Пакет Яровой в свете старой легенды

Два антитеррористических закона, именуемых «пакет Яровой» (далее – ПЯ) уже три месяца как приняты Госдумой (24 июня) и Президентом (7 июля) и более двух месяцев (с 20 июля), как большинство новых статей имеют законную силу. ПЯ по сути не отдельный закон, а ряд существенных изменений к уже существующим законодательным актам. Глядя на первые плоды жизни при новых законах, хочется понять, что действительно уже сейчас ограничивают данные акты, чему дают ход, а главное, почему это законотворчество настоящий «знак времени», а то и времён?

Основной резонанс в народе ПЯ поднял в нескольких направлениях: баснословно дорогостоящем принуждении интернет-провайдеров хранить до 3-х лет всю проходящую через них информацию абонентов, ограничении свободы людей делиться своим вероисповеданием (миссионерства), снижении возрастного порога административной и уголовной ответственности до 14 лет не только за тяжелые сопутствующие экстремизму преступления, но и за недоносительство.

Не знаю, насколько затрепетали от введения ПЯ чужие международные и родные российские террористы. Молчат ли они все эти месяцы от испуга или от гнева и в ярости уже внесли имена законотворцев Яровой, Озерова и Пушкова в списки злейших врагов ислама/ЛНР/ДНР, сидят ли, затаившись в полной растерянности, не понимая, что им надо срочно поменять: стратегию, тактику, интернет-провайдера? Не заметили?! Не может быть…

Из еще не подорожавшего втрое и более в связи с ПЯ интернета я знаю следующее.

Подорожание интернет-трафика и сотовой связи отложено как минимум до 1 июля 2018 года (есть предложение от депутата А. Белякова отложить до 2023). Даже президент В. Путин уже попросил Ирину Яровую о возможности смягчить свой закон, чтобы он не разрушал «бизнес наших крупных операторов». Так что самое страшное для обывателей пока откладывается на неопределенный срок. Однако отдельные любознательные ведомства, чья корпоративная этика не всегда совпадает с общепринятой, не отказались от планов читать, слушать и смотреть всю нашу корреспонденцию.

Что касается ограничения миссионерской деятельности (согласно ПЯ теперь распространение религиозных взглядов требует в различных случаях специального письменного разрешения), тут зафиксирован ряд инцидентов с применением «закона Яровой», из коих около десятка имели отражение в СМИ. Ни один из них не относится к проповедникам радикального ислама, считающегося главной экстремистской угрозой современному миру. До нынешнего времени преследованию подвергались в основном христиане-протестанты: баптисты и пятидесятники, а также один вайшнав (кришнаит) Вадим Сибирев из Карачаево-Черкесии. Логика борцов с терроризмом выглядит, мягко говоря, непонятной. «Что же будет со всеми нами, – видимо, должны подумать боевики с Кавказа, – если безобидного вегетарианца-кришнаита чуть не упекли?» Какой сигнал послали ни разу в экстремизме не замеченным христианским конфессиям, применив новое законодательство к баптистам за устроение детской игровой площадки в Ноябрьске? Интересно, что кроме религиозной деятельности организаторам площадки вменили для острастки и чужую вину: нарушение техники безопасности на находящейся неподалеку не принадлежащей баптистам стройке.

Великий инквизитор Педро де Арбуэс осуждает на смерть семейство еретика

Но и тут, кажется, не так безнадежно, хоть и есть очевидное противоречие ПЯ в религиозной своей части и с 28 статьей 2-й главы Конституции РФ, гарантирующей свободу вероисповедания, и с Международными актами, например, 18 статьей Декларации прав человека. Впрочем, с защитой переписки и частной информации ПЯ тоже оспаривает и статью 24.1 той же 2 главы Конституции РФ и 12 статью Международной декларации прав человека. Не безнадежно, потому что Общественная палата на прошлой неделе попросила инструкций, подробно разъясняющих случаи по применению ПЯ. Не безнадежно, потому что среди христианских конфессий и других общественных сил быстро нашлись люди – хоть и немного таковых – показывающие, как нужно реагировать в новых правовых условиях. Не безнадежно, потому что есть прецеденты, когда суд полностью оправдал ответчиков, например, того самого вайшнава В. Сибирева и обвиненного по ПЯ устроителя другой детской площадки в Оренбургской области, баптистского пастора А. Дёмкина.

За недоносительство, кажется, пока никто не пострадал, ни взрослые, ни дети. Будем надеяться, что из-за отсутствия криминальных поводов и из благородства, а не из-за того, что все исправно доносят.

Но несмотря на то, что случаи применения законов из ПЯ отвлекают попусту приличных или просто очень занятых людей, будь то религиозные деятели, юристы или сотрудники разных госорганов, я осмелюсь предположить, что принятие пресловутого Пакета – знамение времени. Как будто оценку всего происходящего теперь я от кого-то уже слышал, до того, как оно произошло.

Более всего в связи с ПЯ вспоминается опасный для нашего неврастенического времени А. С. Пушкин: «паситесь, мирные народы» и далее. А затем Ф. М. Достоевский, его знаменитая 5 глава из «Братьев Карамазовых» – «Великий инквизитор» позволяет видеть новый «пакет законов» в определенном смысле «легендарным», то есть укоренившимся в написанной русским литературным гением легенде, потому что ПЯ слишком явно построен на неверии в человека, в его свободу, ум, честь, достоинство. Именно неверие в человека – вера Великого инквизитора, открытая им пришедшему вновь на землю Христу, если помните.

«Клянусь, человек слабее и ниже создан, чем ты о нем думал! Может ли, может ли он исполнить то, что и ты? Столь уважая его, ты поступил, как бы перестав ему сострадать, потому что слишком много от него и потребовал, – и это кто же, тот, который возлюбил его более самого себя! Уважая его менее, менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была бы ноша его. Он слаб и подл».

Чем, как ни слабостью, подлостью и детской доверчивостью, т.е. по сути заведомой глупостью наших граждан продиктовано желание законодателей запретить россиянину услышать, что думает и во что верит живущий рядом с ним или приехавший в Россию человек? Логика законов ПЯ: «Говорящий скорее всего враждебен и коварен, а слушающий простодушен и глуп». Для меня было бы непривычно спросить в конце какой-то речи, тем более проповеди: «дайте мне справку, что сказанное вами и есть истина». В определении истины я предпочитаю довериться не официальному документу, а скорее своему слуху, зрению, уму и опыту, и потому берусь разобраться во всем сам, в трудном случае при помощи более мудрых и опытных друзей и книг. А вы?

Инквизитор подсказывает, во-первых: «Это гордость ребенка и школьника. Это маленькие дети, взбунтовавшиеся в классе и выгнавшие учителя. Но придет конец и восторгу ребятишек, он будет дорого стоить им».

И во-вторых, Инквизитор свое презрение к человеку облекает в «милосердие», мол, ты сам-то разбирайся сколько угодно, еще кто-то разберется, это ваше дело, а о других вы подумали? – «Иль тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать – так ужасно им станет под конец быть свободными!»

ПЯ, как писалось выше, – это два свода поправок к законам, своего рода «вирус презрения», который исправляет прежнее законодательство так, что «исправленное» оно отказывает людям в уважении ума и свободы, в признании неприкосновенности частной собственности, в праве свободного исповедания и распространения своей веры, в защите свободы на обладание тайной личной жизни.

«И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – все судя по их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые мучительные тайны их совести – все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного».

Мне странно слышать, что официальные представители Русской церкви защищают ПЯ, говорят, что «принятый закон отвечает интересам традиционных конфессий». Странно именно потому, что христианская вера – это вера в Бога и человека, его свободу и достоинство. Дважды странно, потому что в основании ПЯ не только неверие в человека, но и неверие в Бога, Чье откровение, непрекращающееся по православному учению до самого конца мира, теперь регулируется дополнительной справкой от официальных религиозных структур, без которой миссионерство теперь запрещено. Это выгодно Великому инквизитору, сказавшему Христу: «Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать?» Но Он имеет право прибавлять к сказанному Им через того, кого Сам захочет, включая ослиц. Возьмет и скажет: «Анафема всем и каждому, запрещающим проповедовать Меня в России!» Что станем делать? А может и уже сказал. Что мы ответим, что он не наш, не православный, у него нет разрешения миссионерского отдела епархии и другого религиозного объединения?

Иллюстрация И. Глазунова к роману Достоевского «Братья Карамазовы»

Для определенной модели государства, где у власти стоят подлинные «представители масс»,[1] вполне возможно неверие в Бога и человека, но может ли такое неверие отвечать интересам церкви или даже церковной организации[2]? И что это в таком случае за интересы?

Конечно, ПЯ очередной серьезный тест нашей слабеющей свободы и невеликому умению мирно и плодотворно разрешать трудные ситуации. Страшно ведь не столько, что подорожает «потребительская корзина», так сильно завязанная сегодня на информационные технологии. Противно, когда читают твою почту, подслушивают и подглядывают, противно, но не страшно, если там нет криминала, больших коммерческих и государственных тайн. Для верующих такие ограничения тоже не страшны. Свидетельство веры никогда не давалось верующим легко, государственное разрешение может сделать его более удобным, но не более подлинным, а не разрешение менее удобным, но на силу и подлинность свидетельства это не влияет. Самое плохое, на мой взгляд, если «пакет Яровой» россиянам придется «впору», подтвердив рецепт счастья от Великого инквизитора:

«Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют; глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке».

[1] «У власти – представители масс. Они настолько всесильны, что свели на нет саму возможность оппозиции. Это бесспорные хозяева страны, и нелегко найти в истории пример подобного всевластия. И тем не менее государство, правительство живут сегодняшним днем. Они не распахнуты будущему, не представляют его ясно и открыто, не кладут начало чему-то новому, уже различимому в перспективе. Словом, они живут без жизненной программы. Не знают, куда идут, потому что не идут никуда, не выбирая и не прокладывая дорог. Когда такое правительство ищет самооправданий, то не поминает всуе день завтрашний, а напротив, упирает на сегодняшний и говорит с завидной прямотой: «Мы – чрезвычайная власть, рожденная чрезвычайными обстоятельствами». То есть злобой дня, а не дальней перспективой. Недаром и само правление сводится к тому, чтобы постоянно выпутываться, не решая проблем, а всеми способами увиливая от них и тем самым рискуя сделать их неразрешимыми. Таким всегда было прямое правление массы – всемогущим и призрачным. Масса – это те, кто плывет по течению и лишен ориентиров. Поэтому массовый человек не созидает, даже если возможности и силы его огромны» (Ортега-и-Гассет. «Восстание масс»).

[2] «Перед человечеством стоит тяжелейшая за­дача, которая заключается в том, что люди долж­ны осознать: церковная организация и Христова Церковь – совершенно различные понятия. Цер­ковь Христова – Тело Христово, Нетленное и Со­вершенное, а церковная организация – надстрой­ка над этим Телом, в которой господствовал и господствует мирской дух и мирские цели» (Архим. Сергий (Савельев). «Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли... Проповеди»).

Читайте также