«Сорняки» в речи
Одной из примет времени стало повсеместное распространение новой лексики. Со страниц сайтов и из лент «ВКонтакте» и Faceboook такие слова, как «хайп» и «криптово» проникают в «реальную» жизнь. Их можно услышать в устной речи и увидеть на стенах домов и заборов в качестве уличного граффити.
Мода на такие слова, распространившись среди молодёжи, постепенно захватывает и тех, «кому за тридцать», и более старшее поколение. Ведь мало кому хочется прослыть «отставшими от жизни» и «соскочить с волны» современных трендов. Кроме того, всё новое вызывает интерес, даже если в своей основе явления, обозначаемые модными словечками, далеко не новы.
– Как говорил в своё время, еще в 2009 году, Михаил Задорнов, для некоторых людей поиск истины ограничивается набором этого слова в «Гугле», – рассказал «Столу» блогер Сергей Топчиев. – А ведь и правда, мы сегодня стали падки на какие-то непонятные слова, которые нам преподносят из интернета и телевидения. Каждому хочется «бляснуть», именно «бляснуть», а по-другому уже это не назовешь.
Появились и специфические медийные субкультуры, которые вырабатывают свою терминологию. И если сначала это были в широком смысле «компьютерщики» и «программисты», то теперь в массовую речь проникают слова из обихода YouTube-блогеров, поклонников аниме, ролевых игр и других увлечений.
Другим источником стала реклама, пытающаяся говорить на языке потребителей, многими из которых являются «продвинутые» студенты и подростки. Один из исследователей темы только на одной из улиц Владивостока единовременно насчитал 114 англоязычных слов в обращениях наружной рекламы (в это число не вошли названия компаний и имена собственные). Эти тексты направлены на социально «успешную» целевую аудиторию, для которой билингвизм, как считается – обычное дело. Однако какой процент горожан действительно способен воспринять такую рекламу – вопрос открытый.
– Реклама в желании продать товар заполняет умы молодежи такими словами, которые даже сами пиарщики не могут объяснить, – замечает Сергей Точиев. – Например, креативный. У меня это слово ассоциируется со словом кретинизм. Ведь есть много русских и более выразительных слов.
Засильем иноязычных заимствований существенно обеспокоены и российские чиновники. Так, летом 2017 года министр образования Ольга Васильева заявила о планах вычеркнуть из учебников по русскому языку «новую» лексику. Впрочем, в качестве примера она привела слова, вошедшие в широкое употребление еще в 90-е годы – «бизнес», «шопинг», «паркинг».
Часть ученых поддержала министра – их аргументы сводятся к тому, что если не предпринимать мер, русский язык утратит самобытность. Другие же призывают не перегибать палку – исторические заимствования существовали в языке на всех этапах его развития и успешно ассимилировались. Мало кто знает, допустим, что такие русские слова, как «деревня», «пельмени», «дёготь» – заимствования из финно-угорских и балтийских языков, с носителями которых славяне активно контактировали на заре своей истории. Было много волн привнесения новой лексики – из голландского, немецкого, французского и других языков, претендовавших на гегемонию в мире. Сейчас в ходе глобализации на доминирование во всемирном масштабе претендует английский язык.
– С точки зрения чистоты русского языка изменения кажутся негативными. Но с точки зрения эволюции – это неизбежность, – считает Роман Котов, президент инвестиционного холдинга «Котов Групп». – Глобализация привносит лексику и семантику доминирующей культуры, в данном случае – англо-американской.
Как отмечают эксперты, перенасыщенность молодёжного языка англицизмами связана с желанием «отгородиться» от старших поколений. По мере взросления большинство этих слов выходит из употребления. Например, психолог Никита Карпов, директор по развитию центра психологического обучения детей и родителей «Архитектура Будущего», поясняет, что «сленг всегда служил показателем принадлежности к группе, критерием отличия «свой-чужой». По его словам, «нынешние подростки и молодежь с “хайпом” и “криповостью” ничем не отличаются от молодежи 70-х с их “шузами”, “предками” и т. д».
Непроверенность
«Вирусное» распространение информации приводит к тому, что пользователи интернета активно постят размещенные другими сведения, не особенно задумываясь об их правдивости. Ярчайшим примером стала медиа-истерика после мартовского пожара 2018 года в торговом центре «Зимняя Вишня» (город Кемерово). Разгорячённые «фейковыми» данными о сотнях погибших детей (которые изначально выдумал украинский пранкер Вольнов), тысячи человек собрались перед зданием администрации области с требованиями ответов. Благодаря грамотным действиям и открытости властей, разрешивших кемеровчанам проверить все места, где могли находиться «утаённые» трупы, конфликт был погашен. Однако сам факт несанкционированного митинга, происходившего как раз в те часы, когда в Кемерове находился президент Путин, – тревожный признак. Он показывает, насколько общество утратило навыки критической оценки информации.
– Многие блогеры, многие люди, ведущие странички в социальных сетях, в погоне за дешевой славой готовы писать всякую жёлтую информацию. Только для того, чтобы привлечь внимание к своей персоне, – утверждает Сергей Топчиев.
Корень таких явлений исследователи видят в том, что эмоционально окрашенные «фейки» распространяются быстрее «скучных» официальных новостей. Сказывается и застарелое недоверие к официозу – достаточно вспомнить, что первая информация об аварии на Чернобыльской АЗС появилась в СМИ лишь через 2 дня после случившегося.
Еще одна причина – возросшее в разы количество информации, которую трудно переработать.
– Бегло проглядывая материалы, мы формируем навык поверхностного чтения, но зачастую даже для изучения заинтересовавших вопросов не хватает времени. Поэтому при случае в разговоре человек воспроизводит обрывки фактов, которые остались у него в памяти, времени на проверку которых он не нашел, – объясняет культуролог и психолог Елена Лосева.
Кроме того, злую шутку с интернет-пользователями играет уверенность, что любую информацию можно проверить, просто вбив её в поисковик.
– Доступность справочной информации в интернете совершенно меняет отношение к необходимости ее заучивать, – констатирует Роман Котов. – Масса информации заставляет современного человека вырабатывать «информационную слепоту» в отношении определенного типа контента в Сети и вне ее. Вместе с тем возможность быстро добыть информацию ведёт к поверхностности. К сожалению, наши граждане ещё питают пиетет к печатному слову и потому не научились фильтровать источники информации.
Спад эрудиции
Необразованность молодого поколения, «зависающего» в гаджетах, давно стала притчей во языцех. Каждый раз, когда появляются новости о том, что 16% населения не знают, кто такой Ленин, а половина россиян не умеет умножать без калькулятора – это вызывает шквал осуждения.
Однако снижение эрудированности населения объясняется просто – люди считают, что «отвлечённые» знания им не нужны, а всю необходимую информацию они и так получают. Или могут моментально получить из интернета.
– Наши родители знали дату рождения Эдиты Пьехи и дату Чернобыльской катастрофы. Поколение 21-го века будет помнить дату пожара в торговом центре г. Кемерово, открытие моста через Керченский пролив, чемпионат мира по футболу и многое другое, что актуально в их время, – рассказывает психолог Анастасия Ефремова.
– Технологии и реалии требуют иного подхода, – добавляет её коллега Никита Карпов. – Быстрый поиск информации, умение отделить нужное от ненужного. Информация ищется и используется не впрок, а под задачу. Безусловно, это меняет критерии образованности. А мы все еще подходим со старыми мерками к новой реальности.
Одной из причин низкой эрудированности можно назвать и ангажированность источников. По многим темам поисковые системы в первую очередь выдают материалы с сайтов ярко выраженной политической направленности. Сталкиваясь с тем, что им вместо объективных знаний пытаются навязать определённое мировоззрение (часто радикальное), люди утрачивают интерес к «серьёзным» темам. На смену приходят развлечения.
– Люди, особенно молодежь проводят часы и целые дни, читая различные сайты и соцсети в интернете. Я вижу здесь избегание и инфантильную, не взрослую, позицию: развлекаться, получать удовольствие сейчас, не думать о будущем, не задумываться о своём жизненном пути, о жизненно важных целях и развитии своей личности, – поделилась мнением со «Столом» Вероника Крайнова, клинический психолог.
У распространившегося в обществе инфантилизма есть и объективные показатели. Средний возраст вступления в брак у мужчин вырос с 25 лет в 90-е годы до 27 лет (у женщин – с 19 до 23 лет). 30% молодёжи в возрасте до 24 лет – безработные, которые «сидят на шее» у родителей, бабушек и дедушек.
Интеллектуально и эмоционально недоразвитый человек – находка для армии маркетологов, подталкивающих общество к «растительному» существованию.
– Сейчас за нас все решают: что нам кушать, во что одеваться, какие фильмы смотреть и с кем заниматься сексом, – посетовал в разговоре с журналистом «Стола» Сергей Канаев, арт-директор Московского дома книги. – Все решает один клик. Зачем напрягать мозг, если есть готовый вариант развития событий жизни? Даже большие, как кажется теперь, тексты livejournal сейчас матировали во flash-посты instagram и twitter.
Однако, по словам специалистов, не всё так плохо. Например, Никита Карпов отмечает, что «видит десятки подростков, которые знают больше взрослых». Всё дело, по его словам, в том, что общество переходит к «префигуративной культуре». «Есть области, где младшие опережают старших, прежде всего информационные технологии», – отмечает эксперт.
С ним согласна и Анастасия Ефремова:
– Благодаря тому, что сейчас все сферы жизни доступны каждому, молодые люди имеют возможность потрогать каждую и понять, хочет ли он в эту сферу углубляться. И если он решает, что хочет, то здесь его уже не остановить. Такой человек читает всё подряд, огромные тексты, даже если они не печатные. И очень радует, что такая молодежь есть, и их очень много, – говорит она.
Таким образом, смена культуры потребления информации имеет как отрицательные, так и положительные стороны. Главное, что можно отметить, – повысилась степень личной ответственности человека за то, что он смотрит, читает и транслирует другим. И здесь востребована скорее не всеохватная эрудированность, как прежде, а умение стратегически планировать работу с источниками и фактами.
