«Хороший, плохой, святой» 

Никея выпустила новую книгу публициста Андрея Зайцева «Хороший, плохой, святой». Автор пытается ответить на вопрос, за что канонизирован император Николай II

Обложка книги Андрея Зайцева

Обложка книги Андрея Зайцева "Хороший плохой святой". Издательство "Никея"

Эстетически книга «Хороший, плохой, святой» вышла хорошей. Её будет приятно полистать интеллигентному человеку на досуге, если вдруг он захочет подумать над вопросом, зачем церковь канонизировала последнего русского царя. Но много ли таких сейчас среди нас? И найдут ли они там ответ? И почему книга вышла сейчас, а не на волне внимания к этой теме? Об этом думал и я, когда читал сей скромный литературный труд.

Собственно, книгой эту работу можно назвать с натяжкой. Скорее расширенная публицистическая статья с комментариями, обильными цитатами и сносками. Там нет драматургии, стилистически она в разных главах разная, но автор Андрей Зайцев начитывал материал, это видно.

Андрей Зайцев, редактор проекта «Староверы», автор книг «Хороший, плохой, святой», "Жития святых. Путеводитель", "Митрополит Сурожский Антоний. Жизнь. Творчество. Миссия".Фото: FB Андрея Зайцева

Оригинальных мыслей и новых открытий там нет. Но фактура как будто подогнана под единую линию. Позиция автора в книге хоть и скромно, но присутствует. В частности, он не скрывает, что канонизация царской семьи – это ошибка, причём совершённая наспех, грубо. И в этом можно с ним согласиться. Но дальше у него не хватает твёрдости довести этот вопрос до конца, хотя сам он его там ставит довольно ясно:

– Была ли канонизация царской семьи политическим актом или за этим решением стояло что-то большее?

Очевидно, что ответ на этот вопрос зависит от позиции самого вопрошающего. Для церкви как религиозно-социального института это событие носило исключительно политический характер. Нужно было отбить позиции в государстве, создать точку консолидации на своей стороне и прокинуть мост к нашим зарубежным братьям, для которых фигура Николая II имела огромное значение. И эти цели были достигнуты. Если же посмотреть на это по-евангельски и рассудить по Духу и по плодам, то мы видим, что разделений и язычества на этом мы получили куда больше, чем единства в вере.

И эта недоговорённость играет с Зайцевым злую шутку. Вспоминая в главе о царебожниках, где автор справедливой критикой щипает это явление за усы, он вдруг делает ложную посылку, исходя из которой, приходит к ложному выводу.

– В христианстве не существует понятия коллективной вины,  –  пишет Андрей.  – Человек не может каяться за других людей, а тем более отвечать за то, что случилось до его рождения. Поэтому Церковь однозначно осудила идеи царебожия и всенародного покаяния, напомнив, что искупительной жертвы Христа достаточно для спасения человечества.

Тут автор совершает несколько существенных подмен и говорит от лица церкви то, что ей чуждо и – более того – противостоит. Во-первых, коллективность –  это социальное, светское и даже советское понятие, которое, видимо впиталось Андреем и работает само по себе. Если бы увидеть за ним общинность и соборность, то уже было бы легче говорить о том, как работают духовные связи в церкви между людьми, которые разделены не только расстояниями, но и веками истории. Ведь если «Бог есть не Бог мёртвых, но Бог живых», то эта ответственность за предков становится очевидна, что не раз упоминается в Писании. И сам Христос взывал к покаянию народа, потому что понимал: этот призыв народу понятен. Во-вторых, даже простая церковная история знает немало примеров народного покаяния.

Призыв к покаянию  как пути спасения  встречается ещё во втором Изборнике Святослава Ярославича 1076 года и потом упоминается у разных авторов XII века. Епископ Владимирский Серапион в 1274 году открыл новый жанр церковной проповеди, в котором он призвал народ русский к покаянию. К началу XVII века Русь вновь встала перед лицом национальной катастрофы. И голос патриарха Гермогена указал путь нашему народу и его правителям. Такая практика встречалась и в ХХ веке. Странно, что автор игнорирует это, так как он не может этого не знать.

Здесь звучит вторая подмена о церковном осуждении этой идеи, меж тем как осуждены были чин и идеологические посылки тех, кто инициировал это движение в 90-е годы. Ну и сам вывод, что, дескать, спасительной жертвы Иисуса достаточно, означает, что покаяние теперь человеку не нужно в принципе, а это скорее соответствует духу протестантизма, чем православию.

В главе о том, почему церковь не поддержала царя, компромиссов не меньше, чем у самой РПЦ в 1917 году. Мягкость, желание никого не обидеть и поэтому не досказать, снижает градус всего текста. Меж тем как, поставив вопрос о церковной позиции к власти царя, Временного правительства и Петросовета, можно было бы многое объяснить себе и читателям про современное положение церкви в России. Здесь категорически невозможно развлечься одним лишь риторическим вопросом о том, могли ли Николай и тогдашняя имперская церковь избежать вынужденных политических решений. Это был поворотный этап в церковной истории в принципе: от синодального, или константиновского (по имени императора Константина, легализовавшего христианство в Римской империи  –  А.В.), периода к современному  –  постконстантиновскому. Если это упустить из внимания, то мы так и будем пытаться строить свою жизнь по-разному: кто по правилам дореволюционного благочестия, кто вообще по Домострою. А церковь живая. Она может меняться. Точнее, не может не меняться, так как в ней действует Дух и он «дышит, где хочет».

Фактически книга –  это своеобразная ревизия различных версий произошедшего в 1918 году с царской семьёй и происходящего сейчас вокруг их останков. Здесь есть осмысление иных статей, выборка и акценты.

Одной из самых удачных глав книги можно назвать «Между мамой и женой», в которой образ императора оживает, приобретая наиболее человеческие черты. Полагаю, они многим из нас знакомы, ведь Россия переживает женское время, и смею предположить, что тяготы Николая сейчас –  тяготы каждого второго мужчины в стране.

Царская семья. Фото архивов семьи Романовых.

Много внимания Зайцев уделяет вопросам святости как таковой. Это и понятно, иначе не получится толком сформировать позицию по главному вопросу книги:  за что же всё-таки решили признать царя, его сродников и свиту святыми. Но эти выкладки, стройные внутри себя, так и не помогли с ответом.

В конечно счёте святость  –  это отделённость от пустого и лишнего в этой жизни в пользу Бога. Это корень, растущий в вечность. Такие люди нередко встречаются среди нас, и многие из них, если не абсолютно большая их часть, никогда не будут канонизированы. Это худо для церкви как системы, которая не распознала и не признала в них святых. Но мало что значит для тех, кто был свидетелем их жизни. И уж для Бога тем более это не играет вообще никакой роли.

Читайте также