Фабула, выбранная для ответа, проста: в XVII веке двое миссионеров-иезуитов едут из Португалии в Японию, где на зарождающуюся христианскую церковь обрушились гонения властей – тысячи убитых, десятки тысяч замученных. Помимо жара веры ими движет личный же интерес – найти своего учителя, отца Ферейру, про которого пронесся тревожный слух об отступничестве. Итогом своей миссии монахи видят, по меньшей мере, спасение Ферейры и его доброго имени, по большей – обновление всей японской церкви.
Кадр из фильмаИ кажется, им есть, чему радоваться: японские рыбаки с нежностью принимают новых священников, укрывают, собираются на ночные мессы и делятся последним. Сердце главного героя – Себастьяна Родригеса, как он пишет в докладе ордену, «оживает», поет и горит. И во всем этом нарастающем ликовании и уверении в себе, посреди человеческих забот, молчащим остается только Бог.
Что ни случайся с героями дальше, как ни меняйся их жизнь после встречи с японским Инквизитором, какие ужасы ни видь они на далеких островах – Он продолжит молчать. А когда Бог заговорит, уверенный в себе отец Родригес закончится, закончится его миссия, прежняя жизнь, и останется только Себастьян, ищущий оправдания и прощения.
Долгое молчание Бога и Его парадоксальный последний ответ отсылают ко всем известной легенде об Иове. Но сходство обманчиво, потому что поменялся сам вопрос. Себастьян, похоже, не ищет, как ветхозаветный герой, оправдания Бога и объяснения своим страданиям; он ведь знает, как Бог относится к его несчастьям – страдает вместе с ним, и знает, к своему ужасу, кто повинен во всем происходящем – он сам. «Они умирают из-за тебя», «они умирают за тебя» – назойливо повторяется в фильме: повторяется лучшим другом, повторяется учителем. Поэтому Себастьяну нужно другое – не теодицея, а антроподицея, взывая к небесам, иезуит ищет оправдания самому себе. Он ищет Кого-то, кто возьмет на себя тяжесть его выбора, его возможной ошибки, всю «невыносимую легкость бытия» и что хуже – небытия, смерти.
Кадр из фильмаНа дворе Инквизитора решается вопрос не веры в Бога, а веры в человека. В очень слабого для этого мира человека, иконическое воплощение которого – японский проводник иезуитов Китидзиро, эдакое альтер-эго главного героя: как Китидзиро, в десятый раз отрекаясь, предавая друзей и священника, нуждается в исповеди и бежит к Себастьяну, так и сам Себастьян, обнаруживая слабость своей веры, предавая друга и Бога, нуждается в Его голосе, в Его оправдании. «Как полюбить такого, как Китидзиро?» – вопрошает герой, попав в плен. Как Бог мог любить таких – которые даже не зло, а ничтожество?.. Именно этого он не понимает, понимая, кажется, все, чему его старательно обучали в иезуитском колледже.
Кадр из фильмаИ этот вопрос, конечно, не из XVII века, он из дня сегодняшнего. Себастьян не может разрешить дилемму любви, и Скорсезе здесь честен – он тоже не может. Любить Бога и человека не получается, кем-то приходится жертвовать – и жертва страшна; «Молчание» не дает повода для радости о «гуманистическом» выборе главного героя. Гуманизм заставляет иезуита предать память умерших, среди которых и лучший друг Франсиско Гарупе, признать всемогущество смерти, разделившей живущих и живших. И эту муку получается оправдать, опять-таки, единственным образом – заставив Бога взять ее на себя. По Скорсезе, сам Бог позволяет человеку в очередной раз Его забыть и предать, в очередной раз готов умалиться и быть попранным, лишь бы Себастьян жил. Без «Бога из машины», в решающий момент заговорившего с главным героем, дилемма любви не решается. Режиссер настаивает, что человек готов и способен любить себе подобного только в том случае, если его самого жертвенно полюбит и простит Бог, но при этом оставит в покое, оставит таким, какой он есть – не способным ни к благодарности, ни к действию.
Христианство, по Скорсезе, должно будто бы само умалиться до гуманизма, понять и простить его, потому что на большее слабый современный человек не способен. Он не виноват, просто ему больше не вынести, ведь мир так страшен, а христианство – о, христианство хорошо, но с ним не выжить в болоте!..
Кадр из фильмаИ Бог прощает; даже отрекшийся учитель Ферейра уверен, что «наш Бог знает, кого простить». Во всем этом – много мольбы и искреннего чувства, и нет ожесточения, с которым на российской почве решаются похожие дилеммы. Но справедливо и то, что во всем этом не видно выхода, а Царство Небесное относится куда-то в загробные дали, куда забирает с собой маленький крестик замолчавший отец Родригес.
Мир, как многократно говорят герои фильма о Японии, оказывается и впрямь болотом, на котором ничего не растет, который уже не возделать. Полный жестокости с одной стороны и гуманизма с другой, до ужаса переполненный человеком, этот мир не в силах вытянуть сам себя из болота – и, будто на заре нашей эры, снова ждет Воскресения, помощи и милости, моля о них беззвучно и только напоказ – отвергая.
Взяв на себя роль ходатая за ослабевшее человечество, Скорсезе, похоже, выиграл симпатии зрителей, пусть кинокритики и не дадут ему «Оскара», а коллеги назовут наивным. «Помолчать» с его героями о самом главном – полезно, и само «Молчание» ровно настолько честно, чтобы не прерывать его торопливым приговором.
