Что такое церковь?
Это первый и самый явный вопрос, к которому подводит фильм. Режиссер дает нам возможность искать на него ответ на разных уровнях.
Самый простой – социально-политический. В первой же серии нам дают понять, что церковь (в данном случае Римско-католическая) – это собрание политиканов, интриганов, шантажистов и всякой другой нечисти. Этим откровением уже никого не удивишь. Автор «Левиафана» доказал, что такое нестрашно снять даже на российском материале.
Церковь – это успешный и очень дорогой пиар-проект, привлекающий и потребляющий деньги. Да, все верно. И в том, и в другом случае возразить нечего: поди докажи, что в церкви нет политиканов и пиарщиков. Если бы Соррентино на этом остановился, говорить было бы, в общем-то, не о чем. Но он идет дальше.
Церковь – место, куда приходят ищущие успокоения. С этим популярным суждением молодой папа борется на протяжении всего фильма. Вот на этом уровне действительно начинается серьезный разговор. Своим первым обращением к католикам папа не просто не успокаивает – он приводит в ужас слушающих. Обличает их в духе и силе ветхозаветного пророка, центральная мысль: вы забыли о Боге! На недоумение кардиналов и просьбы успокоить паству папа отвечает, что у церкви нет такой задачи: Бог поражает, а не успокаивает.
На фоне политиканства и пиара эта ветхозаветная строгость выглядит даже привлекательно. Церковь грозная и могущественная, бичующая пороки и вызывающая трепет – этакий гибрид новозаветной формы и ветхозаветного содержания родом из средних веков. Это еще один вариант церкви, который в фильме представлен как венчурный проект нового папы.
Есть ли у Соррентино другие образы церкви? Есть, он дает свободу зрителю их увидеть или пропустить.
Кадр из фильма "Молодой папа"
Кто такой святой?
Наверно, никто так не страдает от стереотипов, как святые (если мы верим, что они за нами наблюдают). Мы же знаем, что святые – запредельные существа, творившие чудеса от утробы матери и не вкушавшие грудного молока по средам и пятницам (постные дни!). О том, что святые – все христиане по определению, мало кто вспоминает, если вообще знает (послания апостолов – уже давно необязательное чтение).
Святые – значит «свои Богу» и способные через Него творить чудеса. Что и делает молодой папа – исцеляя смертельно больную, помогая забеременеть бесплодной женщине, прося Бога разобраться со святой-аферисткой. Быть «своим Богу» ему не мешает ни курение, ни периодические приступы гордыни и даже неверия. Он такой же человек, как и все: ошибается порой, совершает некрасивые поступки, в которых потом раскаивается. Но при этом почему-то святой. Показывая папу таким, Соррентино дает нам возможность задать себе один очень неудобный вопрос: если я не святой и не творю чудес – христианин ли я?
Кадр из фильма "Молодой папа"Возможно ли массовое христианство?
Один из главных упреков папе от кардиналов это то, что люди испугались: приходы пустеют, доходы падают, влияние церкви тоже. На что папа неизменно отвечает: ну и пусть! Его не пугают пустые храмы. Христос нас, в принципе, в этом смысле не обнадеживает: Он пророчествует о «мерзости запустения» и небольшом «остатке» людей, которые одни только и сохранят верность Богу.
Церковь перестала быть местом утешения – люди ушли. Стоит ли их удерживать? В Церкви с большой буквы они бы все равно не нашли того, что искали. Религия правда может быть массовой. Массовым, наверно, может быть и «католицизм», и «православие». Христианства массового не бывает, как не бывает массовой святости.
Кадр из фильма "Молодой папа"А как же справедливое воздаяние?
К последней трети фильма, когда уже ни у кого не остается сомнений, что папа – святой, возникает резонный вопрос: если он святой и выполняет волю Божью, а они, почти все без исключения, вставляют ему палки в колеса, почему их не поразит молния или хотя бы сердечный приступ, как сестру Антонию?
Принципиально важно, что в фильме Соррентино нет ни одного ни разу не упавшего героя (воспитанник кардинала Войелло не в счет). Как нет и совершенного злодея. Падают в какой-то момент все, включая папу и сестру Мэри, которая заменила ему мать.
Если следовать нормальной ветхозаветной логике, каждого из героев фильма молния должна была поразить уже как минимум дважды (если Бог справедлив!). Между тем явно поражает она только двоих. Не имеет смысла взвешивать и сравнивать их грехи (я, например, считаю, что Войелло грешнее, хоть и пуся). Пространство греха, где на голову падают кирпичи, забором не огорожено. Периодически туда ступаем мы все, просто кому-то везет больше.
Кадр из фильма "Молодой папа"Бог – Он на чьей стороне?
Но если Бог кирпичами над нашей головой не управляет, как понять на чьей Он стороне? Почему Он вдруг так милостив к Эстер, которая мало того, что изменяет мужу, но еще и пытается соблазнить самого папу по заданию Войелло? Бог покровительствует разврату? Почему, вопреки всему этому, Он исполняет самую заветную ее мечту – о ребенке?
И снова папа. Эстер – его классический враг: ласковый, осторожный, но тем более опасный предатель. И он об этом знает. Но не предпринимает ничего, чтобы ее остановить, обличить, хотя бы ласково вразумить. Вместо этого папа, став невольным свидетелем откровенной сцены между ней и ее мужем в саду (явно срежиссированной для его последующего совращения), начинает истово молиться о том, чтобы у них получился ребенок. Не знаете, как любить врага? Вот примерно так. На чьей стороне Бог? На стороне того, кто «много возлюбил». В этом Соррентино не оставляет сомнений.
