О романе Льва Толстого «Анна Каренина» толковали в газетах XIX века как о новой битве или речи Бисмарка. О нём спорили горячо, словно судьба Анны была делом, личным для каждого. И сегодня этот роман продолжает вызывать споры. В январе в «Редакции Елены Шубиной» (АСТ) выходит новая книга писателя, лауреата премии «Большая книга» Павла Басинского «Подлинная история Анны Карениной». Книга – опыт авторского прочтения романа Льва Толстого.
Рассказать историю можно, показав героя: будь то реально существовавшая девушка Елизавета Дьяконова (героиня документального романа Павла Басинского «Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой», 2018) или вымышленный персонаж Льва Толстого Анна Каренина. Обе женщины – героини, хотя первая была вполне конкретным человеком, а вторая – персонаж романа.
За судьбой студентки Лизы, погибшей при загадочных обстоятельствах в 1902 году, стоит эпоха, отражающая положение женщины в период нарождающегося феминизма. Так, деталь за деталью вырисовывается судьба русской девушки, знаковая для своего времени. Анны Карениной, в отличие от Лизы, не существовало: это творение гения Толстого. Однако личная драма этой женщины вот уже несколько веков заставляет нас разгадывать её трагедию и мотивы поступков. И, конечно, Анна не просто персонаж – она героиня, причём не только «своего времени», а вне времени. Павел Басинский со скрупулёзностью детектива и тщательностью хроникёра восстанавливает цепочки событий романа «Анна Каренина». Содержание книги известно всем, даже тем, кто не читал, но готов ответить: «Изменила жена мужу. Бросилась под поезд».
Читатель убеждён: этот роман он знает отлично, но Басинский обращает наше внимание на детали, ускользающие от глаз. Какой цвет глаз и оттенок платья были у Анны на роковом балу? Какой именно танец она танцевала с Вронским, оскорбив Кити? Эти не просто значимые, а ключевые детали для понимания психологии героев, вписанных в реалии второй половины XIX века.
Павел Басинский мягко, исподволь сбивает с читателя спесь, давая понять, как в сущности невнимательно пролистывают «Анну Каренину». Насколько хорошо мы знаем истории Анны и Алексея Карениных до свадьбы? Об этом рассказывает Толстой, но читательская память слаба. А был ли красив Вронский, которого страстно полюбила Анна? – спрашивает Павел Басинский. И отвечает: Анна любит Вронского не за выдающиеся качества. Вронский прекрасен в глазах Анны, потому что она видит в нём отражение своей женской красоты. Да и вообще была ли на самом деле Анна – женщина, судьба, внешность, драма которой стали бы прототипическими для литературной героини? Павел Басинский разворачивает несколько биографических линий современниц Толстого, которые могли бы претендовать на «подлинную историю Анны». Автор подтверждает сложность читательской задачи: «Чтение “Анны Карениной” – это не только удовольствие, но и большой читательский труд». А сам роман – «это система направленных друг на друга зеркал». Задача автора – грамотно выставить свет, чтобы не исказить даже полутона жеста или интонации. Хорошо, если и читатель зорок и наблюдателен.
Онегин, Татьяна Ларина, Раскольников, Наташа Ростова, Анна Каренина – у каждого читателя они свои. И часто личное восприятие этих персонажей ревниво отгораживается от чужого мнения, потому что это не просто абстрактные литературные образы, а ты сам, проживающий их судьбы. И иногда кажется: если бы не они – не было бы и тебя.
«Стол» поговорил с автором «Подлинной истории Анны Карениной» и узнал, как нам сегодня читать оба романа – Толстого и Басинского.
– Павел Валерьевич, у Анны Карениной нет одного прототипа, как и почти у всех главных героев романа. «Подлинных» историй великого романа множество. А какая ближе Вам?
– С этой истории я начинаю книгу. Это реальная история Анны Пироговой, любовницы соседа Толстого по имениям Бибикова, которая, чтобы отомстить любовнику, бросилась под колёса товарного поезда. Кстати, она похоронена на том же кладбище, что и почти все ближайшие родственники Толстого. Вот кого по-настоящему жалко. А Анна – всё-таки придуманный персонаж.
– Вы читали роман много раз. Почему? Как менялось ваше отношение к «Анне Карениной» по мере взросления?
– Да, я принадлежу к «секте» фанатиков «Анны Карениной», которые перечитывают этот роман на протяжении всей жизни, каждый раз открывая в нём что-то новое. И не просто новое… Каждый раз у меня возникает ощущение, что я читаю какой-то другой роман. Совершенно иначе понимаются мотивы поступков героев, связи между ними. Только при последнем прочтении я понял, что роман построен на системе направленных друг на друга «зеркал». Как в трюмо… От этого создаётся бесконечная перспектива отражений, разобраться в которой сложно, но и увлекательно! Это сплошные бесконечные «пары». Не только Анна и Вронский – Левин и Кити. Все герои «парны» друг другу, и эти пары постоянно меняются местами, как в мазурке, которую танцуют Анна и Вронский на московском балу (а не вальс, как в кино). Это непрерывные танцевальные фигуры. Так, в начале романа Анна едет в Москву спасать брата Стиву от развода, а ближе к концу Стива едет в Петербург, чтобы развести сестру с мужем на выгодных для неё условиях. И так далее, и тому подобное.
– Как думаете, когда читатель «дозревает» до этой книги?
– Читать «Анну Каренину» можно в любом возрасте, начиная, извините, с пубертатного периода. Понять его до конца не получится никогда, потому что это единственный в мире роман, который равен самой жизни. А как можно до конца понять жизнь, даже свою собственную? Только после смерти, если посмотреть на неё со стороны. Может быть, у всех у нас это когда-нибудь получится.
– «Анн Карениных столько же, сколько читателей этого романа», – говорите вы. А какова Ваша?
– Моя Анна – поразительная женщина, которая смогла «построить» вокруг себя не только всех мужчин, но и всех женщин – персонажей романа. Без неё их всех просто нет. Или они – самые обычные люди, которые никому не интересны. Толстой, как мне кажется, исправил ошибку Пушкина, который назвал свой роман в стихах «Евгений Онегин», хотя назвать его нужно было «Татьяна Ларина».
– Но почему эта женщина так пленяет и волнует? Ведь даже сегодня образ Анны не оставляет равнодушных: о ней спорят, читатели в неё влюбляются, а читательницы порой ненавидят? Этот персонаж живее всех живых.
– Я могу долго и с умным видом рассуждать, почему именно образ Анны Карениной стал центральным образом влюблённой женщины мировой литературы. И почему именно её смерть под колёсами поезда, а не, допустим, самоубийство госпожи Бовари (хотя роман Флобера вышел на двадцать лет раньше «Анны Карениной») мечтают сыграть все мировые актрисы. Но я не буду делать умное лицо. Не знаю, почему так произошло. Здесь мы вступаем в область архетипов. Почему архетипическим образом путешественника стал Одиссей, хотя о путешествиях и приключениях написаны тысячи книг? Но мы, когда заходит разговор о долгом и опасном путешествии, говорим: «одиссея». Почему центральным мировым образом юношеской любви стала история Ромео и Джульетты? Почему довольно банальный и риторический монолог Гамлета («Быть или не быть?») сидит в подкорке любого читающего человека мира? Не знаю, как не знаю, почему главной картиной считается «Джоконда». То же и с «Анной Карениной». Есть точка зрения, что это просто «общественный договор». Договорились считать это и это главными произведениями и главными мировыми образами того-то и того-то. Но здесь возникает вопрос: почему договорились на этом, а не на чём-то другом? Давайте оставим это в области тайны.
– Как современники восприняли роман?
– По-разному. Близкие по духу Льву Толстому Фет и Страхов пришли от книги в восторг. Просто читающая публика была от него без ума. Это был, пожалуй, первый настоящий «хит» в русской литературе, имевший массовый успех. Но многие известные писатели того времени отнеслись к нему с прохладцей, а то и враждебно: Тургенев, Некрасов, Салтыков-Щедрин... Но здесь надо учитывать, что братья-писатели вообще не очень любят, когда кто-то пишет успешную вещь. Так и сегодня. Кто из прозаиков очень любит Пелевина, Прилепина, Водолазкина, Яхину?
– Время затрудняет понимание романа читателем?
– Понимание, конечно, затрудняет, потому что многие реалии XIX века становятся нам чуждыми. (Кстати, некоторые из них я объясняю в книге.) Это происходит даже с прозой ХХ века. Уже надо комментировать Зощенко и Булгакова. Трудно представить, чтобы современная молодёжь хохотала бы над началом романа «Мастер и Маргарита», где продавщица газированной воды на просьбу дать нарзана ответила: «Нарзана нет», – и почему-то «обиделась». Или «Аристократка» Зощенко. «Цоп с кремом (пирожное) и жрёт». В чём прикол? Надо объяснять, что она просто голодная. Но при этом непонятные реалии удивительным образом не снижают интерес к «Анне Карениной». Он только растёт век от века во всём мире. Бесконечные новые переводы, экранизации. Значит, в нём есть что-то универсальное, вне зависимости от устаревших реалий.
– Роман Толстой писал о себе, потому так дорожил линией Левина и Кити, однако читатель запомнил эту книгу линией заглавной героини, «выбраковывая» историю Левина как досадную и ненужную. Хотя без этих героев нет «великого романа». Почему так случилось?
– Нет, Толстой всё-таки писал роман не о себе, а о женщине по имени Анна. Но линия Левина, вы правы, была ему очень важна. Но и её понять можно только в контексте судьбы Анны. Обратите внимание: Анна покончила с собой, а Левин в конце романа тоже хочет покончить с собой, но боится этого и поэтому прячет от себя верёвки и ходит на охоту без ружья. Конечно, без линии Левина нет великого романа. Толстой писал, что этот роман – свод (как камин, например), но никто не заметит, где в этом своде замок, то есть тот кирпич, на котором держится весь свод.
– Толстой этот замок так тщательно спрятал или его не было?
– У меня есть предположение, где этот замок. Но оно настолько зыбкое, что я не стал писать о нём в книге. Вам скажу. Мне кажется, он в той короткой сцене почти в конце романа, где Левин впервые встречается с Анной и, будем говорить откровенно, влюбляется в неё. Беременная Кити мгновенно «просекает» это по сияющим глазам мужа и кричит: «Ты влюбился в эту гадкую женщину!». Обратите внимание: на протяжении романа Каренина «строит» вокруг себя всех его главных персонажей. Все так или иначе пляшут под её дудку. Она мирит Долли и Стиву, влюбляет в себя Вронского и наносит душевную травму Кити. Она сначала очаровывает мать Вронского, которая потом её особенно ненавидит в том числе и за это. Она делает несчастным Каренина и вызывает тайную женскую зависть и ревность его подруги Лидии Ивановны. Она становится главным объектом светской интриги Бетси Тверской. Единственный персонаж, на которого она не имеет влияния и с которым не знакома, – это Левин. И только в конце романа он встречается с ней. И – тут же влюбляется. А после самоубийства Анны сам думает о самоубийстве. Совпадение? Думаю, нет. Я же сказал: в романе сплошные пары и перераспределение фигур. Мне кажется, что в какой-то момент Левин понимает, что милая, очаровательная Кити не тянет на его жену. Поэтому он и не признаётся ей в своем «духовном перевороте». Она не поймёт. Анна бы поняла. Но, повторяю, это зыбкое предположение. И это перспектива какого-то другого романа.
– Складывается впечатление, что классик делил женщин на «хороших» (порядочных), которых превращал в «плодовитую самку», и «плохих». Последние наделены обольстительной силой, так пугавшей и волновавшей автора. Но прельщающая женщина – плохая мать и жена. Автор к такой героине беспощаден, хотя и любуется ею. Но, возможно, я не права. Как Лев Толстой относился к своей Анне?
– Да, Толстой безусловно считал, что измена мужу (как и измена жене) – это великий грех, за которым неизбежно последует расплата. Но не он осуждает Анну. Во всяком случае, в романе есть женщины, куда более ему неприятные. Например, аристократическая сектантка Лидия Ивановна, которая мужу не изменяет. Толстой вообще в романе никого не осуждает. Он судит героев глазами других героев. И в зависимости от того, чей это взгляд, мы видим героев совершенно по-разному.
Но если, опять-таки, говорить откровенно, то, конечно, Толстой был влюблён в Анну Каренину. И одновременно боялся её. Поэтому отодвигал на конец романа знакомство Анны и Левина. Потому что она сломала бы и его судьбу. В этом отличие Толстого от Достоевского. Толстой никогда не «повёлся» бы на женщину вроде Аполлинарии Сусловой. Он их как огня боялся. Но в этом в том числе и нерв всего романа.