4 февраля в Музее Анны Ахматовой в Петербурге открылась выставка художника Александра Некрасова «Дух дышит, где хочет». Любой человек выражает себя через слово или образ, размышляя о том, что наиболее значимо. Александр Некрасов более тридцати пяти лет обращается к темам Благовещения, Сретения, Распятия, Христа во гробе. На выставке можно увидеть вариации на эти евангельские темы, а также образы главы Иоанна, Николая Чудотворца, Ксении Блаженной.
– Платок светится словно нимб, – Александр Некрасов останавливается у картины, на которой изображена Ксения. – Фон напоминает золото иконостаса. Одежда похожа на грубый ватник. И светящийся улыбающийся лик.
Фото: Артем ЛешкоНекрасов не сразу решился писать Ксению, когда его попросил об этом знакомый. С тех пор он не единожды обращался к образу святой. Как и другие представленные на выставке циклы, эти образы, различные по своему внутреннему звучанию, объединяет активная роль света, которому Некрасов придаёт особое значение. Он объясняет: «Распятие – словно извержение света: есть ощущение, что образ Христа светится изнутри».
.jpg)
Фото: Артем ЛешкоХудожник признаётся: ищет вдохновение в храмах. Ему хорошо знакомы храмы и монастыри вокруг Пскова и Великого Новгорода, в которых сохранились древние росписи. Он убеждён, что сегодня необходимо погрузиться в мировую культуру, и русскую, и европейскую, чтобы определить своё место относительно того, что уже открыто. Александр Некрасов более сорока лет преподаёт курс практических занятий по изучению произведений искусства, где учащиеся, профессионалы и любители, с карандашом в руке исследуют через язык формы, как мыслили художники прошлого.
.jpg)
Фото: Артем Лешко– Александр Михайлович, Вы часто обращаетесь к евангельским сюжетам. Почему эти темы так волнуют? Вы когда-нибудь сомневались, стоит ли за них браться, не дерзость ли?
– Здесь другое. Если мы исключаем возможность искренне открыть сердце, чтобы говорить о самом важном и дорогом, то, наверное, должно быть дерзновение. Иначе говоря, либо мы прячемся от самих себя и не выходим на открытый разговор, или же мы всё-таки рискуем и идём на разговор, чтобы выяснить своё предназначение и понять, зачем мы пришли в этот мир. Вопроса «Могу ли я?» не стоит, хотя я понимаю, что это очень трудно. Но когда начинаю работать, об этом уже не думаю. Иконописец создаёт окно в другой мир, а я такой задачи не ставлю. Мне необходимо прежде всего выяснить отношения с Создателем. Знаете, некоторые говорят: «На выставке тишина». Думаю, эта тишина возникает во время работы и расставляет всё по своим местам. Это не желание с кем-то говорить, тут другое. Живопись – мой язык. Я стараюсь не солгать, а повторяющиеся сюжеты – стремление не упустить малейших, на первый взгляд незначимых вещей, чтобы они превратились в гармоничное целое. Для этого нужно погружение в культуру и историю. Хочется не импровизировать, а найти точное соответствие дню сегодняшнему в свете и форме. Я хочу жить с Богом. Это как звезда, которая мне светит, но дотянуться не могу, хотя стремлюсь всей душой.
Фото: Артем Лешко
Фото: Артем Лешко– Исторический период влияет на трактовку и понимание евангельского сюжета? Или, быть может, мы настолько оторвались от корней, что эти темы сложно понять?
– Вы хорошо сказали. Если вы посмотрите Рублёва, Тинторетто, Рембрандта, вам, как и мне, некоторые вещи будут непостижимы, поскольку мы люди другого мировосприятия. Мы лишь пытаемся интерпретировать их мировоззрение. А у нас сильнейший разрыв между культурными традициями прошлого и современным человеком. Чтобы понять картину и икону XV века, современный человек должен не только знать культуру этого времени, но и глубоко чувствовать её.
.jpg)
Фото: Артем Лешко– В обществе всегда есть запрос на сакральные темы?
– Я бы сузил вопрос и говорил бы не об обществе, а об отдельном человеке. Я вырос в социалистической среде, потому сейчас так ценю индивидуальный путь. Для меня этот путь был тяжёлым, в 1980-е произошёл пересмотр ценностей, который помог понять, откуда я иду и что есть мои корни.
Фото: Артем Лешко– В ваших работах будто идёт противоборство света и тьмы.
– Нет такого места, где не проявлялся бы свет. Меня поразила евангельская история о том, как тень Петра исцелила человека (имеется в виду сюжет в Деяниях апостолов). Значит, вера у него была настолько глубока, что произошло чудо. В капелле Бранкаччи во Флоренции изображён этот сюжет. Вы сказали о борьбе тьмы и света, но сама тень наполняется светом.
– Вы создатель и директор музея «Царскосельская коллекция», в котором представлено искусство ленинградского и московского поставангарда 1920–1990-х годов. И Вы пишете евангельские сюжеты. Как одно сочетается с другим?
– Авангардных мыслей у меня нет. И в музейной работе, и в творчестве для меня прежде всего важен поиск индивидуального пластического языка, соответствующего своему времени. Любая попытка коллективных обобщений для меня неприемлема.
Фото: Артем Лешко– Вы не только живописец, но и педагог. Когда Вы стали заниматься живописью с людьми с особенностями в развитии?
– Некоторое время я работал в реабилитационном центре, совмещая работу руководителя музея и художника-педагога. У меня была своя группа – «Божья коровка». Они замечательно талантливые люди. Ребятам было по тринадцать лет, когда начался мой курс. А через пятнадцать лет это были уже зрелые люди. В 2009 году мы подготовили выставку «Резонанс»: рядом с картинами выдающихся современных художников выставляли работы людей с ограниченными возможностями. Выставка проводилась в арт-центре на Пушкинской, 10. К 300-летию Царского Села удалось сделать фестиваль для особых художников, направленный на поддержку и развитие их способностей в области изобразительного искусства. Фестивалю «Царскосельский вернисаж» уже двенадцать лет, он проходит ежегодно в июне. Работа с особыми художниками, помогающая раскрыть их художественный дар, даёт нам самим жизненно важные силы.
.jpg)
Фото: Артем Лешко
