Экспресс-курс любви к людям от Александра Пушкина

И в творчестве, и в своей жизни поэт являет такие примеры человеколюбия, которые позволяют поставить его в один ряд с прославленными святыми, считает школьный преподаватель этики и катехизатор (учитель христианской веры и традиции – «С») Андрей Ошарин. В беседе со «Столом» он рассказал, где видит истоки такого отношения Пушкина к людям и почему его произведения можно читать как Евангелие

Иллюстрация: Пушкин. Автопортрет, 1899 год

Иллюстрация: Пушкин. Автопортрет, 1899 год

«Шизофрения» Александровской эпохи

Пушкиноведы в основном сходятся на том, что Александр Сергеевич был скорее атеистом, чем верующим христианином...

И при этом был страшно суеверен.

Да. Но как же так получилось, что у поэта-атеиста произведения пронизаны такой любовью к человеку, какой многим христианам стоит поучиться? И то, что называется «пушкинским гуманизмом», тоже общепризнанный факт.

Когда говорят, что Пушкин атеист, меня это внутренне взрывает. Но давайте сначала разберемся с термином «гуманизм». Гуманизм как таковой – учение, которое породила эпоха Данте, Боккаччо, и, вообще говоря, это ересь. Гуманизм стоит на трех китах. Первый кит: Бог не так важен и вообще мешает творческой самореализации человека. Второй кит, и основной со светской точки зрения, – антропоцентризм, то есть человек – вершина всего. И третий кит – это знания. Гуманисты того времени не утверждали, что Бога нет, это уже потом Вольтер назвал Бога «Великим Часовщиком», который сделал свое дело и отошел, это так называемый деизм, а от него до атеизма всего один шаг, что и случилось. К гуманизму боккаччевскому пушкинский гуманизм не имеет никакого отношения. Но то, что с точки зрения любви и уважения к человеку Пушкин великий гуманист, это точно.

То есть как гуманист он не еретик?

Нет, конечно. Здесь важно понимать, что как поэт, творец, как личность Пушкин – порождение Александровской эпохи и несет на себе все ее родовые пятна. Кем был Александр для этой эпохи? Он очень многолик. «Властитель слабый и лукавый» – называет царя Пушкин в десятой, уничтоженной главе «Евгения Онегина». Всю жизнь Александра пронизывает страх, начиная со страха перед отцом – императором Павлом. Он боялся всю жизнь, поэтому привык лицедействовать. Сначала это был идеалистически настроенный государь, который собирается дать России конституцию. Потом начинается реакция. Аракчеев был лично очень предан Александру, который хорошо знал, что Аракчеев подлец. Третий «лик» императора, если верить легенде, – это старец Федор Кузьмич, который ходил по Сибири. Николаю I докладывали, что по всем основным признакам это государь Александр I, инсценировавший собственную смерть. Толстой в эту легенду свято верил, а он был не самым глупым человеком в России.

Для чего я об этом говорю? Чтобы понимать, в какой шизофрении живет Пушкин. Здесь все, начиная с императора и заканчивая церковью, лицедействовали. Нужно понимать, что Пушкин восстает не против Бога или церкви, а против лжи и фальши в стране и церкви. У него есть совершенно замечательное высказывание о том, что попы «носят бороды» и «не принадлежат к хорошему обществу».

А кто-то понимал, что Пушкин не против Бога выступал?

Пушкин-то это точно понимал, иначе был он не написал «Пророка», не написал бы своего письма к Филарету, не получил бы от него ответ и не назвал бы его «серафимом» в обратном послании. Он встретился с нормальным церковным человеком и с ним открыто, искренне поговорил. Искренность и отсутствие фальши – краеугольный камень гуманизма Пушкина. Фальшь он очень хорошо чувствует и не хочет в этом участвовать.

Икона. Беседа Александра Пушкина и митрополита Филарета

Простить по-пушкински

Если говорить о гуманизме Пушкина, то очень хорошо видно, что он формируется в лицейские годы. Меня поражает, с какой любовью и насколько бережно лицеисты относились друг к другу, какой честью, честностью и дружественностью они были проникнуты. В Михайловском сохранились черновики пушкинских произведений. Они все изрисованы портретами лицейских товарищей, а ведь сколько времени прошло? А как они (лицеисты) берегли Пушкина! Пущин к нему приезжает за несколько дней до декабрьского восстания, привозит «Горе от ума» Грибоедова и ни слова не говорит, а ведь он руководитель.

О роли Пущина в восстании мало кто знает. Он служил по судейскому ведомству – самое позорное для декабриста занятие. Но Пущин специально туда пошел: решил, что там, где плохо, – именно там он и должен быть. И этот человек в сюртуке отдавал команды на Сенатской площади, когда военные, струсив, молчали. Потом, под картечью, Пущин спокойно уходит домой и ждет ареста. Утром его забирают. Пущин и Кюхельбекер были арестантами «первой категории», то есть считались самыми опасными. Пущин сидел в Алексеевском равелине (политической тюрьме, сооруженной по приказу императора Павла), он получил 13 лет каторги и 17 лет ссылки. На суде против него давал показания – вы не поверите кто – Кюхельбекер. Причем ложные показания. Для Пушкина это был удар. Потом, правда, «Кюхля» плакал, каялся, чуть с ума от этого не сошел...

Его, наверное, пытали?..

Едва ли. Но то, что он был тогда, по воспоминаниям Бартенева, в не совсем вменяемом состоянии, – это точно. Простил ли его Пушкин? У Анненкова есть очень точное описание их первой встречи после всего происшедшего (Кюхельбекера тогда конвоировали в Сибирь), и это была потрясающая встреча: они бросились друг к другу на грудь, Пушкин заплатил конвоирам денег, чтобы его оставили хотя бы на ночь... У меня вопрос: что это за качество у Пушкина – всеядность или нравственное стремление простить, понять и помочь? Себя я часто спрашиваю: а у меня как у христианина есть то, что было у «нехристя» Пушкина? Способен ли я так же искренне простить? Это прощение дало силы Кюхельбекеру в дальнейшем выправляться.

Портрет В. К. Кюхельбекера. (Справа - рисунок Пушкина, 1826 год)

Умение Пушкина прощать меня поражает. У нас ведь в связи с его дуэлью с Дантесом сложилось представление, что Пушкин – это такой горячий арап, который спуску не даст. Но это вовсе не так. И вот еще один пример. Был у Льва Толстого двоюродный дядя Федор Иванович Толстой по прозвищу Американец – хулиган, картежник, бабник и бретер. Он распускает о Пушкине слухи, что якобы того «прогнули» в «Тайной канцелярии». Пушкин вызвал его на дуэль. Знаете, чем дело закончилось? Американец держал над головой Пушкина венец, когда тот венчался: они стали очень большими друзьями. Как это произошло? Что они говорили друг другу? Не знаю. Этих вещей в Пушкине многие не видят, не знают. Он ведь взял клятву с Данзаса, что тот не пристрелит Дантеса. Отцу Владимира Сергеевича Соловьева, ректору МГУ, историку Сергею Михайловичу Соловьеву принадлежит мысль: слава Богу, что Пушкин не убил Дантеса, а наоборот, Дантес убил Пушкина. Потому что иначе Пушкин в народном сознании не стал бы Пушкиным. Убийца не мог стать человеком, про которого можно было бы сказать «наше всё».

Все ведет к тому, что Пушкина, как и Чехова, можно назвать христианином без Христа?

Я бы не спешил с таким выводом про то, что Пушкин не был христианином. Ведь есть видимые и невидимые для нас границы церкви. Например, Булат Окуджава крестился незадолго до смерти. Не мне решать, христианин он или нет. Что касается Пушкина, то это человек, который написал «Пророка». Я это стихотворение читаю, как Евангелие, – до запятой. «Духовной жаждою томим...» – вот первая интенция, с которой человек может обращаться к Богу. Пушкин был духовной жаждою томим, он всю жизнь с собой разбирался. «Гуманизм» Пушкина не сразу выстрелил. В «Евгении Онегине» он пишет: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». То же в стихах Вяземскому: «На всех стихиях человек – тиран, предатель или узник».

Решить неразрешимое

Читая Пушкина, я учусь у него доброте и любви к людям. Христианин ли он, если он мне, якобы христианину, подает такой пример, – я ответить не могу. Кто был нам больше нужен – Серафим Саровский или Пушкин? Или – слава Богу, что есть и тот и другой? Архимандрит Зинон (Теодор) неспроста написал икону, где рядом со святителем Филаретом изобразил Пушкина. Его стихотворения «И вновь я посетил...», «Я памятник себе воздвиг» – это манифесты любви к людям.

В них звучат требования социальной справедливости. За то же сражаются и революционеры всех мастей, но об их человеколюбии мы, как правило, не говорим...

Согласен. Значит, пришло время поговорить о «Капитанской дочке». По этому произведению можно понять, чем отличается Пушкин от всех революционеров, вместе взятых. Вы никогда не задумывались, почему Пушкин начинает «Дубровского» и не заканчивает, а переходит к «Капитанской дочке»?

Серебряков. Иллюстрация к повести "Капитанская дочка". Пугачев показывает дорогу Гриневу

Романтизм иссяк.

Совершенно верно. В «Дубровском» все понятно: есть «белый» барин, который «за народ», – Дубровский, и «черный», «против народа», – Троекуров. Но однажды Пушкин понимает (ведь он не просто поэт – он пророк!), что не получится этого союза дворянства с народом. Люди говорят, мыслят, живут по-разному, они разнополярны. Поэтому он и бросает «Дубровского». Тогда происходит его прорыв к «Капитанской дочке», которая, на мой взгляд, является апогеем творчества Пушкина. Он показывает абсолютный антагонизм народа и правящего класса, их совершенную непримиримость. При этом Пушкин абсолютно честен: он показывает адекватную правду одних и адекватную правду других. «Капитанская дочка», как и «Маленькие трагедии», и «Медный всадник», не просто ставит вопросы – она дает ответы. Страна движется к бунту, страшному, кровавому, который может разрушить Россию (что потом и произошло). И какие пути выхода показывает Пушкин? Не буду подробно разбирать всю повесть, назову три ключевых момента. Путь на самом деле один, и в повести есть три указания на него: Гринев отдает Пугачеву заячий тулупчик, Пугачев отпускает Гринева и Машу, Екатерина II помогает Гриневу. Три точки милосердия: Гринева по отношению к Пугачеву, Пугачева по отношению к Гриневу и Маше, Екатерины по отношению к Гриневу и Маше. Милосердие – вот путь. Причем это личный выбор каждого: Гринев отдает не чей-то, а свой тулупчик. Пугачев, отпуская Гринева и Машу, понимает, что будут говорить у него за спиной, но человек помнит добро. Пушкин, конечно, судил по себе. Вот вам и христианство.

За что я уважаю Александра Сергеевича? За то, что он в достаточно молодые годы был способен менять свое мнение принципиально. Он пишет «Полтаву», «Арапа Петра Великого» –романтические произведения, где отношение к Петру героически-пафосное. Но вот Пушкин залезает в архив, начинает разбираться, пишет историю Пугачевского бунта. И вот в «Медном всаднике» у него появляется «кумир на бронзовом коне», «горделивый истукан». «Стоял он дум великих полн», а какие думы? «Отсель грозить мы будем шведу, здесь город будет заложен назло надменному соседу». Это, вообще говоря, стёб. (При жизни Пушкина, кстати, «Медного всадника» не напечатали.) Мотивация Петра, «великие думы» – это, по сути, месть. Потому и «горделивый истукан». Автор жалеет главного героя (Евгения), он у него добрый и очень слабый человек. Противостояние личности и государства абсолютно антагонистично, неразрешаемо. Государство, по Пушкину, – это всегда орган насилия. После декабрьского восстания люди стали всерьез разделять Отечество и государство. Декабристы служили Отечеству.

А. Н. Бенуа. Иллюстрация к поэме "Медный всадник"

Четыре великих прозрения

Есть путь явленной святости, которая свидетельствует о Боге и Церкви. И есть путь пушкинского гуманизма – чести, достоинства, правды – того, что Солженицын называл жизнью «не по лжи», начальной ступенью промысла Божьего. Я называю себя христианином, а Пушкин заставляет меня задать себе вопрос: честен ли я? Всегда ли честен? Или только тогда, когда мне выгодно?

Насколько равнозначны эти пути? Призван ли человек одновременно идти ими обоими?

Для меня путь Александра Сергеевича не менее важен, чем путь Серафима Саровского, хотя преп. Серафима лично я считаю величайшим святым. Пушкин в другом пространстве делает то же самое, как ни еретично это звучит: он живет не по лжи, он служит Богу и людям (честность, достоинство, искренность по отношению к людям, а значит, и к Богу). В «Памятнике» у Пушкина есть такая строка: «Веленью божию, о муза, будь послушна». Он понимает, где истоки его творчества, понимает, что это дар Божий. Это одно из последних его стихотворений.

Если Пушкин пророк, то какими истинами он – наподобие библейских пророков – «жег сердца людей»?

Например, в «Маленьких трагедиях» он обозначает нашу будущность с точностью до микрона. «Скупой рыцарь»: власть денег и готовность к отцеубийству ради них. Ничего не напоминает?

Достоевского напоминает.

Это напоминает нашу жизнь – общество потребления.

Чем?

Власть денег: мы все ради них сделаем. Деньги – кумир. «Я этого достоин». Это не то чтобы бездуховность – абсолютное бездушие. Герой готов отца порубить в капусту. Понятно, что отец не вызывает положительных эмоций, но тем не менее... Власть денег – трагедия. «Моцарт и Сальери» – вещь еще более глубокая. С чего она начинается?

Все говорят: нет правды на земле.

Но правды нет — и выше. Для меня

Так это ясно, как простая гамма, —

говорит Сальери. Дальше он возмущается, что «гуляке праздному» дан такой бесценный дар от Бога и кается:

Кто скажет, чтоб Сальери гордый был

Когда-нибудь завистником презренным?

<...>

Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне

Завистник. Я завидую...

А это вещь уже глубоко духовная, аскетическая. Пушкин здесь показывает, как мы оправдываем себя, занижая меру своего греха. Сальери кается в том, что он завистник. Понять его можно: Моцарт все время проводит в кабаках, но при этом шутя может написать шедевр, а Сальери по восемь часов на клавесине оттачивает свои гаммы... Сальери кается в том, что он завистник, а Пушкин сразу, с первых строк, показывает, в чем грех Сальери. «Нет правды на земле. Но правды нет – и выше», – говорит Сальери. Он – бог, он решает, есть ли правда на земле. И на небе заодно. Одно подменяется другим: Сальери фальшивит, врет. Его проблема не зависть, зависть – это следствие.

М. Врубель. Сальери всыпает яд в бокал Моцарта

У героя «Каменного гостя» Дона Хуана Пушкин не просто так меняет первую букву (Жуан на Хуан). Животную страсть, сексуальное влечение, похоть в лице Дона Хуана он изображает очень «красивенько». Смысл этого гораздо шире: мы все свои гадости оформляем очень привлекательно («а если это любовь?..» и т.д.). Чем страшна похоть, кроме того что человек низводит себя до уровня животного? Тем, что это тяга к разрушению чужого счастья, мы хотим завладеть чужим. Почему сейчас такой разгул, такие проблемы с семьями? Это третья трагедия.

И четвертая – «Пир во время чумы». Здесь он показывает ерничанье, которым прикрыта трусость и страх смерти. Это все проблемы сегодняшнего дня, пророческие вещи, которые надо уметь читать. Мы за здоровье все отдадим, мы панически боимся смерти, болезни. Зачем нам нужны деньги? Чтобы получать удовольствия. Но еще и затем, чтобы потом от них же и лечиться.

После того как мы впали в первую трагедию («Скупой рыцарь») – набрали денег, – мы должны себя как-то оправдать, потому что деньги – это, как правило, жестокость, предательство, немилосердие («Моцарт и Сальери»). Потом мы красивенько оправдываем похоть («Каменный гость»). А потом нам от всего этого приходится лечиться («Пир во время чумы»).

Читайте также