Начало войны... с памятью

Собеседник «Стола» Иван Курилла – доктор исторических наук профессор Европейского университета  в Санкт-Петербурге, специалист в области исторической памяти, исторической политики и роли историков в современном обществе, автор работ об отношениях государства и общества в современной России

Горельеф на ВДНХ, скульптор Евгений Вучетич, 1953 год

Горельеф на ВДНХ, скульптор Евгений Вучетич, 1953 год

–  О чём главном нельзя забыть, всматриваясь в июнь 1941 года?

– О том, что это начало огромной трагедии нашей страны и пик времени самых больших преступлений, совершённых в Европе в XX веке. Причём, говоря о преступлениях, надо вспоминать и о Германии, и о преступлениях против собственного народа и народов соседних стран, которые совершало советское руководство перед войной и во время войны. Июнь 1941 года был результатом не только агрессии Гитлера, начавшего массовое уничтожение нашего народа, но и политики, проводимой Сталиным во время уже шедшей почти два года Второй мировой войны.

Лекция доктора исторических наук, профессора ЕУСПб Ивана Куриллы в Сахаровском центре

– 9 мая вспоминают о той войне более масштабно, чем 22 июня. Вы тоже считаете, что День Победы достоин большего внимания, чем день начала той трагедии, когда бывшие союзники напали на СССР?

– То, что вы задаете такой вопрос, свидетельствует о смене поколений. Для ветеранов войны и для их детей это две даты одного порядка, связанные с одним событием, недаром и 9 Мая – «праздник со слезами на глазах». Они помнили войну и как величайшую трагедию, и как большую победу. После того как это поколение стало уходить, появляется возможность (или даже искушение) вытаскивать из памяти о войне только какую-то одну линию, не обращая внимания на другие. Это свойство перехода памяти в историю, когда вместо комплексного видения, в котором есть сразу и трагедия, и победа, и радость, и горе, можно от чего-то абстрагироваться и говорить  только о победе, или говорить только о трагедии, делая одно или другое предметом идеологии и политических спекуляций. Официальной пропаганде оказывается выгоднее говорить о победе, оппозиционная пропаганда часто ставит на трагедию и беду.

Я родом из Волгограда, где эта тема постоянно «на первой полосе», на слуху. Как-то один из наших губернаторов придумал: «Давайте создадим центр победы, ведь Сталинград – это символ победы». И в Волгограде отнеслись к этой идее неоднозначно. Люди говорили: да, это победа, но это ещё и уничтоженный дотла город, сплошная братская могила, самая кровавая битва в истории. Сталинград ассоциируется в памяти с миллионными боевыми потерями, как Ленинград – с чудовищными потерями среди мирного населения. Но и это некий раскол памяти. Под Ленинградом погибли многие тысячи солдат на Невском пятачке и в Мясном бору, а в Сталинграде, конечно, погибло и умерло очень много мирных жителей.

Фонтан «Детский хоровод» на вокзальной площади после окончания Сталинградской битвы Фото: Wikimedia Commons / Сергей Струнников

– Как исцелять эти расколы и болезни нашей памяти?

– Сегодня мы видим принципиальный поворот в общественной памяти, который помогает увидеть многогранность событий. Это особенно касается войны и репрессий. Есть желание и потребность вспомнить поименно всех, погибших в боях и в ГУЛАГе, похороненных в братских могилах или засыпанных в ямах Сандармоха. Это очень важное движение, связанное с семейной памятью. Люди хотят, чтобы их предки, которые участвовали в войне, не были забыты, ведь это не только общее горе, но и трагедия конкретных людей.

Мы видим большую работу по составлению списков жертв ХХ века, и на сайтах «Бессмертного полка», и на государственных ресурсах, и в проектах «Мемориала». Восстановление памяти о каждом погибшем и пропавшем человеке – это восстановление самого народа, в котором ни один человек не должен быть забыт. Этому же служит и установление табличек «Последнего адреса» на домах, откуда людей уводили навсегда на казнь, в тюрьму, в лагерь. Это меняет наше представление о глубине и масштабах трагедии и о том, как хранить память, когда непосредственных свидетелей этих событий почти не остаётся. 27 миллионов погибших в войне – это травма не только для отдельных семей (а некоторые семьи были просто уничтожены полностью), но и в целом для нации такая рана, которая ещё долго будет болеть. Эта травма, конечно, влияет на народную память. Что с ней произойдёт при смене поколений – один из самых острых вопросов, который стоит перед страной. Насколько это принципиально для нашего народа, мы видим по тем миллионам людей, которые выходят каждый год 9 Мая в рядах «Бессмертного полка» с портретами своих участвовавших в войне родных. Мы сегодня не видим ничего, что бы нас так объединяло, как память об этом прошлом. В августе на Фестивале «Время мира» будет специальная площадка, где мы будем обсуждать эти вопросы с историками, инициаторами движения «Бессмертный полк», поисковиками, журналистами.

Шествие региональной патриотической общественной организации «Бессмертный полк» Фото: kremlin.ru

Вы начали говорить про нашу общую память. Можете её как-то охарактеризовать? Чем война стала в сознании современника, а чем не стала, может быть, к сожалению?

– Эта память очень противоречива. В 70-е годы прошлого века война в нашей стране считалась ключевым событием, вокруг которого выстраивалась вся история XX века, но многое по идеологическим причинам упрощалось и замалчивалось: заградотряды, СМЕРШ, власовцы, преступления солдат Красной армии на территории Европы. Эти темы, которые тогда нельзя было изучать, во время перестройки оказались на поверхности, а сегодня они снова не поощряются. Есть проблемы с памятью о Сталине. С одной стороны, он главнокомандующий победившей страны, с другой – мы понимаем, какую цену мы заплатили за эту победу. Нельзя развести накладывающиеся темы войны и сталинских репрессий. Один из основателей гражданской инициативы «Бессмертный полк» Сергей Лапенков несколько раз говорил, что часто одни и те же люди оказывались и жертвами репрессий, и героями войны.

Ещё одна проблема состоит в том, что войну во многих странах Центральной и Восточной Европы стали представлять исключительно как столкновение двух тоталитарных режимов, забывая и про защиту своей земли и своего народа, и объединение и сотрудничество очень разных государств перед угрозой фашистской агрессии. Я думаю, что говорить о гибели десятков миллионов «из-за того, что два диктатора поссорились», неверно не только потому, что мы психологически не готовы к такой переоценке, но это, я считаю, оскорбление павших и живых, сражавшихся со злом нацизма.

В наше время одна из главных задач для нас, историков, – показывать те случаи, когда памятью кто-то манипулирует. Этим занимаются политики и во власти, и в оппозиции. Кто-то считает, что травмы лечатся забыванием прошлого. Но забыть обо всем никогда и никому не удаётся. Поэтому надо работать над исцелением нашей памяти.

Мемориал в урочище Сандармох, где  во время Большого террора 1937—1938 годов расстреляно и захоронено свыше 9500 человек 58 национальностей. Фото: Wikimedia Commons / Paulss88

И я считаю, что самое плохое, когда в памяти существуют недосказанность и разрывы, когда мы вынуждены додумывать то, чего не знаем, но очень хотим узнать. Надо постараться максимально всё вспомнить: поименно назвать людей, восстановить обстоятельства, ситуации, поступки, будь это героизм, ошибки или преступления. Это поможет кого-то простить и примириться, кому-то поможет прожить и пережить трагедию, которая не была им до конца прожита и пережита. Эта память «снизу», память не историков-профессионалов, а память семейная, становится всё более важным элементом национального разговора о прошлом, который обязательно должен произойти. Он уже начался, и я думаю, это ведёт нас в хорошем направлении не только по отношению к прошлому, но и к нашему сегодняшнему дню.

Читайте также