Мало кто знает, но режиссёр Алексей Балабанов вообще-то планировал снять фильм «Про уродов и людей», на съёмки которого было выделено почти ничего. И тогда Балабанов решил снять другой фильм – малобюджетный боевик, который в прокате мог бы собрать большую кассу. И буквально за пару дней Балабанов написал сценарий фильма про двух братьев, один из которых – киллер у мафии, а второй – крутой спецназовец, прошедший чеченскую войну. И вот киллера подставляют другие мафиози, и тогда с бандосами решает разобраться спецназовец. На роль спецназовца он решил пригласить непрофессионального актёра Сергея Бодрова-младшего, сына режиссёра Бодрова-старшего, который только что неожиданно сверкнул в фильме «Кавказский пленник». Сверкнул неожиданно – потому что в этом мире не было более не связанных между собой явлений, чем Бодров-младший, кино и кавказская война. Более того, Бодров-младший не планировал вообще работать в кино.
Бодров учился на отделении истории и теории искусства исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, специализируясь на живописи венецианского Возрождения; окончив университет с красным дипломом и аспирантуру, он успел поработать учителем в школе, кондитером на фабрике «Ударница», спасателем на пляже в Италии, журналистом, пока в 1996 году не напросился к отцу в киноэкспедицию на съёмки фильма «Кавказский пленник». И совершенно неожиданно получил одну из главных ролей. В итоге дебютант Бодров-младший получил приз «Лучшая мужская роль» на Кинотавре, премию «Ника», Государственную премию и шквал газетных публикаций, восхваляющих новое лицо российского кинематографа. А тут ещё и Балабанов пристал как репей.
В итоге Бодров уступил и согласился сняться в боевичке с рабочим названием «Брат», даже не представляя, что образ обаятельного и застенчивого убийцы Данилы Багрова станет его визитной карточкой на всю жизнь.
Более того, Багров вытеснил в массовом сознании зрителей и личность самого Бодрова-младшего, и лишь в ходе редких интервью читатели вдруг понимали, что актёр может и не быть похожим на свою самую знаковую роль.
Сегодня «Стол» предлагает вспомнить, каким же был реальный Сергей Бодров-младший.
* * *
С актёрством как с наркотиками: главное – вовремя соскочить. Как только ты начнёшь об этом думать: вот, какой я органичный, как органично посмотрел, как органично наклонился – и всё тут же, моментально, в одну секунду рухнет, как карточный домик. Как только ты начнёшь относиться к этому как к профессии, как к актёрству, – все исчезнет. Достаточно просто быть органичным человеком и не бояться камеры.
* * *
Я узнал, что мне предлагают эту роль (в картине «Кавказский пленник»), за три дня до съёмок. И вот первый день. Военкомат. Все голые. Ну, думаю, кино началось. Не то чтобы я был всем этим напуган. Но чувствую – меня кидануло в какую-то другую реальность. И единственный способ защиты от этой агрессивной реальности – оставаться самим собой. Самый верный путь. Потому что себя-то ты знаешь. Я – это я. Стол какой-то не такой, стул мягкий, стакан другой формы. А я зацепился за себя – как в трамвае за поручень.
Актер Сергей Бодров-младший, получивший приз за лучшую мужскую роль в фильме режиссера Сергея Бодрова-старшего "Кавказский пленник" по мотивам одноименного рассказа Льва Толстого. Фото: Галина Кмит / РИА Новости* * *
Когда-то давно мне казалось, что лучше не делать того, что можно истолковать превратно, или того, что может иметь какие-то неожиданные последствия – в общем, не делать ничего лишнего. В этом смысле выстраивалась и определённая ответственность: не говорить таких слов, которые могут быть неправильно поняты или повлечь за собой что-то непредусмотренное. Но потом я пришёл к мнению, что не стоит так уж бояться оплошать и лучше сделать что-то, что может помочь кому-то или даже тебе самому.
* * *
Что такое взросление, взрослость – не знаю. Когда безногие восемнадцатилетние ребята в госпитале Бурденко рассказывают тебе, что есть правда в том кино, которое было сделано, начинаешь серьёзно относиться – не к себе самому, упаси Бог, а к тому, что получилось на экране. Потом отматываешь и понимаешь, что были сказаны какие-то слова или сделано что-то такое, что оказалось важным для одного, для другого, для третьего... И чувство ответственности постепенно накапливается, обретаешь позицию, то есть начинаешь защищать что-то важное для этих пацанов и уже для себя тоже.
* * *
Время – одна из тех вещей, на которые мы не в состоянии повлиять. Единственное, что мы можем сделать, – это наполнить наши дни, сделать их длиннее, шире. И средство одно – любовь и внимание к окружающим. Как у ребёнка. У него день очень длинный: он найдёт листик, рассматривает его полчаса, и целый мир разворачивается у него перед глазами. А можно не листик рассматривать, а людей. Делать как можно больше, писать, снимать. Наполнять жизнь.
* * *
Вот приезжаешь в какой-нибудь город. Что обычно об этом городе знаешь? Что там есть центральная площадь, какие-то магазины… А я знаю, что там в музее есть одна картина, у которой ты можешь целый день провести. И этот день прибавляется к твоей жизни.
* * *
Когда режиссёр Балабанов снимает кино, он в меньшей степени думает о каких-то безумных тинейджерах, которые после этого могут взять в руки оружие. Он думает о том, чтобы снять кино. Есть художники, которые могут чётко объяснить, о чём их произведение. А есть художники, которые не в состоянии чётко сформулировать словами, что они хотят сказать, поэтому они снимают кино… Не надо упрощать картину мира, какой её видят тинейджеры. Не надо думать, что люди воспримут это буквально. Они пришли в кино отдохнуть, а не учиться жизни.
* * *
Однажды один православный священник, причём довольно известный, сказал мне: «Брат – это целлулоидный герой. Как же это может быть – такая стрельба? В традициях русской литературы есть тема покаяния, хотя бы рефлексии по поводу содеянного, а здесь – пострелял и уехал». А я попытался ему возразить. И стал говорить, что Брат – это некое состояние первобытности. Состояние, когда сидят люди возле пещеры у огня, вокруг первобытный хаос – твердь – и небо еще не устоялись. И вот встаёт один из этих людей и говорит: «Да будет так: мы будем защищать женщину, хранить вот этот костёр, защищать своего и убивать врагов». И всё. Это словно первые слова закона ещё до всех законов, слова протозакона, ситуации, когда закона ещё нигде нет. Потом эти люди обретут Христа, через много-много лет обретут покаяние. Всё это будет. Но сейчас ничего нет кругом, никакой морали и закона. Неправильно, когда к нашей первобытности начинают подходить с мерками цивилизованной политики.
Кадр из фильма «Брат». Фото: кинокомпания СТВ* * *
Наверное, какая-то опасность в фильмах о брате есть, но брат не более опасен, чем выступление какой-нибудь странной музыкальной группы. Почему у молодых есть склонность к такому герою – не знаю. Но мне кажется, что существует жажда, такое кислородное голодание, не от отсутствия силы, жестокости, обреза под курткой, а от отсутствия некоего слова закона, справедливости, что ли, пусть превратно понятой, оболганной, исковерканной, но тем не менее восстанавливающей утраченное равновесие в мире.
* * *
Знаете, по-настоящему нужные люди не имеют мобильных телефонов, пейджеров. Их не так просто вычислить. Если нужно – они сами позвонят.
* * *
Обычно сложнее снимать уже второе кино. На первой картине есть, конечно, момент какого-то задора и «безбашенности». Это должно присутствовать: «Конечно, я смогу, я сделаю!». Ну, как в детстве! Я помню, съезжал с горок на деревянных лыжах просто, как нефиг делать. Потом через несколько лет пришёл на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял: больше никогда! В Австрии в горах дети – крохи по 2,5 года – катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка...» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде – не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
* * *
Хотите – верьте, хотите – нет, но во время съёмок мною взят некий груз, некая ответственность. И коли уж так получилось, что я работал с Балабановым, снимался в его фильмах, я всё равно должен буду защищать какие-то важные вещи, которые опасны, часто действительно находятся на грани фола, непонятны, тяжелы и оскорбительны для многих. Я всё равно буду защищать то, что важно для множества людей – униженных, пораненных и надломленных. Поверьте, я очень далёк от мысли о своей особой роли в фильмах Балабанова. И поэтому могу сказать о них прямо: это умелая или неумелая, но терапия, это какой-то кислород, который сейчас нужен.
* * *
Признание, популярность – это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает. Пробую я девочку на главную роль в своём первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку». Но случается вдруг и очень важная встреча. Хотя и короткая, когда человек... Вот гаишник останавливает меня, и за две минуты я узнаю: был на войне, четыре ранения и контузия, жена бросила, сейчас один, «чего дальше – не знаю.. ну всё, желаю удачи...»
* * *
Вы знаете, когда на рекламном плакате нарисовали человека с ружьём и написали «Сёстры», всё сразу стало ясно: ясно, откуда ноги растут. Хотя сначала название было другое – «Танец живота». Потом, переименовав фильм в «Сестёр», я хотел сохранить момент лёгкой игры и дистанции по отношению к фильмам о Даниле Багрове. И даже его появление в «Сёстрах» – не моя присяга ему, а скорее весёлый «привет Балабанову». Я пытался делать кино не о девочке, которая станет снайпером, а о том, что есть большой мир и есть маленький. Когда тебе четырнадцать лет, ты острее всего переживаешь жизнь в том маленьком мире, который рядом.
Кадр из фильма «Сестры». Фото: кинокомпания СТВ* * *
Как-то сама собой появилась и более общая тема, которую Сельянов хорошо формулирует: интересно снимать кино про достойных людей. В этой формулировке, наверное, есть некоторое противоречие с настоящим моментом. Кажется, актуальнее фильмы про болезнь, про страх, про ненависть. Все мы знаем, что милиционеры плохие, они пьют, берут взятки, грабят, деньги отнимают, насилуют. Но хочется верить, что есть и милиционер, который не способен на это. Представление, наверное, романтическое, но я знаю, что и на самом деле такой милиционер найдётся. И понимаю, что люди хотят, как и я, верить, хотят надеяться на красивый конец некрасивой жизни. Это душевно подкрепляет.
* * *
Я, как и Данила, не очень любил Америку. Слишком уж много её хвалили, а до этого ругали, и от этого становилось вдвойне неприятно. Но оказалось всё по-другому. Первый раз я полетел в Лос-Анджелес, и первое, что увидел, – красное закатное солнце, падающее в океан, пальмы, под пальмами машина с мигалкой, на асфальте лежал негр в наручниках, а сверху на нём сидел полицейский с кольтом. «Welcom to USA», – прокомментировал водитель. Потом выяснилось, что есть там и бомжи, и метро, церкви, заброшенные бензоколонки.
* * *
«Брат-2» – это комедийное кино, в нём иногда шутки могут заходить за грань приличия, но это такое кино. Данила стреляет в кого не надо, а кого «надо бы» застрелить, он вдруг прощает. Это очень русский тип: «на кого Бог пошлет», «орел или решка» – тут гражданской ответственностью и не пахнет. Даже главного злодея, который должен быть наказан по всем правилам, Данила оставляет ненаказанным.
Кадр из фильма «Брат - 2». Фото: кинокомпания СТВ* * *
Во время съёмок фильма «Война» на Кавказе местные ребята говорили мне: «Ты хороший парень, но больше так не говори», – подразумевая фразу моего героя из фильма «Брат» («Не брат ты мне, гнида чернож...я»). Я уже устал объяснять, что мне её пришлось говорить по сценарию, что в жизни я совсем не такой.
* * *
Я и сам чуть не стал жертвой популярности своего фильма. Мы с женой ждали сына и обсуждали, как его назвать. А маленькая дочка подходит и говорит: «Да что вы, папа и мама, думаете! Назовите сына Брат-2 – и всё...»
* * *
Думаю, что все ждут очень чистого человека. Он наивен, мало что знает о том, как должна быть устроена жизнь, вряд ли у него в голове есть такая же чёткая картина мира, как, скажем, у Данилы Багрова. Этот человек очень молод, но уверен в себе, хотя и беззащитен. Он будет сильным своей чистотой – и всё. Он не будет ребёнком.
