Однако искусство художника, вложившего так много духовных смыслов в своё творение, требует не меньшего искусства от зрителя, призванного их дешифровать. О том, как правильно «читать» картину Иванова, рассказывает культуролог и бакалавр богословия Александр Архангельский.
«Явление Христа народу» (или «Явление Мессии») Иванов писал около 20 лет в Италии, но так и не дописал до конца. В 1857 году он отправляет картину в Петербург не законченной. А в июле 1858 года умирает. Иванов не дописывает картину, потому что переживает в то время кризис веры, прежде всего веры в человека: он наблюдал, как во время франко-итальянской войны люди, называвшие себя верующим, творили безумные поступки. Это вылилось в кризис его отношения к Богу, поскольку в христианстве эти две веры существуют только вместе. Иванов считал, что писать картину на библейский сюжет, не имея благоговения веры и полного доверия Богу, он не может.
Когда Иванов уезжал в Италию на три года (а в результате пробыл там 20 лет), он ещё не определился до конца, какой сюжет выберет. Выбранный им в итоге сюжет – это, по сути, синтез нескольких мест из Евангелия: крещение в Иордане, обличение фарисеев и момент узнавания в Иисусе Мессии. Когда Христос крестился, многие Его ещё не узнавали, даже ближайшие ученики (они написаны левее Иоанна Крестителя) долгое время осмысляли эту новую для них реальность, пытаясь вместить её. Иванов задумал на огромном полотне показать, что происходит с человеком, когда случается его встреча со Христом. Что значит эта встреча для любого верующего человека? Это не просто знакомство, это встреча, которая переворачивает всю жизнь, делает её качественно иной. После неё невозможно оставаться таким, как прежде. Мы знаем, что иудеи ждали этого момента сотни лет. И вот этот момент наступает.
Христос
Центральная фигура на этой картине – Христос. Есть эскизы, где фигура Христа крупная, почти такого же размера, как Иоанн Креститель. Но в окончательном варианте (а художник сделал около 300 эскизов) Иванов уменьшает Христа, так что Он становится меньше всех. И для этого есть свои основания. До второго пришествия Христа может увидеть только тот, кто очень этого хочет. Есть в Евангелии такие слова: «Льна курящегося не угасит, трости надломленной не переломит». Это уважение к человеческой свободе: если человек не хочет этой встречи, она не произойдет.
В числе сотен эскизов лица Христа есть какое-то количество женских портретов. Художник хотел изобразить Христа так, чтобы в Нем воплотилась вся полнота человеческого – и мужское, и женское начало. И ему это удалось. У Иванова есть ряд эскизов, где у Христа лицо очень брутальное, холодное, жесткое. В окончательном варианте лицо мужественно, но не брутально, в нем действительно воплощена вся полнота и мужского, и женского.
Иоанн Креститель и группа апостолов
Самый высокий, почти огромный – Иоанн Креститель. Он указывает на Христа. За ним мы видим группу апостолов. Первый, рыжий, – апостол Иоанн, самый молодой из них. Мы видим его молодость, порывистость и устремленность всего его существа туда, ко Христу. За ним стоит апостол Пётр. Он был тоже очень горячим и порывистым. Но как отличается порывистость одного от порывистости другого! У Петра ухо обращено в ту сторону, где Христос, но голова при этом развернута. Видно, что внутри него что-то происходит. Это тоже порыв, но немного другой. Рядом с Петром – апостол Иаков, он смотрит не на Христа и не на Иоанна Крестителя, а куда-то внутрь себя. Иаков здесь воплощает тип человека спокойного, не порывистого, но такого, которому для принятия решения нужны очень серьёзные основания. В нём нет отторжения, нет торопливости. Иаков смотрит внутрь себя, он хорошо знает Ветхий Завет, а это закон и пророки. Закон говорит о том основании, том минимуме, ниже которого человек не должен падать. Соответственно, явление Иисуса как Мессии не должно было противоречить этому основанию и пророчествам о том, каким должен прийти Христос. В одном из пророчеств сказано, что в Нём не будет ни вида, ни величия. А ведь многие иудеи ждали именно царя, который придёт во всём великолепии – сильный, красивый.
Рядом лицо ещё одного ученика – Нафана. Сравните эти два лица: Иаков смотрит внутрь себя, где идет глубокий анализ, лицо же Нафана выражает что-то вроде «не знаю, не знаю, может ли быть что-то хорошее из Назарета?». По пророчествам, Мессия должен был прийти из Вифлеема, а тут внешним образом человек приходит из Назарета (мы знаем, что Иисус родился в Вифлееме, но потом Иосиф с семьёй бежал в Египет, а после смерти Ирода они поселились в Галилее, так как возвращаться было опасно). Взгляд Нафана направлен вниз и в сторону, лицо выражает предубеждённость. Таким образом, два внешне похожих подхода (сомнение Иакова и Нафанаила) внутренне противоположны.
Старик и юноша
Еще одна интересная пара – юноша и старик внизу картины. С этой парой композиционно соотносится изображение дерева: оно одновременно и молодое, и зрелое, и старое (сухие ветви наверху), в нём как бы заключена вся полнота возрастов. «Полнота возрастов» повторяется в этой паре «старик и юноша». Художник показывает, что встреча со Христом может произойти в любом возрасте. Юноша похож на мраморную скульптуру, его тело идеально выписано. В этом юноше многие современники Иванова видели символ античности. Античность как детство человечества: античные греки впервые обращают внимание на человека, начинают размышлять об идеальном человеке, о том, что делает его таким. До появления греческой философии, поменявшей представление о человеке, вера древних греков была очень мрачной, человеконенавистнической, их мифы – это круговорот страданий, измен, бойни и крови.
«Дрожащие»
Определение «дрожащие» закрепилось за следующей парой персонажей – ребёнком и мужчиной, которые только что вышли из реки. Этим, с одной стороны, объясняется их дрожь. Но, с другой стороны, эта дрожь знакома всякому человеку, соприкоснувшемуся с чем-то очень важным, самым главным, значительным в своей жизни, когда от этого момента (узнает – не узнает, отличит – не отличит) зависит очень многое.
Раб
Фигуру раба Иванов пишет посредине и ровно под фигурой Христа. Если вспомнить иконографию сюжета «Сошествие Христа в ад», там под изображением Христа по вертикали располагается ад – чернота и образы боли человеческой. На картине Иванова Христос по вертикали как бы спускается к рабу. В этом многие современники Иванова увидели почти политический манифест. Эту картину художник начал писать ещё до отмены крепостного права. В 1830–1840-е годы говорить о крепостном праве в критических тонах было очень опасно, в этом усматривали крамолу. Иванов написал много эскизов раба: с выбитым глазом, с клеймом на лбу, лысого, с ещё более воспалёнными глазами. Но в конце концов он убрал все эти увечья и оставил единственный признак рабства – верёвку на шее. На картине раб не видит Христа, он обращен к Нему спиной, развернут так, как нужно его господину. Раб делает своё дело: наклоняется к покрывалам, чтобы накрыть господина, но в то же время слушает, о чем говорит Иоанн Креститель, и его наполняет радость.
«Ближайший ко Христу»
Так принято называть темноволосого мужчину, повернутого ко Христу. Примечательно, что в ряде ранних эскизов он отвернут. Иванов (в особенности в ранних эскизах) делает это лицо очень похожим на своего друга Гоголя, с которым они очень тесно общались. Размышляя над непростым путем Гоголя, его духовными поисками, Иванов поначалу писал его отвернутым. Но в последнем варианте картины, зная, что происходит в сердце друга, художник разворачивает «Гоголя»: он уходит, но лицо обращает ко Христу.
Римские кавалеристы
Еще Иванов изображает двух римских кавалеристов. (Исторически их, скорее всего, там не было: римляне чаще бывали в городах.) Этих двух всадников Иванов пишет с французских кавалеристов. В 1840-е годы художника очень поразила война Франции с Италией, он воспринял её как личную трагедию. И французы, и итальянцы считались культурными, высокопросвещёнными людьми, две христианские нации. Но тут начинается война, и французы вторгаются в Древний Рим. Иванов наблюдает, как просвещённые, культурные люди с остервенением уничтожают друг друга, тысячелетние здания, дворцы, храмы, скульптуры. С каждым днём снаряды взрывались всё ближе и ближе к мастерской Иванова. Если бы так пошло и дальше, то вскоре дом художника был бы разрушен и картина оказалась бы утраченной. Когда французы заняли Рим и французские кавалеристы скакали по городу, Иванов наблюдал за ними и понимал, что это тоже оккупация. Через этот наглядный образ оккупации он изображает оккупацию римлян. Обратите внимание, как он пишет лица кавалеристов: это не лица злодеев. В особенности у солдата слева: он всматривается в Христа без агрессии, без презрения, это вопрошающий взгляд. Мы знаем, что Христос пришёл не только к иудеям, но ко всем, и к римлянам в том числе.
Книжники и фарисеи
Интересна также группа левитов и книжников, хранителей Закона. Обратите внимание на эти два лица. Это люди, не просто знающие Закон, они сами себя олицетворяют с Законом. В их лицах читается пренебрежение, осуждение, холод и зарождающаяся злоба, зависть – то, что приведёт к непримиримому конфликту.
Автопортрет
Человек в серой шляпе с посохом, находящийся ближе всего к Иоанну Крестителю, – это автопортрет самого художника. Была такая традиция – вносить себя в библейские сюжеты и на иконы (об этом часто просили заказчики). Каким себя видит Иванов? Он в шляпе и с посохом путешественника – он путешествует. С другой стороны, он сидит у ног Иоанна Крестителя как ученик – он видит себя учеником. Он очень внимательно слушает, что говорит Иоанн Креститель, и смотрит туда, куда тот показывает. Этот образ, по свидетельству знающих Иванова людей, очень точно передает его характер и его позицию.
Люди за деревьями
В зале этого почти не видно, но если приглядеться, можно увидеть, что за деревьями идет огромное множество людей. Это те, кто ещё в пути и, возможно, придут ко Христу только через несколько сотен лет и даже через тысячелетия.
А. Иванов. Явление Христа народу. Люди за деревьями. Фрагмент
