Катарина Каролина Неер родилась в Мюнхене 3 ноября 1900 года в благополучной «буржуазной» семье. Ее отец, Йозеф Неер, играл в оркестре Мюнхенской филармонии и преподавал в младших классах. Мать, Катарина Каролина Циглер, была владелицей винотеки.
Карола была старшим ребенком в семье и так же, как брат с сестрой, обнаруживала способности к музыке: пела в церковном хоре, под руководством отца играла на фортепьяно. Девочка мечтала стать актрисой, но родители и слышать об этом не хотели. С отцом у Каролы отношения были сложные, в них переплетались любовь и ненависть из-за взрывного характера обоих. Вот как они описаны в новелле «Серебристая лисица»: «У моего отца были вот такие большие руки – нет, еще больше, – он ведь был пианистом, а у пианистов руки легко вырастают большими. Он запросто брал дециму. Я очень его любила, его характер был совсем как у меня, только он был еще в тысячу раз вспыльчивее, и за это я его и ненавидела».
Новеллы от лица самой Каролы писал супруг актрисы, поэт и прозаик Клабунд. Он записывал в виде рассказов истории из ее детства и публиковал их в спортивном журнале.
Родители хотели видеть Каролу обеспеченной, твердо стоящей на ногах женщиной, поэтому отправили дочь в коммерческое училище, после окончания которого она поступила на работу в банк. Первые заработанные деньги Карола втайне от родителей тратила на уроки актерского мастерства и танцев, а после смерти отца, в 1918 году, решилась на отчаянный шаг.
«Я стремилась на сцену, и мне наконец предложили ангажемент в Баден-Бадене. Но моя мать и слышать об этом не хотела, и однажды утром я попросту бодро и весело удрала от нее. Не тайком, не ночью, а средь бела дня. Мать бежала вслед за мной по улице, но тут подошел трамвай, и я вскочила на подножку, а она осталась в полной растерянности стоять на остановке», – рассказывает она в «Серебристой лисице».
Премьера прошла более чем успешно, молодую актрису заметили, после чего наступило время первых побед – Карола Неер играла на сценах Баден-Бадена, Мюнхена, Нюрнберга, Франкфурта-на-Майне. В 1922 году она познакомилась с Бертольтом Брехтом, а в 1924-м стала ведущей актрисой в известнейшем европейском театре «Лобе и Талия» в Бреслау, где, помимо прочих ролей, сыграла в пьесе «Меловой круг», которая имела оглушительный успех. Автором пьесы был Альфред Геншке, писавший под псевдонимом Клабунд, в 1925 году Карола и Клабунд поженились. В их взаимоотношениях всегда присутствовал драматизм: Клабунд был неизлечимо болен туберкулезом и через три года умер на руках у супруги.
«Я хочу представить Вам, Вы же знаете, какой я тщеславный, свою жену. Она такая красивая, такая умная, такая талантливая, что от меня мало что осталось… Вот появляется та, что сумела отомстить за всех остальных женщин, и съедает вас со всеми потрохами. Ни одного закоулочка души не остается несъеденным», – писал он Герману Гессе в 1926 году.
Во второй половине 1920-х годов Карола Неер оказывается в самом центре бурной театральной жизни. Снискавшая славу и любовь публики, актриса принимала участие в самых знаменитых постановках того времени, снималась в первых кинофильмах.
После смерти супруга Карола снова сближается с Брехтом, который пишет несколько ролей специально для нее – «агрессивной и будоражащей актрисы стиля модерн», как отзывались о ней критики. Неер играет, играет и играет: Рокси в первой постановке «Чикаго», Полли Пичем в «Трехгрошовой опере», Лилиан Холидей в «Хэппи Энде», Иоанну в «Святой Иоанне скотобоен» и множество других ролей. Критики называли Каролу настоящей народной актрисой, которая несла на сцену свободное дыхание улиц.
Настоящая звезда своего времени, Карола Неер уделяет большое внимание своему имиджу. Многочисленные статьи и хвалебные рецензии в адрес актрисы, публикации фотоснимков великолепной Каролы в иллюстрированных журналах, автомобиль с личным шофером, штат горничных и поваров, великосветские рауты. В отличие от большинства звезд той эпохи, Неер всячески демонстрирует свою эмансипированность: боксирует на ринге, участвует в мотогонках, пилотирует самолет и покоряет Берлинскую радиобашню высотой 168 метров. Кроме всего прочего, актриса пишет очерки и стихи, которые с успехом публикуются в прессе.
В стихотворении «Я люблю спорт» Карола Неер предстает такой, какой она была в то время – дерзкой, смешливой, смелой молодой женщиной, которая не боится никаких преград и берет любые высоты.
Я занималась в Бадене верховой ездой,
Скакала в пять утра по берегу Оса,
Разбила вдребезги в Вене
Небольшое авто марки «Штейр»,
Ходила под парусом по Ванзее,
Плавала возле Лидо
И даже как-то (правда, без особой охоты)
Вскарабкалась на гору Вацманн…
… Я танцую
Black and White bottom
Некоторых партнеров вожу за нос
Я играю
На пианино
В покер
Мячом
Земным шаром
И на театральной сцене.
Немало сердец
Я отправила в нокаут
Гип-гип ура!
Общение с Брехтом сыграло немалую роль в становлении личности Каролы Неер, и, кроме этого, во многом определило ее политические пристрастия. В театральной среде, где Брехт и Неер занимали видные позиции, были сильны «левые» антифашистские настроения и коммунистические симпатии. В 1929 году актриса знакомится с дирижером Германом Шерхеном, который увлекался марксизмом, их связь продлилась около трех лет. Политические воззрения друзей и любимого мужчины привели Каролу в Марксистскую рабочую школу, где она изучала русский язык. В этой школе она познакомилась с молодым коммунистом Анатолем Беккером, он сыграет в ее судьбе драматическую роль.
Карола оставляет Шерхена, союз с которым уже начинал тяготить ее, и вместе с романтически настроенным Анатолем уезжает из Германии, постепенно превращавшейся в фашистскую тоталитарную страну. Ни в Вене, ни в Праге актрисе не удается получить ангажемент, тогда в 1933 году Карола и Анатоль приезжают по туристической визе в Москву.
Здесь они застали самое мрачное время: репрессии, карточная система, жилищный и экономический кризис. Беккер устраивается конструктором на завод имени Орджоникидзе. Никакими благами партийных функционеров супруги обласканы не были: жили у друзей, спали на полу.
Однако иллюзии, связанные со светлым будущим в Стране Советов, рассеялись не сразу. Плохо владеющая русским языком Неер не может играть в крупных театрах столицы, тем не менее она ищет любые возможности для активной деятельности: преподает актерское мастерство эмигрантам, выступает в Клубе иностранных рабочих, делает записи на радио, пишет статьи о театральных деятелях, уехавших из Германии. В 1933 Карола получает место актрисы и помощницы режиссера на советско-германской фабрике «Межрабпомфильм», которая в скором времени закрывается, так и не сняв известную немецкую актрису ни в одном фильме.
Благодаря дружбе с немецкой писательницей Марией Остен, супругой главного редактора журнала «Огонек» Михаила Кольцова, Неер получает возможность писать для рубрики «Артисты в эмиграции». Позже Кольцов поможет супругам-эмигрантам, у которых в 1934 году родится сын, он поселит их в гостинице «Савой», в номер, записанный на его имя. В этом же году Неер, с воодушевлением рассказывавшая, что состояла в рядах Коммунистической партии Германии, подписывает протест против оккупации Гитлером земли Саар, за что ее лишают немецкого гражданства. Более того, после гастролей в СССР в концентрационный лагерь Дахау попадает ее младший брат Йозеф.
Так Карола лишается возможности вернуться в Германию. Она попадает в ловушку, находясь меж двух огней: между двумя тоталитарными странами, стоящими на грани войны, между НКВД и гестапо. Из Советского Союза она не может уехать, все двери для нее закрыты, при этом в коммунистической эмигрантской среде ее недолюбливают, обвиняя в буржуазности и чужеродности. Чужая среди своих – коммунистка для фашистов, буржуа для пролетариев.
В 1936 году страна буквально захлебывается в репрессиях. Шпиономания, доносы друг на друга –обстановка становится все более напряженной. Один за другим раскрываются «заговоры врагов народа», по обвинению в связи с троцкистским центром арестована довольно большая группа немцев. В мае 1936 года Анатоля Беккера, супруга актрисы, задерживают по обвинению в подготовке теракта во время майских демостраций, а через два месяца арестовывают саму Каролу. Следователи ничего не знают о былой славе актрисы, в СССР она живет под фамилией первого мужа – Геншке.
Через год тюремного заключения Каролина Иосифовна Геншке наконец узнает, в чем ее обвиняют: она якобы вела антисоветскую деятельность, являясь связной троцкистского центра, поводом послужили письма друзей и знакомых, которые Карола везла из Праги в Москву. Утверждалось также, что она ввела в заблуждение органы, выдав себя за члена партии (партбилета у Каролы действительно не было, но она полагала, что важны политические убеждения, а не формальности).
Актриса своей вины не признала и против мужа не свидетельствовала. Верховный Суд СССР приговорил ее к десяти годам тюрьмы с конфискацией имущества. Ее двухлетний сын Георг (Григорий Анатольевич) Беккер был отправлен в детский дом города Рыбинска. А муж к тому времени уже был расстрелян.
Театральный путь Каролы Неер – Баден-Баден, Мюнхен, Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне, Берлин, Вена, Прага – сменился тюремным маршрутом: Москва (Бутырская тюрьма), Ярославль, Владимир, Орел, Соль-Илецк.
Теперь, я слышу, ты попала в тюрьму.
На письма, что я написал в твою защиту,
Нет ответа. Друзья, которых
Я просил за тебя,
Молчат. Я ничем не могу тебе помочь. Что
Ждет тебя завтра? Станешь ли ты еще
Для себя что-то делать,
Не теряя надежды и не теряя
Головы, двигаясь, как всегда, пластично.
Образцово?
Это стихотворение в 1937 году посвятил ей Бертольд Брехт. Каролина действительно все делала образцово.
Несмотря на то, что заключенным запрещали разговаривать, она читала сокамерницам стихи, в духоте камеры каждое утро делала зарядку, следила за своим внешним видом. «Она все время старалась сохранить внешний вид, ухаживать за собой, регулярно заниматься гимнастикой. В отличие от нас, остальных, у нее все еще была гладкая красивая кожа, несмотря на страшные условия, из-за которых люди быстро старели», – вспоминает ее сокамерница Хильда Дути.
Каролина писала письма директору детского дома, пытаясь узнать хоть что-то о своем мальчике, задавала конкретные вопросы: «Как мой сын развивается физически и умственно? В каком он состоянии здоровья? Какой его вес и рост? Чем он занимается? Учится ли он уже читать и писать? Вы понимаете, я жду с нетерпением день, когда я могу ему непосредственно…»
После пакта Молотова-Риббентропа о ненападении между Германией и Советским Союзом в 1939 году Неер хотели вернуть в Германию, но она была лишена гражданства нацистами и осталась в тюрьме у коммунистов. Была переведена во Владимирскую тюрьму, а к началу войны в Орловскую. В октябре 1941 года Каролину отправляют в Соль-Илецк, на Урал, где условия содержания заключенных были еще жестче: грязь, вши, плохое питание, в камерах содержалось по 50 человек. Женщины сами просили брить их наголо в бане, которую можно было посещать лишь один раз в месяц.
26 июня 1942 года в лазарете соль-илецкой тюрьмы Карола Неер умерла от тифа.
Ее сын долгие годы знал о себе лишь имя, фамилию и национальность. Георг Беккер закончил техникум, музыкальную школу и консерваторию. После окончания службы в армии Георг, отчаявшийся получить сведения о матери, отправил в детский дом поддельный «официальный» запрос из части, в которой проходил службу. На запрос о матери рядового Беккера был получен ответ, что само по себе было почти чудом – сохранилось то самое письмо, которое Карола писала директору детского дома из Орловской тюрьмы.
После этого Георгу Беккеру стало известно, что его мать, Каролина Иосифовна Геншке была посмертно реабилитирована в 1959 году.
В 1973 году, после долгих мытарств и петиции, отправленной Леониду Брежневу, которую подписали многие немецкие деятели культуры и политики, Георг Беккер смог уехать из СССР в Германию. Он вернулся в Россию в начале 1990-х, чтобы собрать материалы о судьбе своей матери.
В Берлине и Мюнхене именем Каролы Неер названы улицы, в Москве на доме, откуда ее забрали, установлена памятная табличка проекта «Последний адрес».
«Возьмите сколь угодно красивую женщину и дайте ей пройтись по сцене. Она будет спотыкаться о свои собственные ноги и мысли. Она выпала из своей стихии, она – как рыба на суше. Но мы, актрисы, попадаем в свою стихию лишь на сцене, а спотыкаемся мы только в жизни», – говорила Карола в одном из своих интервью в 1927 году, еще на родине.