Мало, в 5 раз меньше, чем петиция 2012 года с возмущением по поводу его же экстремистских заявлений, – 4 987 голосов. Мало, хотя и в 20 раз больше, чем июньская петиция 2015 года с требованием лишить сана самого о. Всеволода, – 49 голосов. Неудачный PR-ход, провокация уволенного церковного чиновника не удалась, звезда Чаплина закатилась, сейчас у церкви другие задачи – в подобном ключе звучит большинство откликов об инициативе о. Всеволода, попытавшегося в очередной разыграть не однажды опробованную в истории комбинацию. «Считаем в корне неправильной ситуацию, в которой христианские общины – епархиальные и приходские – лишены в Русской Православной Церкви возможности участвовать в избрании своих духовных руководителей», – пишет прот. Всеволод в своей петиции и предлагает обсудить, как это положение может быть изменено.
Однако кроме как на сайте самой петиции широкого обсуждения поставленных вопросов не случилось – все восприняли ее как провокацию, видимо, подразумевая, что это главный жанр выступлений о. В. Чаплина. От либерального крыла инициативу «свернул» Андрей Десницкий, доказав как дважды два, что выбирать – дело хорошее, но в нынешней церковной ситуации делать это некому, слишком узок и трудно определим круг людей, входящих в приход. Ультраконсерваторы назвали инициативу о. Всеволода «церковно-парламентской демократией», отнеся ее к модернизму, обновленчеству и кочетковству, то есть поставив в самый страшный в ряд фундаменталистских проклятий, которые нельзя признать еретическими только в силу их неприкрытой глупости. Неотвеченными остаются в деле поставления священников и архиереев несколько трудных, но важных вопросов:
- Бог с каким поставлением более согласен – с участием всего церковного народа или без него, просто по желанию ставленника, одобренного архиереем?
- Кого мы считаем церковным народом, христианами вполне, которым можно доверить самые важные вопросы, мистические? Ведь рукоположение священника и епископа – вопрос не только и не столько управленческий, сколько мистический: о знании воли Божьей и умении ее воплотить в данной ситуации.
Решение первого вопроса напрямую связано с решением второго. Ведь свидетельство о согласии или несогласии Божьем мы надеемся услышать не прямо с небес, а изнутри своего сердца и от тех, кто ближе к Богу. С апостольских времен такими близкими к Богу, живущими в Духе Святом по примеру Христа принято было считать всех верных, которые при поставлении должны были засвидетельствовать о вере и благочестии будущего пресвитера или епископа троекратным «аксиос» – достоин. «В I–III вв. выборы епископа производились всей общиной (Didache 15: 1) при участии епископов соседних епархий, которые затем совершали рукоположение избранного кандидата». В 3-й главе «Дидаскалии апостолов» сказано, что епископ избирается всем народом по воле Святого Духа и рукополагается в воскресный день епископами из соседних епархий в присутствии всех пресвитеров города. Это третий век. В конце IV века – в 393 году на Гиппонском соборе при Блаженном Августине и в 436-м на Четвертом Карфагенском соборе – подтверждается правило обязательного участия церковного народа в выборах епископа и клира.
Но был и «противоход». Уже в середине IV века на Лаодикийском соборе под несчастливым 13 номером принимают правило: «Да не будет позволяемо сборищу народа избирать долженствующих произвестись во священство». Каноны, как известно, – почти всегда реакция на нарушение нормы, а значит, правило было принято не только из опасений, а в ответ на ошибочное избрание (или попытку избрать) священника неким смешанным собранием, «сборищем» церковных и нецерковных людей. После Миланского эдикта императора Константина 313 года, когда христианство стало легитимной, одобренной при дворе религией, церковный народ зачастую смешивался с нецерковным. Из-за этого влиять на поставление священников и епископов стали люди могущественные, но не обязательно верующие. Этот факт уже в ранней церкви заставил принять в так называемых «Правилах святых апостолов» правило 30, запрещающее избирать епископа и клир «мирскими начальниками». Нарушавший это правило епископ подлежал извержению из сана, а все «сообщающиеся с ним» отлучались от церкви.
Все это привело к тому, что, справедливо опасаясь влияния на церковь людей неверующих, доверять поставление пресвитеров (священников) и епископов стали только епископам, выделив их в особую касту, которая взяла на себя смелость (и ответственность) представлять весь церковный народ. Но церковь-то состоит не только из епископов и в основном не из них. Она соборна, или иначе, как говорил в IV веке епископ Амвросий Медиоланский, «Церковь есть некая форма справедливости, общее право всех; сообща она молится, сообща трудится, сообща испытуется». И хотя кастовое устройство церкви складывалось веками, трудно такое положение дел назвать нормальным. Так, святитель Игнатий (Брянчанинов) в 60-е годы XIX века считал необходимым «уничтожение касты так называемого духовного звания как неправильности, которая вкралась сама собою, в противность правилам Св. Апостолов. Восстановить древнейший обычай Церкви: епархия да избирает для себя архиерея, а приход – иерея, диакона и причетника, свидетельствуя о их благочестии». Это необходимо, считал епископ Игнатий, еще и для того, «чтобы уничтожить в духовенстве рабство по мысли и указанию святых Апостолов».
Синоду понадобилось более полувека, чтобы оценить мысль епископа Игнатия по достоинству и обратиться к Русской церкви с предложением восстановить древний православный принцип выборности епископата. Это произошло 29 апреля 1917 года, тогда же был учрежден Предсоборный совет для подготовки Поместного собора. Затем Синод выпускает несколько постановлений о самоуправлении епархий и приходов с правом выборов духовенства и епископата: «...вся жизнь епархий перестраивалась снизу доверху в духе самоуправления. Самоуправляющийся приход, самоуправляющаяся епархия. Начались генеральные выборы всех епископов. В большинстве епархий были выбраны уже сидевшие на этих кафедрах епископы. Таким образом водворился мир церковный. Но некоторые выбраны не были, например, Антоний (Храповицкий) в Харькове, Серафим (Чичагов) в Твери, Агапит в Екатеринославе», – пишет А.В. Карташев в своей работе «Революция и Собор 1917–18 гг.».
Сам собор, увы, права выбора прихожанам не дал, приняв следующую формулировку по данному вопросу: «архиерей принимает во внимание и кандидатов, о коих ходатайствует приходское собрание». Надо признать это решение неожиданным. В собранных к собору «Отзывах епархиальных архиереев» почти все, приславшие отзывы, видели в избрании народом епископа и клира древнюю церковную норму. Например, епархиальная комиссия, возглавляемая епископом Архангельским и Холмогорским Иоанникием (Казанским), ссылаясь на св. Киприана Карфагенского, написала: «Народ имеет власть не только избирать достойных священников, но и отвергать недостойных». Судя по «Отзывам», большинство епископов Русской церкви было за выборы священства прихожанами на определенных условиях, самым популярным из которых было духовное образование.
Интересно было бы узнать и открыть народу мнения современных наших архиереев: считают ли они, во-первых, действительной древнюю норму выборов епископа и клира, а во-вторых, готовы ли на подобный шаг в своих епархиях? Нетрудно признать, что у нас сейчас, после столетия атеизма и уничтожения церкви, нет и не может быть епархий, где нормальные ответственные выборы кандидатов на рукоположение всем православным народом могли бы состояться, как это, например, случилось в мае 1917 года в Петроградской епархии: «В 1-м туре было выдвинуто 11 кандидатов, во 2-м туре их осталось трое: Финляндский и Выборгский архиеп. Сергий (Страгородский) (впосл. Патриарх), Уфимский и Мензелинский еп. Андрей (Ухтомский) и Вениамин (Казанский). 24 мая на Петроградскую кафедру был избран Вениамин (976 голосами из 1561)» Но следует ли из неготовности народа, что его и не нужно готовить, что апостольская норма (Деян. 6: 1–6), на которую опираются каноны, не актуальна? Опознав в петиции о. Всеволода Чаплина провокацию, в ответ считают нужным показать несвоевременность поставленного вопроса и замолчать. Но постоянное откладывание решения этого вопроса только усугубляет ситуацию, как показывает завершающееся с момента Собора 1917–18 гг. столетие. Мы видим не только нарастающий разрыв между клириками и мирянами, между епископами и священством, но и растущую разобщенность внутри самих церковно-иерархических страт. Трудно не только найти дружеский круг в епископской среде, но и в клире (священническо-диаконской), немногим проще среди прихожан, но и там в основном общение ограничивается воскресным днем.
По сути, вопрос о власти в церкви является вопросом о вере церкви в саму себя, о признании в церковного народа народом, избранным Богом, в котором, по слову апостола, каждый является священником и царем, поставленными для служения Христу и Его Церкви (ср. 1 Пет. 2: 9–10, Откр.1: 6; 5: 10). Это вопрос о реальности крещения, рукоположения, а значит, и других таинств и священнодействий. Он не может быть отложен, так же как и быть решен раз и навсегда. Во все церковные времена его придется решать творчески, по вере, в каждом конкретном случае. Вопрос, кто в церкви имеет право голоса, касается не только выборов клириков, он имеет и общественную значимость. Это вопрос о возможности высказываться в обществе от имени церкви и просто как церковный человек, православный христианин – об общественной жизни, культуре, этике, истории, политике и т.д.
Патриарх, возглавляющий поместную церковь, наверное, может? А еще кто? Архиереи? Священники и диаконы? Чиновники Московской патриархии? О. Всеволод Чаплин, которого многие считали таким «голосом церкви», после увольнения с должности председателя Синодального отдела МП может таковым считаться или теперь таким голосом стал заместивший его чиновник 3-го класса Александр Щипков? А бабушка из нашего храма может? Пусть не одна, а две-три или целый приход? Или ей (им) для этого нужно разрешение (благословение) настоятеля, благочинного или снова епископа? Вопросы эти кому-то покажутся нетрудными до первой конфликтной ситуации. Но разрешение их, как я вижу, лежит именно в восстановлении церковной нормы участия народа в выдвижении священников и епископов из своей среды, в согласии с апостольской традицией. Нельзя сказать, что для этого ничего не сделано и не делается в Русской церкви в последние годы. На первое место здесь нужно поставить ведение во многих епархиях обязательной катехизации (научения вере) перед крещением, что должно помочь человеку обрести христианскую веру и взять ответственность за церковь. В большинстве известных мне случаев это, правда, делается «для галочки», чтобы не сердить архиерея, в других напоминает кампанию в духе «борьбы за урожай», когда всё событие состоит из шума вокруг него. Но есть успешный опыт, в который вложено много труда. Наряду с этим важно восстанавливать в церкви общинное братолюбивое «некастовое» устройство, возвращающее современное христианство к евангельским началам, когда верующий осознает себя в церкви хозяином, а не гостем, сыном, а не наемником.
Вопрос созидания общин и братств оказывается еще более тяжелым. Объявленная в 2015 году в нескольких СМИ дискуссия о «Проекте положения о православных общинах» так и не началась. Но есть несколько очагов, где такие общины и братства зарождаются, и большинство из них так или иначе связаны с катехизацией. Кроме Преображенского содружества малых братств, которому в прошлом году исполнилось 25 лет, могу назвать Свято-Успенское братство в Екатеринбурге, братство Святое дело в Красноярске. То, что и катехизация и общинно-братская жизнь сегодня чересчур локальны в нашей церкви, настораживает, конечно, потому что такими малыми силами возродить православную церковь невозможно. Но, с другой стороны, это показывает, что сейчас время установления общения между этими небольшими и редкими сообществами, которые должны явить свою церковность именно в горячей заинтересованности в жизни и опыте друг друга и в открытости своего огласительного, общинного и братского опыта для других таких же сообществ, а также для всех, кто ожидает церковного возрождения. Это поможет вернуть веру в церковь не только в самой церкви, но и в современном российском обществе, за взаимодействие с которым еще недавно отвечал упомянутый автор непопулярной петиции.
