной жизни мучеников. В заключении они продолжают держаться сплочённой группой. Положенный смертникам прощальный ужин они превращают в христианскую трапезу любви – агапу (в «Страстях» используется именно это слово). А в свои последние минуты, перед тем, как их, израненных зверями, добьют мечом, они обмениваются «целованием мира», как это делается на литургии, когда верные свидетельствуют о присутствии Христа в них и между ними.
И, наконец, восприятие мученичества как свидетельства тоже отражено в «Страстях»: Пуденс, один из тюремных стражников, в результате общения с узниками сам обращается ко Христу, и на арене ему передаёт омоченное в своей крови кольцо умирающий Сатур, катехизатор группы.
Если подытожить свидетельства раннехристианских писателей, то основными мотивами мученичества являлись невозможность для христиан нарушить евангельскую заповедь об исповедании имени Христа; запрет идолопоклонства; желание приобщиться к мукам Христа, стать соучастниками Его страданий. В мученическом подвиге видели искупление грехов и второе крещение. Мученик был свидетелем истинной веры – воином Христа и Его истинным учеником. Даже если он не произносил никаких речей, сам его подвиг был миссионерской проповедью и апологией христианства. Ещё одной древней интерпретацией мученичества было понимание его как жертвы Богу и возможности стать учеником Христа, о чём упоминается в письмах мученика начала II века Игнатия Антиохийского.
Как стать мучеником
Современному человеку очень часто непонятно это добровольное и горячее стремление к мученичеству. Причин такого свободного принятия смерти могло быть несколько. Во-первых, желание подать пример другим христианам и показать, что человеку под силу вытерпеть тяжёлые страдания и не отречься от веры. Во-вторых, нельзя сбрасывать со счёта стремление разделить со своими друзьями и близкими их почётный и страшный жребий (возможно, именно таким был основной мотив Сатура в «Страстях Перпетуи» – не бросать своих оглашаемых). Наконец, это мог быть протест против репрессивных мер властей по отношению к христианам.
Стремление к мученичеству вызывало различную реакцию у представителей разных христианских течений. В ортодоксальной христианской церкви к верующим, самостоятельно искавшим мученичества, относились с опаской и осторожностью, так как те могли не выдержать и отступиться. «Венец даётся по Божиему удостоению», – писал мученик III века епископ Карфагена Киприан. Искать этот венец раньше срока считалось некоторыми отцами Церкви почти греховным. Однако если такому нетерпеливому христианину удавалось выдержать всё до конца и претерпеть мученическую кончину, его признавали мучеником, как и других погибших за веру.
Мученичество считалось самым славным концом жизни для христианина, но к нему христианину нужно было быть готовым, чтобы не отпасть, не выдержав испытаний. Готовность к мученичеству достигалась разными способами: от знакомства христиан со Священным писанием и укрепления их в вере до постов и всевозможных аскетических практик, о чём писал, например, в III веке христианский апологет и богослов Тертуллиан.
Таким образом, для христиан первых веков возможность оставаться христианином, до конца свидетельствуя о сокровищах веры, была большей ценностью, чем сохранение спокойной жизни и даже просто жизни. Статус христианина подразумевал внутреннюю готовность к жертве вплоть до смерти. Не случайны дебаты среди христиан первых веков о том, возможно ли в принципе покаяние и возвращение в Церковь для тех, кто не выдержал угроз и отпал.
Миланский эдикт сделал христианство официально признанным сперва в качестве разрешённой, а потом и обязательной религии империи, и феномен мученичества, казалось бы, должен был уйти в прошлое. Но теперь наиболее искренних и горячих христиан стали гнать не только государственные власти, но и церковные, всё более зависимые от государства.
При столкновении с мусульманским миром появляется термин «новомученик», который окончательно утвердился в ХХ веке, когда развернулись жесточайшие гонения на церковь от коммунистических властей. Однако в истории Церкви не менее актуальны примеры отстаивания христианином правды Христа в среде номинальных христиан, и трудно сказать, чей пример – мучеников первых веков или таких вот людей – будет более актуальным сегодня.