«Мы узнаём зло, когда имеем с ним дело»

Пока патриарх Кирилл косвенно высказывается на политические темы, политические философы рассуждают о морали. В День нравственности публикуем выступление Михаила Немцева

Узники концентрационного лагеря Освенцим, 1945 год. Фото: РИА Новости

Узники концентрационного лагеря Освенцим, 1945 год. Фото: РИА Новости

Записала Дарья Петрунина

Михаил Немцев:

Я хочу начать с очень простого тезиса: мы узнаём зло, когда имеем с ним дело. В эпиграфе книги Станислава Каспе «Политическая форма и политическое зло» есть фраза из романа Энтони Берджеса: «Что касается зла, оно должно быть уничтожено». В этом афористическом выражении пропущено определение зла. Подразумевается, что все понимают, о чём идет речь. Я буду говорить о зле моральном, а затем о зле политическом. Существует много определений зла, но мы воспользуемся этим: зло – это действие по причинению страдания вплоть до смерти, произведение невосстановимого разрушения.

Теперь проведём мысленный эксперимент. Произошла катастрофа: поезд сошёл с рельсов, погибли люди. Есть 4 вероятных причины произошедшего:

1. Ручьи размыли насыпь, и сместились рельсы. Это непредсказуемое природное явление, не поддающееся прогнозированию.

2. Повреждение насыпи должно было быть замечено обходчиками, но они не заметили его, хотя и были добросовестными. Катастрофа могла быть предотвращена, но этого не случилось.

3. Некто открутил гайки, рельсы разошлись. Этот некто был привлечён к суду и искренне не понимал, в чём проблема. Он не думал о роли гаек в поддержании железной дороги в рабочем состоянии.

4. Некто открутил гайки, рельсы разошлись, произошла катастрофа. Он сделал это именно для того, чтобы поезд сошёл с рельсов и трагедия случилась.

Михаил Немцев. Фото: Библиотека Иниго/youtube.com

Последний случай и есть моральное зло, то есть «зло ради зла». А теперь представим, что состав пущен под откос партизаном. Или представим совсем другую ситуацию: полицейский стреляет в человека, удерживающего заложника. Видимый результат их действий один: причинение вреда, разрушения. И полицейский, и партизан совершают зло, но их действия оказываются оправданы и обоснованы социальным или политическим контекстом. Тут мы пользуемся идеей меньшего зла. Кроме того, мы понимаем, что иногда человек действует в состоянии аффекта или совершает преступление по мотивам личной ненависти. Мы знаем, как это может быть, потому что обладаем способностью эмпатии. Если какой-то человек убил другого человека, ненавидя его, я не одобрю это действие, но при этом я знаю, как ненависть может подчинять себе сознание и туманить разум.

Массовая культура готова примириться со злом, которое является действием, сопряжённым с достижением какой-то другой цели, но со злом ради зла не справляется ни она, ни, к примеру, политические идеологии. Мы можем фантазировать о маньяках, которые совершают ужасные преступления, руководствуясь какой-то чудовищной целью, но мы относимся к ним как к вызову, как к страшной тайне человеческого сердца. С этой тайной не справляются массовая культура и идеология. В ней гнездится зло.

Но, кроме того, существует ещё и банальное зло. Это понятие появилось в связи с осмыслением чудовищных злодейств первой половины XX века: геноцид армян, геноцид европейских евреев, цыган и т. д.; массовые разрушения, бомбардировки… Зло превысило возможности человеческого воображения. Но оказалось, что такие злодейства творят люди, внутренне совершенно не соразмерные масштабу содеянного. О банальном зле говорила Ханна Арендт в своей известной книге «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме». Она наблюдала преданного суду организатора уничтожения европейских евреев Адольфа Эйхмана. Её поразило, что это был совершенно обыкновенный, «банальный» человек. Адольф Эйхман, тот самый странный дурачок, наблюдая которого Ханна Арендт переосмыслила старинные споры о радикальном зле и о зле вообще, был до смерти напуган там, в Иерусалиме. Он очень боялся смерти, поэтому прикидывался человеком, совсем ничего не понимающим. Но как иначе мог бы вести себя Адольф Эйхман, который так боялся смерти? Наверняка он понимал, что ему будет вынесен смертный приговор, и старательно искал стратегию, как дать самому себе хотя бы какой-то шанс избежать казни. Такой шанс он надеялся получить, изображая из себя человека, не способного к пониманию реального смысла своих действий. Он использовал формулу: «Я просто делал свою работу».

Суд над Адольфом Эйхманом, 1961 год. Фото: flickr.com

Анализ этой формулы позволяет прийти к тревожащему меня лично и, я думаю,  важному для многих сейчас в России расширенному пониманию банального зла. Оно может быть деятельностью институтов, которые можно назвать – по-английски это называется “evil institutions” – «институтами зла», или «злыми институтами». Это организации, учреждения или сообщества, основная функция которых – совершение злых действий. Они не реформируемы, их невозможно изменить. Например, концлагерь есть место, предназначенное для умерщвления. Это смысл его существования, без которого он не существует.

Кто работает в злых институтах? Совершенно обычные люди. Это не злодеи. Это те, кто в силу обстоятельств вынужден выполнять невыносимую для обычного, здорового человека работу. В таких институтах должны формироваться люди с особым стремлением к злу самому по себе. Однако ряд исследований функционирования карательных институтов тоталитарных режимов XX века всё-таки говорит о том, что большая часть людей, которая в них работала, не патологические садисты и каратели. Какая-то часть профессионалов, или «специалистов по злу», там быть, конечно, должна, чтобы учить других злу. Но это малая часть. Важно, что само функционирование таких институтов означает вовлечение в банальное зло простых, даже хороших людей. Тех, кто не хочет участвовать в больших злодействах, но «просто выполняет свою работу».

Сейчас можно наблюдать за тем, как, например, в Европе за последние 30 лет расширилось и продолжает расширяться понятие ответственности за Холокост. Мы понимаем, что те, кто управлял газовыми камерами в концлагерях, были непосредственными палачами. А люди, которые разрабатывали газ, были палачами? Или они были химиками, которые делали свою работу? А инженеры, которые разрабатывали клапаны? Они вполне могли осознать, зачем эти клапаны нужны.

Солдаты СА в качестве охранников концлагеря Ораниенбург под Берлином, 1933 год. Фото: wikimedia.org

В России эту проблему поднял своим расследованием Денис Карагодин. Он считает преступниками всех людей, причастных к убийству его деда в Томске во время массовых репрессий 30-х годов. Не только тех, кто нажимал на курок, но и тех, кто подносил патроны, занимался документооборотом, строил всю эту машину, которая задавила его деда. Это тоже проявления банального зла.

Скорее всего, химик, который делал химическое устройство для уничтожения массы людей, конечно, не предстанет ни перед каким судом, но он может предстать перед судом самого себя. Люди, которые осознали свою причастность к деятельности институтов зла, могут испытывать стыд или раскаяние, чувство ответственности или вины.

Политические формы или системы, которые создают условия для становления и развития злых институтов, тем и опасны для простых людей, что они легко оказываются соучастниками или исполнителями банального зла без специальных для этого решений. Когда мы узнаём, что некоторые проявления зла, наблюдаемые нами, являются результатом функционирования неких институтов, то это основание для политического суждения или политического действия. Если принять за определение, что политика – это искусство сбережения жизней, то исходной точкой политической мысли и политического самоопределения будет неприятие даже потенциальной возможности существования, становления и развития институтов зла. За их появление мы несём прямую ответственность – хотя бы перед своим собственным судом.

Читайте также