Ненаучный моральный закон
Продолжая преподавать естественные науки (ведь нужно было на что-то жить, пенсии ему не полагалось), Кант пишет свои великие «Критики», цель которых, по его собственным словам, – ограничить научное знание, чтобы освободить место вере.
Первая часть декларированной им цели – «ограничить научное знание» – принесла Канту всемирную известность. Указать науке на ее скромное место убедительнее, чем он, никто не смог. Философ обращает внимание на то, что наука видит мир пронизанным причинно-следственными связями, и в этом ее ограниченность. Ограниченность не только науки, но и человеческого рассудка, к которому наука апеллирует.
Научная картина мира, где все обусловлено и имеет свою причину, должна повергнуть любого мыслящего человека в уныние, считал Кант. Ведь в царстве причинности не остается места свободе, творчеству, моральному выбору. Действительно, в «просвещенный» XVIII век передовые мыслители были склонны объяснять самые нравственные поступки и высокие порывы тонким эгоизмом и утилитаристскими расчетами. Такое объяснение считалось передовым и научным, и именно оно задело Канта за живое.
[caption id="attachment_10043" align="aligncenter" width="450"]
«Золотое правило» не от Бога
Убежденный в том, что научное знание покусилось на ту сферу, где в действительности объяснить ничего не может, Кант принялся за построение собственной теории. Как и учение утилитаристов, теоретические выкладки Канта были не идеальны. Они тоже базируются на недоказуемом основании – на вере в человека и его свободу. Точнее, в возможность этой свободы.
Кант отдавал себе отчет в том, что «доказать научно» можно что угодно. Поэтому моральный закон внутри нас – это предмет веры. Я верю, что поступаю морально не из тайного страха и не потому, что это мне почему-либо выгодно, а просто потому, что так должно.
Ответ на вопрос, почему и как должно, Кант дает в своем знаменитом категорическом императиве: поступай согласно такому правилу, которое ты хотел бы видеть всеобщим законом. Кантовский императив имеет очевидное сходство с Золотым правилом этики, лежащим в основе мировых религий и многих этико-философских учений: «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Несмотря на это, философ настаивает, что его правило не вытекает ни из одной религии, но выводится рационально и может (и должно!) быть принято любым мыслящим существом, независимо его религиозных воззрений. И, что важно, принято безусловно.
Человек не может рассчитывать на то, что его моральный поступок обязательно повлечет за собой благо. Кант настаивает, что мы не можем знать последствий наших поступков и не должны принимать их в расчет, поступая морально. (Самый шокирующий пример морального поступка по Канту – сказать правду убийце о том, что его жертва спряталась у вас дома.)
[caption id="attachment_10046" align="aligncenter" width="800"]
Кантовский Бог и абсолютно прекрасный Человек
И вот здесь наконец появляется вера, для которой Кант усердно расчищал место. Человек не может оставаться человеком и поступать морально, если не имеет надежды, что его моральные поступки в конечном счете послужат ко благу. Причинно-следственной связи «моральный поступок – благо» по определению быть не может (см. пример с убийцей). Мы можем лишь надеяться, что Бог (а кто же еще?) сведет воедино наш моральный поступок и благой результат. Вот так у Канта появляется Бог. Не мораль вытекает из религии, а религия из морали. Иначе человек лишен надежды и стимула творить добро, убежден философ.
В этом, собственно, и заключается кантовское доказательство бытия Бога. Похожим образом, логически, выводит он и бессмертие души: его необходимо допустить, иначе у человека не будет надежды увидеть категорический императив всеобщим законом. Мы должны надеяться, что в вечности когда-нибудь все люди настолько приблизятся к совершенству, что действительно все без исключения будут моральны. Это кантовский аналог Царства Небесного.
В университетском курсе философии об этой части учения Канта говорят мало и со снисходительной улыбкой. Этика Канта, как правило, оканчивается категорическим императивом, а вера (без которой философ не мыслил морали) опускается как нечто маловразумительное. Веру Канта мало кто готов понять и принять. Особенно непонятна та необходимость и неизбежность, с которой вера у него вытекает из морали. Сам философ эту необходимость созерцал предельно ясно.
Понятно, почему Канта ругали его коллеги-ученые: какой-то непонятной верой он испортил стройную логическую и довольно-таки научную конструкцию. Понятно, почему его недолюбливают христианские философы: в своей выведенной из разума религии Кант упразднил и Богочеловека Христа, и Церковь, и молитву. У него есть только вера в Бога-Творца, бессмертие и надежда.
Странная религия, но что достойно уважения, так это его вера в человека. Кантовский человек не испорчен первородным грехом, его врожденный моральный закон соответствует Божественному замыслу о нем. Он готов поступить морально без всякой награды, просто потому, что он человек. И здесь нет лукавства, Кант действительно в это верил, иначе бы ему незачем было затевать всю эту историю с критикой «чистого разума», «способности суждения» и т.д.
