«Им песен я своих не дам» Осенью 1917 года 28-летняя поэтесса сделала выбор, определивший всю её дальнейшую жизнь: она осталась в России. Ахматова понимала всю эпохальность своего решения и гордилась им. Она как бы сама вписывала своё имя в скрижали истории: И знаем, что в оценке поздней Оправдан будет каждый час; Но в мире нет людей бесслёзней, Надменнее и проще нас. У поэтессы не было никаких иллюзий относительно людей, которые пришли к власти в октябре. В своих стихах Ахматова прямо называет большевиков «врагами», а брошенную им на растерзание страну – погибающим Содомом, краем «глухим и грешным». Многократно обыгрывая тему личного подвига, в своих стихах Ахматова торжественно обещает не иметь ничего общего с «врагами»: Их грубой лести я не внемлю, Им песен я своих не дам. (1922) Могла ли предвидеть она, что это обещание ей придется нарушить? Родной Содом Ахматова оставалась в России, уже сознавая себя великой русской поэтессой, признанной современниками и коллегами по цеху. Она оставалась как поэт, а значит, и пророк. Да еще и в кольце врагов, в стране, отрекшейся от Бога, где её в любой момент могли побить камнями, расстрелять, повесить... Добровольно подвергнув себя (и своего ребенка) такой опасности, она с пафосом пророчицы обличала уехавших: Не с теми я, кто бросил землю На растерзание врагам... <...> А здесь, в глухом чаду пожара Остаток юности губя, Мы ни единого удара Не отклонили от себя. Поистине библейская ситуация, и какой «материал» для творчества! Недаром именно в эти годы Ахматова пишет цикл «Библейские стихи». Она – жена Лота, она оплакивает родной Содом и готова отдать жизнь за право жалеть его и любить. Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце моё никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Памятник Ахматовой напротив здания петербургской тюрьмы "Кресты", 2006 год
