Вопросы тугодума: я – Шарли?

Матерый чешский фантаст Карел Чапек использовал слова как опасную бритву. Он говорил, что трудно себе представить, какая была бы тишина, если бы люди говорили только то, что знают

Его современниками были лихие злодеи. Своей сатирой он не боялся равнять усы самому Гитлеру. Тот, испугавшись за прическу под носом, объявил Карела своим личным врагом.

А вот сейчас много слов говорят по любому поводу. Но все больше тупых. Которые не высекают истину из гранитной шелухи слухов и домыслов, а бьют с размаху в голову. Те, что потяжелее, могут и прибить совсем. Но это будет не смешно, а пошло, страшно и грустно.

В один день мир узнал, что во Франции есть газета Charlie Hebdo.  Мгновенно всем все стало ясно: кто враг, кто жертва, а кто – дурак, ничего не понимает. Вот я такой дурак. Хожу и задаю людям вопросы, чтобы понять.

Почему после убийства этих людей нужно говорить, что я – Шарли? И дело не в том, что подобная газета невозможна в России. Журнал «Крокодил» у нас выпустят только при поддержке правительства. Но ведь это не тот случай? Мне не нравятся их картинки. Они плохие и не смешные. Я не Шарли совсем. Мне их жалко, их убили жестоко и бесчеловечно, но я же не Шарли.

Карикатуристы всего мира нарисовали картинки, которые говорят, что карандаши победят террористов. Как? Наверное, это правильно и очень вдохновенно сказать, что убийством коллеги тебя не испугать. Ты только лучше будешь делать свою работу. А это правда будет так? Например, в России журналисты перестанут говорить про ядерный пепел? Или не будут больше забивать повестку дня кровью и удивляться потом, что все вокруг плохо?

Ребята, которые считают, что французских карикатуристов убили справедливо, почему так считают? Наверное, им тоже не нравятся их картинки. Хотя у нас на любом заборе много плохих картинок. В подъезде на стене, в лифте много всякой гадости. И про Бога бывает, и про веру, и про что угодно. И часто мы знаем детей, которые это делают. Их родителей знаем. Их тоже нужно убивать? Или детей убить, а квартиры родителей сжечь, как теперь принято делать. Так будет правильно?

Говорят, что все дело в свободе. Нельзя ограничивать свободу слова. Charlie Hebdo – это жертва борьбы за свободу. Так говорят. Но разве свобода слова – это не средство сохранения высшей ценности – человека? Разве не служит слово человеческой жизни и человеческому достоинству? Почему же тогда можно обижать многих верующих людей, рисуя дурные шаржи на тех, в кого они верят? Зачем это? Как поможет карикатура на Бога высмеять недостатки церковного устройства или фанатичность поклонников той или иной веры?

Почему такой острый повод вызывает такую плоскую риторику? Ты Шарли или не Шарли? Ты за карикатуры или за террористов? И почему кто-то считает, что французы должны выходить на митинги против терактов в другой стране? Что мешало устроить марш миллионов в собственной республике, когда там горел Дом печати? Как так получается?

И главное, мы ведь не можем поддержать свободу слова во Франции. Мы у себя ее не очень можем поддержать. Мы не научимся за эти короткие траурные дни рисовать карикатуры. И наоборот, вряд ли эффект от парижских терактов поможет быстро найти общий язык с исламскими радикалами или православными фундаменталистами. Но сколько должно быть мусульман в Москве и что они должны сделать, чтобы всю энергию, которую мы потратили на обсуждение исламской проблемы в Европе, мы, наконец, обратили на себя? Не на мусульман, а на себя. Ведь покуда гастарбайтеры у нас используются в качестве самой дешевой рабочей силы, их количество будет только увеличиваться. А общественное напряжение будем выводить время от времени через Бирюлевский гудок?  И по-другому никак?

И можно ли ответить на все эти вопросы, если смотреть на себя глазами своих врагов? То есть все наши родненькие грешки воспринимать только в контексте великого мирового прозападного зла?

Читайте также