«Интересы современной цивилизации – это те, которых не было вчера и не будет завтра. Позволительно предпочитать то, что одинаково важно во всякое время».
Вл. Соловьёв. Чтения о богочеловечестве.
Соловьёв, по воспоминаниям современников, был близорук к бытовым мелочам и беспомощен в практической жизни. Взор его всегда был устремлен к миру горнему. Он «вернулся к вере отцов и стал защитником христианства после гуманистического опыта новой истории, после самоутверждения человеческой свободы в знании, в творчестве, в общественном строительстве», – пишет Бердяев. Отношение к идеям Соловьева может быть разным, тем более что он сам менял некоторые свои взгляды в течение жизни, но велика сила его личности, соединяющая в себе пророческие озарения и яркий образ жителя иного мира. Соловьёв ценил творчество Достоевского и был с ним очень дружен. Писатель посещал лекции Соловьева «О Богочеловечестве» (лектору тогда едва исполнилось 25 лет). В 1878 году они вместе ездили в Оптину пустынь. Во время этой поездки Достоевский поделился с Соловьевым своими идеями о целой серии романов. По свидетельству жены Достоевского Анны Григорьевны, юношеский образ Владимира Соловьёва повлиял на создание облика Алёши Карамазова.
«Современная религия есть вещь очень жалкая»
В своих статьях и выступлениях Соловьёв проявляет себя не как учёный, не как философ, а, скорее, как пророк, задачей которого было возвещать волю Божью, обличая современников. Он довольно резко высказывается об уровне религиозности и церковности своего поколения: «Я говорю, что отвергающие религию в настоящее время правы, потому что современное состояние самой религии вызывает отрицание, потому что религия в действительности является не тем, чем она должна быть». Место, подобающее религии, он определяет так: «Очевидно, что если признавать действительность такого безусловного начала (Бога – «Стол»), то им должны определяться все интересы, всё содержание человеческой жизни и сознания, от него должно зависеть и к нему относиться всё существенное в том, что человек делает, познаёт и производит».
Соловьёв показывает, что религиозность современного человека (если она ему вообще свойственна) носит характер местечковый, а не центральный: «Вместо того чтобы быть всем во всём, она прячется в очень маленький и очень далёкий уголок нашего внутреннего мира, является одним из множества различных интересов, разделяющих наше внимание». И делает вывод: «Современная религия есть вещь очень жалкая – собственно говоря, религии как господствующего начала, как центра духовного тяготения нет совсем…». Это звучит как приговор для народа, почитающего себя за центр православия. Своей прямотой Соловьев нажил себе немало врагов. Но, очевидно, он и не рассчитывал на понимание современников. В «Чтениях о Богочеловечестве» философ пишет: «Я буду говорить об истинах положительной религии – о предметах очень далёких и чуждых современному сознанию, интересам современной цивилизации. Интересы современной цивилизации – это те, которых не было вчера и не будет завтра. Позволительно предпочитать то, что одинаково важно во всякое время».
Идея всеединства
Соловьёв утверждает, что человечество живет в двойственности, в шизофрении: несмотря на очевидное отсутствие целостности, человек не может жить вне этой целостности. В природе человека заложено стремление к единству. Причём во всех проявлениях природы, и на физическом уровне тоже. Тело человека живёт в согласованности и единстве всех его частей, в строгом соответствии с должным, где каждый член незаменим и выполняет свою функцию. При нарушении этой согласованности и единства человек заболевает и, в пределе, умирает. Это всем понятно. Этот образ жизнедеятельности тела можно приложить и к душе, и к духу человека. Недаром ап. Павел сравнивает Церковь с телом, в котором глава – Христос. Вопрос цельности, единства, всеединства был ведущим в мировоззрении Соловьева, который видел задачу человека и Церкви согласовать свободу, самостояние человека со свободным же единением, единством, которое достигается во Христе и через Христа. В духовной природе человека это стремление заложено. Иначе говоря, реализация именно этого призвания делает человека счастливым. И наоборот, если человек утверждается в обратном, во вражде, он будет несчастным. Но именно в этом человечество и утверждается. В этом противоречие, шизофрения духовной жизни человека. Поэтому Соловьёв так болезненно переживал разделение церкви и устойчивое нежелание церквей идти навстречу друг другу. Он считал себя гражданином единой Церкви и поэтому яростно выступал против всякого национализма, ведущего не к единству с другими христианскими народами, у каждого из которых своё призвание, но к разделению и самоутверждению.
Восьмое доказательство...
«…религиозное начало является как единственно действительное осуществление свободы, равенства и братства…» Почти до конца жизни Соловьёв верил в духовный прогресс человечества, в его историческое становление. Поэтому он обличает его заблуждения и надеется, что, разочаровавшись в мнимых богах, истосковавшееся человечество должно прийти в объятия своего Отца, как на известной картине Рембрандта. И уже как философ, апеллируя к разуму и логике, Соловьёв рассматривает современные ему мировоззрения и указывает на их несостоятельность. Так, он ставит под сомнение попытку выдать социализм за нравственное учение. Признавая возможную социальную правду этого учения, Соловьёв вскрывает его противоречие: желание отнять чужое и присвоить себе вполне понятно с точки зрения эгоистической природы человека, но это никак не может быть принято за нравственное начало. К тому же отнятая силой собственность должна быть охраняема и распределяема, это означает, что одна власть сменяется другой, изначально основанной на насилии. Жертвенность одних в пользу эгоизма других есть противоречие.
Жертва, по мнению Соловьёва, должна приноситься только во имя безусловно высшего начала, тогда она может быть свободной. Мыслитель утверждает, что невозможность социализма осуществить ту общественную правду, на которую он притязает, на природных началах свидетельствует о необходимости высшего религиозного начала. Соловьев доказывает его необходимость от противного – от невозможности без этого высшего начала осуществить правду. Он видит необходимость высшей цели, всеединства, в которой могут найти своё место все частности. Это единство, по Соловьёву, реализуется в религии – связи всего частного с безусловным началом. «Воссоединение, или религия, состоит в приведении всех стихий человеческого бытия, всех частных начал и сил человечества в правильное отношение к безусловному центральному началу, – пишет он, – а через него и в нём к правильному согласному отношению их между собою». Правильное соотношение частей в целом, которое может быть только свободным, приводит к солидарности и братству. Как и другие русские религиозные философы рубежа XIX–XX веков, Соловьёв был убеждён, что христианское учение вполне способно заместить социалистическую доктрину в деле осуществления социальной правды. «Религиозное начало является как единственно действительное осуществление свободы, равенства и братства», – утверждает Соловьёв.
В Царство Божие – по паспорту
В своей книге «Россия и вселенская церковь» Соловьёв определяет Церковь как христианское государство: «…мы имеем союз царства, в котором преобладает человеческое начало и который образует христианское Государство (Церковь как живое тело Бога)». Все интересы и дела граждан такого государства должны быть «только средствами и орудиями для вечных духовных интересов и дел, должны быть так или иначе обусловлены вечною жизнью и царством Божиим». «И раз государство и общество признали себя христианскими, такая точка зрения должна быть для них обязательна», – заключает он. Здесь мы сталкиваемся с характерным для многих, в том числе современных мыслителей, неразличением границ Церкви и светского общества, «мира сего», которые в Евангелии противопоставляются друг другу. Это противопоставление будет актуальным на протяжении всего исторического времени. Как будто от того, что государство назвало себя христианским, на земле возникнет Царство Божие! Принимать или не принимать Христа есть выбор и дело каждого человека. Человек должен осознать себя духовно нищим, чтобы возжаждать Христа.
Большинство людей живут языческими буржуазными ценностями и ничего другого для себя не ищут. Они всегда будут явными или скрытыми врагами Христа и христиан. Не страшные гонители, а самые обыкновенные обыватели гнали, гонят и будут гнать Церковь Христову. Достоевский в «Великом инквизиторе» гениально прозрел основную проблему. Виноват в гонении на Христа не столько сам инквизитор, сколько те миллионы, которым нужен хлеб, чудо и власть, а Христос со своей свободой и чуждыми идеями не нужен. Он будет только понапрасну их тревожить. Инквизитор ответил на чаяния народа, а для легитимности своей власти назвался главой церкви. И в этом трагедия истории. Христос пришёл в теократическое иудейское общество, которое считало, что их отец – Бог, и они Его распяли, при том что они были не хуже, а во многом даже лучше многих других народов, поскольку были воспитаны в традиции богопочитания, умели отдавать десятую часть доходов Богу и посвящать один день в неделю молитве и размышлению о Писании. Другие народы этого не делали.
Церковь и не-церковь
Христос говорит: «Не мир пришёл Я принести, но меч». И как жаль, что до сих пор нет чёткого различения границ Церкви, которые никогда не будут совпадать с государственными, а будут определяться тем, какой выбор человек сделал, кто пошёл со Христом, а кто нет. Да, всё должно подчиниться Христу, но не в этом мире, а в Царстве Божием, которое в полноте есть другое состояние мира. В этом мире очень важно разделять пространство Церкви, то есть народа Божьего, от не-церкви и не распространять одни и те же требования на всех. В динамике отношений между Церковью и миром сим есть не только отрицательное, но и положительное значение. «По любви между вами узнают, что вы – Мои ученики», – говорит Христос. Отношения христиан между собой должны быть свидетельством и вызовом для людей. Если относить требования Евангелия к церковному народу, то Соловьёв прав: всё в их жизни, включая дела житейские и административные, должно быть покорено вере. Соловьев подчеркивает условия достижения этой цели: «… если в христианстве Бог признаётся как любовь, разум и свободный дух, то этим исключается всякое насилие и рабство, всякая слепая и тёмная вера». Однако разницы между верующими людьми и христианским государством Соловьёв не видит.
А ведь противоречие есть уже в самом понятии «христианского государства». Это противоречие, связанное с неразличением границ церкви, хорошо видно на примере статьи Соловьёва «Русский национальный идеал», написанной в 1891 году. Он вспоминает спор Достоевского с профессором Градовским о том, что важнее: нравственное начало или общественные формы. Соловьёв утверждает, что нравственное начало, не выраженное в общественном поведении, есть противоречие и ложь. Достоевский отстаивает превосходство нравственного личного начала. Соловьёв возмущается этим противопоставлением и говорит, что вера, не воплощённая в действии, пуста. Нравственное начало должно выражаться в действии, но, как уже говорилось, в действии церкви, а не общества в целом. К церковному обществу должно в полной мере применять нормы христианского поведения, основанные не только на заповедях, но и на действии даров Духа Святого, которыми живёт Церковь. Пример жизни Христа даёт очень много ответов на самые разные вопросы. Он не только не вмешивался в государственные дела, чего от него очень ждали, но даже на просьбу рассудить спорящих о наследстве ответил, что Его никто не ставил решать тяжбы. Он всё время повторяет, что Царство Божие не от мира сего. Оно не вписывается в действие мира сего. Мир сей – его гонитель, даже если он называет себя христианским государством. Даже справедливость – добродетель мира сего, Церкви же присущи милосердие и благодать. Путаница с адресатом (Церковь – светское общество) дорого обошлась и самому Соловьёву, и стране в целом.
Крушение надежд
Задача Церкви заключается в том, чтобы основать общество людей, живущее по законам детей Божьих. Но в этом же есть ярко выраженная жажда воплощения христианства. Христианство действительно должно воплощаться в обществе, но не в светском, а в церковном. Отсутствие собранности и соборности этого общества, как то подобает в «христианском государстве», возмущало Соловьёва. В конце жизни Соловьёв переживает глубокое разочарование в своей теории. Бердяев пишет: «Соловьёвская вселенская теократия есть чистейшая утопия, которая в последний период его жизни потерпела крушение в его сознании. Он изверился в свою теократическую концепцию и перестал быть оптимистом». Разочаровавшись, Соловьёв пишет самое известное своё произведение «Три разговора», в которое входит «Повесть об антихристе». Здесь его изначальная точка зрения на христианское государство претерпевает изменения. Соловьёв уже не говорит о постепенном преобразовании мира в Царство Божие, но показывает князя мира сего под видом благодетеля человечества, у которого только одна проблема: он не хочет быть меньше Христа. Сам себя он почитает спасителем человечества, и всех, кто исповедует Христа единственным господином, он стремится переманить на свою сторону, а если не получается – уничтожить. Богочеловеку противопоставлен человекобог, желающий занять Его место. Человечество делится на тех, кто признаёт антихриста, и тех, кто признаёт Христа. Так, спасение происходит не в историческом прогрессе, а в духовном выборе каждого человека. И не постепенно, а, как и в Евангелии, через крест и разделение.