Когда это колоссальное полотно – три на шесть метров! – было выставлено на 23-й выставке Товарищества передвижников в 1895 году, коллекционер Павел Михайлович Третьяков с ходу предложил художнику огромный гонорар в 30 тысяч рублей. Но как только о сделке узнал император Николай II, он предложил Сурикову уже 40 тысяч рублей – по словам художника Михаила Нестерова, самую большую сумму, за которую когда-либо покупались картины русских художников. Дескать, «эта картина должна быть национальной и находиться в национальном музее».
Третьяков благоразумно уступил царю. Негласным правилом Товарищества передвижников было право «первой ночи»: русский государь на каждой выставке первым покупал себе картины, и только после царя к выставленным картинам могли прицениваться другие коллекционеры.
Василий Иванович Суриков. Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем* * *
Правда, уже после покупки выяснилось, что подобающего национального музея для этой картины в столице не существовало.
И вот всего через несколько недель после закрытия выставки передвижников государь император Николай II подписал указ «Об учреждении особого установления под названием «Русского Музея Императора Александра III» и о представлении для сей цели приобретённого в казну Михайловского дворца со всеми принадлежащими к нему флигелями, службами и садом». В мае того же года началась и перестройка дворцовых помещений для будущих музейных экспозиций.
В 1897 году было подписано и Положение о музее, в котором, в частности, говорилось, что произведения ныне здравствующих авторов сначала пять лет должны провести в музее императорской Академии художеств и лишь потом могут быть перемещены в Русский музей. Причём, как установил государь, «предметы, помещенные в музей и составляющие его собственность, никогда отчуждаемы или передаваемы в другое учреждение быть не могут». Николай II подчеркивал, что создает музей в память об отце, «имея целью соединить все, относящееся к Его Личности и истории Его Царствования, и представить ясное понятие о художественном и культурном состоянии России». Поэтому глава музея изначально назывался «управляющим», назначался по воле царя и обязательно должен был быть членом Императорского дома.
Музей открылся в 1898 году под управлением великого князя Георгия Михайловича, а его советниками выступили художники Александр Бенуа и Павел Брюллов.
Первая экспозиция занимала 37 залов: 21 на первом этаже и 16 на втором. Четыре из них были отведены под Музей христианских древностей, рядом находились работы на историческую тематику (например, «Последний день Помпеи» Карла Брюллова, «Святой Николай» Ильи Репина и «Фрина» Генриха Семирадского), а самый большой парадный зал, где в прежние времена устраивались балы, был отдан «Покорению Сибири» Сурикова. Рядом висели «Запорожцы» Репина, «Грешница» Поленова, «Поцелуйный обряд» Маковского – таким образом сам государь выстроил иерархию русских художников.
– Все это составляло очень внушительное целое, и наши патриоты уже считали, что преимущество русской школы живописи здесь безусловно доказано, – писал в своих воспоминаниях Александр Бенуа.
* * *
Картина Сурикова действительно выделялась среди других исторических полотен. И прежде всего своей разноплановостью. Здесь каждый может увидеть свой сюжет. Первым это подметил известный писатель Владимир Солоухин:
«Молоденькие экскурсоводки говорили исключительно о «Покорении Сибири»… Главная мысль у всех была одна и та же – Суриков хотел показать народ. Он не выделял роль вождя. Ермак – не на первом плане, а в центре толпы. Он ничем особенным не выделяется, кроме руки, протянутой вперед. На первом же плане – казак с веслом, казак с ружьём, казак, заряжающий ружьё, и вообще главное – не вождь, а народ.
Замечу в скобках, что мне приходилось бывать в Русском музее и раньше, лет пятнадцать назад, и я слышал, как экскурсовод объясняла: «Ермак расположен в центре композиции, чем подчеркивается его роль вождя, атамана, полководца. Он стоит под знаменем, под Спасом Нерукотворным и под Георгием Победоносцем. Чувствуется, как его воля цементирует атакующее войско. Все воины сплотились вокруг него и готовы сложить головы, но не выдать своего атамана».
Сам же Василий Суриков замыслил свою картину как столкновение двух стихий. Так, в одном из писем он писал: «А я ведь летописи и не читал, картина сама мне так представилась: две стихии встречаются. А когда я потом уж Кунгурскую летопись начал читать, вижу – совсем, как у меня, совсем похоже...»
Причём это не просто две стихии – это встреча двух цивилизаций, мистическая битва сил Света с воинством тьмы и язычества.
Мысленно поделите картину по диагонали от левого верхнего угла до правого нижнего – и вы увидите, что стихии эти почти равновеликие: левую нижнюю половину занимают казаки, правую верхнюю – татары.
И тут художник обозначил новую линию конфликта: почти на один уровень с православными хоругвями с изображением Спаса Нерукотворного и святого Георгия Победоносца на коне он разместил шаманов с воздетыми к небесам руками. Они тоже призывают на помощь хану Кучуму всадников – тысячи настоящих всадников против одного, и к тому же ненастоящего. И вот грозные конные воины уже скачут по гребню холма – как раз навстречу одинокому Георгию Победоносцу, уже готовятся неудержимой и всесокрушающей лавой обрушиться на горсточку казаков, рискнувших подойти по реке – к неприступным стенам древнего Искера...
Между прочим, Суриков написал совершенно исторический момент. Эта битва состоялась 1 октября 1581 года, когда отряд Ермака (чуть менее тысячи человек), сплавившись по реке Иртышу, неожиданно осадил крепость Искер, столицу сибирского хана Кучума. На отряд Ермака тогда навалилась вся армия хана, и казалось, исход битвы заранее предрешён, но, как заметил автор Есиповской летописи, «Господь гордым противится, смиренным даёт благодать».
«И послал Бог гнев Свой на сего царя Кучюма, – писал летописец. – Погании же пустиша тьмочисленныя стрелы, казаки же против их из огнедышущых пищалей. И бысть сеча зла. Божиею помощью помалу погании начаша слабети. Казаки же погнаша их и вслед их побивающе...»
В итоге Ермак взял Искер, а ханское войско, составленное из разных народов и племён, разбежалось кто куда.
Именно этот момент, который по какому-то наитию уловил Суриков, и был очень важен для государя императора Николая II: не атаман Ермак, не его ватага оборванцев, но сам Господь завоевал необозримую Сибирь для России.
Именно эта мысль и должна была стать идеологическим фундаментом православной Российской империи, именно поэтому император, уже тогда готовивший геополитический разворот ради войны за Константинополь, не пожалел никаких денег за живописный манифест.
Хотя, конечно, в действительности история и самого Ермака, и покорения Сибирского ханства была вовсе не такой романтичной.
* * *
Да и звали Ермака, конечно же, вовсе не Ермаком. Настоящее имя самого знаменитого русского флибустьера – Василий Тимофеевич Аленин. Причём он был выходцем из самой что ни на есть Центральной России – из города Суздаля. Дед Ермака – Афанасий Григорьев Аленин – был в Суздале посадским человеком, торговал всякой всячиной, а затем перебрался во Владимир – столицу тогдашнего Владимиро-Суздальского княжества, где занялся транспортным бизнесом, переправляя по Клязьме и Волге барки с чужими товарами.
Его сыновья Родион и Тимофей для продолжения отцовского промысла переселились на самую восточную окраину державы – на реку Чусовую на Среднем Урале, где тогда располагались все главные рудные прииски страны. Там у Тимофея Афанасьевича и родилось три сына: Гавриил, Фрол и Василий. Тогда у каждого человека было по два-три имени. В те времена люди верили, что колдун или ведьма могут наслать на человека порчу только в том случае, если узнают его настоящее крестильное имя. Поэтому эти имена сохраняли в тайне, в повседневной жизни отзываясь на прозвища. Так юный отрок Василий Аленин стал именоваться Ермолаем. Или, если по-простому, армяком-Ермаком, то бишь эдаким «Ермолаишкой», маленьким и простоватым.
Это прозвище и заменило атаману настоящее имя, хотя на щуплого человечка он никак не был похож. Современники описывали Ермака как настоящего богатыря – высокого, широкоплечего, с густой бородой тёмно-каштанового цвета.
* * *
Ермак был младшим сыном в семье, а потому практически не имел прав на наследование отцовского дела. Может быть, именно этим обстоятельством и объясняется то, что он убежал из дома и примкнул к разбойничьей шайке на Волге. Таких речных пиратов в те времена на юге Руси называли казаками, а на севере – ушкуйниками.
Ушкуем в Великом Новгороде звали небольшой плоскодонный челн, на который помещалось до тридцати бойцов. Именно на таких челнах русский князь Олег Вещий взял приступом Царьград, а века спустя молодые новгородские удальцы громили татар, когда те обложили данью русские земли. Волга была настоящей вотчиной ушкуйников, а те, в свою очередь, стали настоящим кошмаром для купцов и татарских баскаков. Справиться с такими удальцами не смогла ни монгольская конница, ни княжеские дружинники. Ушкуйники всегда уходили от погони на своих лёгких челнах, и слава о них распространялась по всей Руси. И сотни молодых людей, мечтавших о романтике, бежали на Волгу, пополняя ряды этого лихого «братства».
Историк Николай Костомаров писал: «Слово «казак» означало сперва вольного бездомного бродягу, а потом низший род воинов, набранных из таких бродяг. Издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что, если русский человек был недоволен средою, в которой жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. Русский человек искал воли и льгот сообразно своей пословице: «рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше». С увеличением государственных тягостей желание «отбыть» не только не исчезло, но еще усилилось. В писцовых книгах то и дело, что встречаются пустые дворы в посадах и селах. От этого собирались разбойничьи шайки и называли себя казаками, а предводителей своих атаманами, да и само правительство называло их казаками, только «воровскими». В глазах народа не было строгой черты между теми и другими. Казачество стало характеристическим явлением народной русской жизни того времени. Это было народное противодействие тому государственному строю, который удовлетворял далеко не всем народным чувствам, идеалам и потребностям. Народ русский, выбиваясь из государственных рамок, искал в казачестве нового, иного общественного строя. Идеалом казачества была полная личная свобода, нестесняемое землевладение, выборное управление и самосуд, полное равенство членов общины, пренебрежение ко всяким преимуществам происхождения и взаимная защита против внешних врагов…»
В такой полукриминальной шайке охотников и вырос Ермак. Первое его крупное дело – волжские ушкуйники разграбили ногайский город Сарайчик, и сколько ни старались царские войска поймать предводителей банд, они уходили и скрывались в ущельях и пустынях. Тогда правительство стало нанимать казаков на военную службу: лихие люди могли справиться с любой задачей. И именно в качестве такого вольного наёмника Ермак Тимофеевич и появился первый раз на страницах истории. Случилось это во время Ливонской войны, когда польский король Стефан Баторий начал новую войну против России и осадил Псков. Но поляков в русских лесах ждали казаки. Об этом и писал королю Стефану один из командиров пан Стравинский: дескать, полк был уничтожен разбойниками, а возглавлял этих головорезов некто «Ермак Тимофеевич, отоман...».
Казаки* * *
После войны Ермак вернулся на Волгу, где продолжил брать «пошлину» с персидских и московских торговых караванов. Но однажды казацкие «братки» явно перегнули палку: шайки атаманов Ивана Кольцо, Богдана Барабаша и Никиты Пана разграбили посольство ногайского хана и обесчестили сопровождавшего его царского посланника Василия Пелепелицына. Это был уже серьезный «наезд» на государственные интересы, и царь Иоанн Грозный распорядился во что бы то ни стало найти и наказать разбойников. На Волгу был отправлен крупный отряд стрельцов боярина Мурашкина, который не щадил ни казаков, ни мирных жителей. И Ермак со своей ватагой был вынужден бежать на север – к границам владений купеческого рода Строгановых.
Строгановы были настоящими олигархами XVI века. Основатель этого рода Аникий Строганов укрепился в Сольвычегодске, завёл там соляные варницы, торговал мехами, чем нажил громадное состояние.
Именно Строгановым царь Иоанн Грозный в 1558 и поручил выполнение важной государственной задачи: обеспечить вассальную покорность еще одного государства – Сибирской, или Большой, Орды, образовавшейся в конце XV века в результате распада Золотой Орды.
ЕрмакПравда, к середине XVI от могущества ордынцев остались одни воспоминания, и татарский мир вступил в пору междоусобиц.
За ханский трон в Тюмени между собой насмерть воевали две влиятельные группировки татарской аристократии. Одну группировку возглавлял хан Кучум, дальний потомок самого Чингисхана, требовавший власть по праву принадлежности к чингизидам, другую – хан Едигер, представитель богатого рода Тайбугинов, правителей одной из провинций Синей Орды. За Кучумом была поддержка родственников – властителей Бухары, за Едигером – силы местной аристократии из племён татар, манси, хантов.
Тем не менее, когда Кучум с войском вторгся в пределы Сибири, приведя с собой, помимо прочих узбекские, ногайские и башкирские отряды, хан Едигер решил заручиться и помощью русского царя Иоанна Грозного, который тогда показал себя влиятельным региональным игроком: русские войска взяли штурмом Казань и Астрахань, начали продвижение к Уралу.
Когда хан Большой Ногайской орды Измаил покорился Москве, Едигер, отбросив все раздумья, последовал его примеру, обещая ежегодно платить Москве по 1 собольей и беличьей шкуре с каждого свободного человека в ханстве. Царь согласился принять Сибирь «под свою руку» и послал в Сибирь своих сборщиков дани.
Однако вскоре царь убедился, что хан Едигер стал обманывать с размерами дани, списывая все на кровопролитную войну с Кучумом.
Царь разгневался и посадил ханского посланника в тюрьму. Но вскоре остыл и осознал, что из-за количества беличьих шкурок с отдалённой вассальной провинцией можно спорить до бесконечности. Для Грозного же был важен сам принцип зависимости «заднего двора» его государства, спокойная уверенность, что из-за восточных границ не последует предательского удара в спину во время очередного конфликта с западными «партнёрами».
И тогда Грозный отдал процесс установления международных отношений с Большой Ордой на «аутсорсинг» олигархам Строгановым, которым государь разрешил создать и свою частную военную компанию – для военной помощи хану Едигеру. Более того, Строгановы даже получили от царя «привилегию» строить на пограничных землях от реки Камы до Чусовой свои собственные крепости и города, населяя их пришлыми людьми и беглыми крестьянами, за исключением только каторжников и дезертиров из стрелецких полков.
Но Строгановы опоздали: в 1563 году Кучум убил хана Едигера и занял его столицу – город Искер (или Кашлык), став владетельным ханом над всеми землями по Иртышу и Тоболу.
Естественно, всех русских и сами русские поселения на пограничных землях хан Кучум стал рассматривать как пособников прежнего режима.
Правда, и развязывать войну против Москвы хан побоялся. Все его устремления после захвата власти были направлены на борьбу с внутренним врагом. Будучи правоверным мусульманином, Кучум стал огнём и мечом насаждать ислам в Сибири, искореняя всякие проявления язычества или христианства.
Так что воздевающие на картине к небесам руки страшные сибирские шаманы – это художественная выдумка Сурикова. В действительности все шаманы в Сибири по воле хана Кучума были вырезаны или под страхом казни обращены в ислам и сосланы в Бухару.
* * *
И вот спустя 10 лет напряжённого мира хан Кучум решил нанести по владениям Строгановых решающий удар. В 1573 году войска Кучума опустошили практически все русские поселения на Чусовой. Досталось и тем местным, кто платил налоги московскому царю: всех мужчин из племени манси бухарцы безжалостно убивали, а их семьи продавали в рабство.
В ответ купцы Строгановы и решили начать операцию по «принуждению» хана к миру. Тотчас же по всем казачьим станицам и городам полетели гонцы с призывом наняться на службу к купцам и ходить войной против враждебных инородцев.
Так Ермак снова вернулся на Чусовую. Но на этот раз вместе с небольшой армией. По одной летописи, у Ермака было 840 бойцов, по другой – 540, по третьей – 5 000–6 000 человек. Вместе с ним шли верные атаманы Иван Кольцо, Барабаш и Никита Пан, которые выбрали Ермака Тимофеевича своим новым вожаком.
И первый же поход принёс казакам удачу: заняв бывшие владения Строгановых, они, по словам Карамзина, «разбили наголову мурзу Бегулия, дерзнувшего грабить селения на Сылве и Чусовой; взяли его в плен».
Далее казаки захватили город Соль Камскую, где властвовал князёк Епанча, данник Кучума. Как говорит летопись, как только казаки дали ружейный залп, абреки Епанчи, никогда не видевшие огнестрельного оружия, тотчас же бежали прочь. Они и принесли хану Кучуму весть о нашествии русских людей с невиданным прежде оружием.
«Пришли, – говорили они, – воины с такими луками, что огонь из них пышет, а как толкнет, словно гром с небеси. Стрел не видно, – а ранит и на смерть бьет, и никакими сбруями нельзя защититься!»
ТатарыНо война только начиналась.
Хан Кучум, желая полностью истребить казаков, послал на русские города огромное войско под командованием царевича Алея. По словам самих казаков, татар было так много, что на одного бойца приходилось тридцать врагов. Битва была страшной. Хоть пушки и напугали татар, но они дрались так отчаянно, что казаки потеряли сто семь человек. В итоге татары были побеждены, но большая их часть бежала, вместе с ними скрылся и сам Алей.
И тут казаки крепко задумались: как драться с таким неуловимым противником? Ждать, пока татары снова ударят по русским поселенцам? Нет, это не подобало характеру Ермака. Гоняться за врагами по громадным сибирским просторам? Тоже абсолютно бесперспективная затея.
Тут-то и решил Ермак ударить в сердце владений Кучума. Тогда хан сам побежит искать казаков, забыв про русские города.
* * *
И вот 1 сентября 1582 года Ермак с казаками выступил в поход на столицу сибирского царства Искер. С собой казаки взяли немного: пороха, зимней одежды да сухарей, которые хранили в бочках. Вина не брали ни капли. Напившийся в походе летел за борт, а выплывет или нет – его забота.
Татары прихода Ермака явно не ждали. В устье Тобола казаки, высадившись на берег, моментально разгромили поселение главного сановника Кучума Карачи и взяли все его припасы, приготовленные для хана. После этого всё пошло точно по плану Ермака: хан Кучум, едва узнав про поход, тут же велел войскам двигаться в погоню за русскими. Тем более что до столицы ханства было уже рукой подать.
Кучум выслал им навстречу многотысячное войско во главе с царевичем Махметкулом (одни источники называют его сыном, другие – племянником Кучума). И казаки, особенно молодые, дрогнули. Некоторые тут же захотели бежать, пока не поздно. На том могла бы и закончиться одиссея Ермака, будь он послабже духом. Но он не дрогнул и не стал угрожать и приказывать, а собрал казачий круг и сказал речь, которую потом цитировал Костомаров:
«– Куда нам бежать? Уже осень; реки начинают замерзать. Не положим на себя худой славы. Вспомним обещание, что мы дали честным людям (Строгановым) перед Богом. Если мы воротимся, то срам нам будет и преступление слова своего, а если Всемогущий Бог нам поможет, то не оскудеет память наша в этих странах и слава наша вечна будет».
И вот наутро состоялась легендарная битва на Чувашском мысу. Казаки сами пошли в наступление на превосходящие силы врага. При поддержке артиллерии они на плотах форсировали реку и бросились врукопашную. Татары этого явно не ждали от горстки пришельцев. Но тут Мехметкул был сбит пулей с седла, началась паника, и татары бросили сибирскую столицу на милость победителя.
26 октября 1582 года Ермак с казаками вступил в Искер. В городе не осталось ни одного жителя: все боялись, что страшные русские начнут грабить и убивать, насиловать женщин и жечь дома. Однако в войске Ермака торжествовал «сухой» закон, поэтому всё обошлось без эксцессов.
Уже на четвёртый день после победы к Ермаку приехал один из местных князей – Бояр, предложив дружбу и продовольствие. Его, как положено, привели к присяге царю, и с этого момента Бояра стали воспринимать как соотечественника. А ещё через две недели местные жители, осознав, что им ничего не грозит, стали потихоньку возвращаться в свои дома.
Кашлык - место, где проходила битва между Ермаком и войском Кучума* * *
По весне казаки отправили первое официальное посольство в Москву, к царю Иоанну Грозному. С грузом драгоценных соболей и золота отправил он своего помощника – того самого атамана Ивана Кольцо.
В России появление посланцев вызвало сенсацию. В то время дела на Западе шли из рук вон плохо, русские войска терпели одно за другим поражение от войск Стефана Батория, под власть поляков переходили многие исконно русские города… Но когда вдруг выяснилось, что казаки Ермака добыли для государя богатейшую Сибирь, то москвичи расценили это как настоящий знак милости Божией.
Казаков приветствовал весь город. Сам Грозный очень милостиво принял бывшего разбойника Ваньку Кольцо, объявил ему прощение в прежних его преступлениях и отправил с ним в Сибирь воеводу князя Семёна Волховского и Ивана Глухова со значительным отрядом стрельцов. Самому Ермаку царь пожаловал в подарок титул «князя Сибирского» и послал в подарок два золочёных панциря, серебряный ковш и парчовую шубу со своего плеча.
* * *
И с этого момента всё у Ермака будто пошло наперекосяк.
Посланные из Москвы стрельцы потеряли свой обоз, половина их них погибла в дороге от цинги и холода, с ними умер и воевода Волховской.
Затем один из местных царьков Карача-Мурза подбил местных жителей на измену. Притворившись верным слугой русского царя, он попросил у Ермака помощи против ногайцев. Ермак послал к нему Ивана Кольцо с небольшой дружиной в сорок человек. Татары перебили их всех до последнего. Другой атаман, Яков Михайлов, который отправился проверить, что случилось с пропавшими товарищами, также был убит.
Это стало сигналом для всех прочих князьков: они подняли восстание и начали уничтожать небольшие отряды, приезжавшие за продовольствием. А вслед за этим Карача с большой татарской силой осадил Ермака в самом Искере. Но тут отличился атаман Матвей Мещеряк. Ночью он с небольшим отрядом скрыто вышел из города и ударил прямо по штабу неприятеля. Карача успел удрать, а двое его сыновей погибли от казацких сабель. До утра бойцы Мещеряка успешно отбивали атаки татар, пока те не разбежались.
СтрелокУже через год из пятисот сорока человек, пришедших с Ермаком в Сибирь, в живых оставалось не более сотни. Закончились боеприпасы. Всем очень хотелось вернуться домой, все ждали из Москвы нового полка с запасами боеприпасов и продовольствия.
Но тут снова объявился хан Кучум, который перекрыл все торговые дороги купцам из Средней Азии.
Именно угроза голодной смерти за несколько дней до прибытия подмоги и подвигла казаков Ермака в их последний поход, хотя драться уже приходилось без огнестрельного оружия.
В верховьях реки Вагая казаки попали в засаду. Целый день ожидал Ермак каравана, а ночью разразилась буря, так что не было видно и слышно. Тут и подкрались ждавшие в засаде враги. Подготовиться к бою казаки не успели, но и перебить запросто воинов, которые почти всю жизнь провели в боях, Кучуму не удалось.
Казаки мгновенно оказались на ногах и, сохранив порядок, стали отступать к своим стругам. В этой битве и погиб Ермак. Согласно старой песне, он рубился до последнего, прикрывая товарищей, а потом бросился в воду и поплыл. Тут-то и подвел его царский подарок – прочный стальной панцирь.
* * *
Но смерть Ермака нисколько не решила проблем Кучума. Вскоре Искер снова захватили казаки Строгановых – отряд атамана Матвея Мещеряка, который и взял в плен предателя Карачу. Следом за казаками в Сибирь прибыла и русская армия – отряды стрельцов под командованием воевод Василия Сукина и Ивана Мясного, а вместе с ними прибыл и голова Данила Чулков, который предложил хану Кучуму прощение всех обид и переход на царскую службу.
Но хан Кучум отверг царское предложение и бежал из своих прежних владений. Впрочем, он несколько раз возвращался – с грабительским походами, убивая тех татар, кто платил налоги русским властям.
В 1591 году против «бандформирований» бывшего хана выступил воевода князь Владимир Васильевич Кольцов-Мосальский, и вскоре в битве на реке Ишиме русские войска перебили войска бывшего хана. Две жены хана и царевич Абдул-Хаир были взяты в плен и доставлены в Тобольск.
Но сам Кучум вновь ускользнул от казаков. Более десяти лет он кочевал в ишимских степях и около озера Зайсан, отвергая все предложения русских наместников и воевод перейти на службу к русскому царю. В конце концов его убили калмыки, разгневанные тем, что Кучум украл у какого-то местного вождя несколько десятков лошадей: дескать, лошади бывшего хана пали, а новые были ему нужны для продолжения пути. Калмыки догнали хана и его свиту и перебили всех.
* * *
Так почему же именно Ермак Тимофеевич считается покорителем Сибири, а не атаман Матвей Мещеряк и не князь Владимир Кольцов-Мосальский, не олигархи Строгановы или царский наместник Данила Чулков?
Почему о сколь бесстрашном, но столь же и неудачливом атамане слагают народные песни, а имена тех, кто действительно присоединил сибирские просторы к России, известны только узкому кругу профессиональных историков?
И тут мы действительно подходим к настоящим мистическим событиям.
Дело в том, что ещё до того, как стать народным героем и покорителем Сибири, атаман Ермак уже после своей смерти стал самым натуральным богом для всех местных племён и народов.
Вот как об этом повествует «Краткая Сибирская (Кунгурская) летопись», опубликованная в 1880 году: «Когда утонувший Ермак в 13 день августа всплыл, то принесло его иртышской водой к берегу под Епанчинские юрты. А татарин Якыш, Бегишев внук, ловивший рыбу и наживляющий перемет, увидел, бродя под берегом, человеческие ноги, и, накинув петлю из переметной веревки на ноги, вытащил на берег. Когда (Якыш) увидел одетые панцири и понял, что (тот) не из простых, так как знал, что многие из казаков утонули, побежал в гору в юрты, оповещая жителей, и быстро созвал всех, да увидят случившееся.
Поняли все по панцирям, что (это) Ермак, зная, что государь прислал ему два панциря, которые и увидели. Когда же начал панцири снимать с него Кайдаул мурза, то пошла кровь изо рта и из носа, как из живого человека. А Кайдаул ожидая, пока не перестанет течь кровь живая, как старший, понял, что это человек Божий, и положил его нагого на лабаз, и послал послов по окрестным городкам, пусть приходят увидеть нетленного Ермака, источающего кровь живую, и отдал, проклиная, во отмщение рода своего. И это удивительно, что знают христианского Бога, пребывающего в веках и дарующего славу Бога.
Тогда же начали объезжать по приказанию всех: кто бы ни пришел, пусть вонзит стрелу в мертвое ермаково тело. Когда же вонзали, то кровь живая текла. Птицы же летали вокруг, не смея прикоснуться к нему. И лежал на лабазе 6 недель до 1 дня ноября, пока из отдаленных мест не пришли Кучум с мурзами и кондинские, и обдоринские князья и не вонзили стрелы свои, и кровь из него текла, как из живого, а многим басурманам и самому царю Сейдяку являлся в видениях, да погребут. Некоторые из-за этого сошли с ума и именем его и до настоящего времени божатся и клянутся. И настолько чудотворен и страшен, что когда разговаривают в беседах между собой, то без слез не обходится...»
Объяснения этому чуду нет.
Возможно, что Ермак Тимофеевич вовсе не утонул в реке, как поётся в песнях, но сумел каким-то нечеловеческим напряжением сил доплыть до берега, где он от переохлаждения был парализован и впал в кому, которую татары приняли за смерть. И все это время они, восхищаясь Божьим человеком, пускали стрелы в ещё живое тело?
Так или иначе, но летопись говорит, что вскоре среди сибирских племён установился настоящий культ бессмертного Ермака: «И называли его богом, и погребли по своему обычаю на Баишевском кладбище под украшенной сосной».
Причём Ермаку устроили необычайно роскошные поминки – как настоящему богу: «Собрали на поминки его 30 быков, 100 баранов и учинили жертвоприношение по своему обычаю. И говорили, поминая, что, был бы жив Ермак, сделали бы его над собой царём».
Одежду, оружие, доспехи Ермака знатные татары поделили между собой. И с тех пор стали они священными, оберегаемыми, передаваемыми из поколения в поколение. Панцирь, подарок царя, достался Кайдаулу, который вскоре стал верным сторонником московского царя.
Поклонением был окружён не только сам Ермак и его вещи, но и его могила.
В Ремезовской летописи есть такие строки: «Калмыцкий тайша (племенной вождь) Аблай в детстве болел утробою. И давали ему пить земли с могилы Ермака, и здрав стал доныне. А когда тот Аблай идёт в поход, берёт с собой той же земли с Ермаковой могилы как залог успеха и победы, когда же земли той не брал, терпел неудачу».
Понятно, что такое почитание вчерашнего врага не устраивало мусульманских проповедников. Имамы и муллы запрещали даже вслух произносить имя Ермака, чтобы скорее забылся сам образ «бога», а дорога к его могиле заросла сорняками. Но, как и следовало ожидать, эти усилия принесли только обратный результат. Ермак остался в памяти народов Сибири почитаемым героем, божественным посланником. И долго ещё могила его была культовым местом и источала всевозможные чудеса.
И значительно облегчила покорение Сибири. Ведь, рассуждали вожди племён, раз такие посланники служили русскому государю, то и сама власть царя нам ниспослана с небес.
На пользу российским властям шла и относительная веротерпимость наместников и воевод: по сравнению с исламскими фанатиками типа хана Кучума, устраивавшего массовые казни «неверных» шаманов, даже самые упёртые казаки, и правда, являли собой образцы толерантности и демократии.
Казачья лодка* * *
Так что получается, прав был Василий Суриков: только покровительством Господа нашего Иисуса Христа и можно объяснить победу русских смельчаков над наследниками необоримой Орды.
* * *
P.S. Место захоронения Ермака сегодня неизвестно. По некоторым данным, он был захоронен на высоком берегу Иртыша. Только за год эта река «выгрызает» от десяти до пятнадцати метров берега. То есть за четыре с лишним века он ушёл в сторону на несколько километров, поглотив не только могилу казацкого атамана, но и все древние городища.
