О проблемах преподавания русской литературы «Столу» рассказывает Юлия Балакшина, доктор филологических наук, доцент РГПУ им. А.И. Герцена, учёный секретарь Свято-Филаретовского православно-христианского института.
– Юлия Валентиновна, насколько поменялась программа, по которой преподают литературу в школе, за последние десятилетия?
– Изменения есть, но, как я вижу, их трудно назвать последовательными и внятными. 20 лет назад, когда я сама преподавала в школе, в программе была заложена гораздо большая вариативность: преподаватель мог сам решать, какие произведения того или иного автора предложить своим ученикам. Как я понимаю, сейчас это почти невозможно: существует стандартная программа, которую учитель должен выполнить.
Усложнилась программа в начальной школе: уже во втором классе детям предлагают читать философскую лирику Тютчева, которая им совершенно не под силу. Как специалист по русской классике я могу сказать, что, хотя в целом список произведений сохраняется, какие-то важные книги из программы ушли. Например, сейчас пришедшие в вуз студенты не знают Чернышевского и его роман «Что делать», который раньше был обязательным. Теперь он исключён как идеологический. А всё-таки это важный феномен в истории литературы. Ушёл социалистический реализм, но при этом постмодерн типа Пелевина тоже не допустили. В числе добрых изменений назову то, что стараниями Наталии Дмитриевны Солженицыной в программу был введён солженицынский корпус.
– Какую роль в становлении человека играет сегодня русская литература?
– Традиционно наша литература была антропоцентричной, то есть очень глубоко и серьёзно исследовала феномен человека, глубины его души и даже духа. Но это совсем не означает, что она не доступна детям. Напротив, постижение тайны человека и мира через художественное слово может быть открыто и юным умам. Само явление человека в его многомерности и сложности было описано русскими писателями с необычайной чуткостью и глубиной, и современному человеку очень важно начать в эту глубину входить с детства. Я, например, сталкиваюсь с тем, что студентам уже непонятны простые стихи Фета. По форме они простые, но они раскрывают сложный и нюансированный душевный мир человека, а это как раз и непонятно. Современные люди, видимо, теряют опыт внутреннего внимания и понимания, а литература способна им его вернуть.
Знакомство с русской классикой – это ещё и то, что должно нас всех объединять, это культурное явление, создающее какое-то сообщество, единый культурный код целого народа. Сейчас литература не справляется с этой задачей. Школьные книги перестают читать, потому что интересы учеников сильно расходятся с тем, что им хотят сказать о жизни, её смысле, красоте, правде на примерах русской литературы. Сейчас для многих неочевидно, что образованный человек должен знать Тургенева, например. Вообще сам аргумент «образованный человек должен» теряет силу. Преподавание литературы в школе дезориентировано.
– Вы считаете, что необходимо изменить подходы к преподаванию? Сделать их более индивидуальными, предполагающими разный уровень сложности в зависимости от особенностей ученика?
– Сегодня снова востребованы экзистенциальные смыслы литературы. У меня есть опыт совместного чтения художественных текстов за рамками учебных занятий. Людей прямо завораживает, когда им открываешь путь к глубинам смысла, когда им удаётся прорваться сквозь кажущуюся плоскостность текста и увидеть в нём сложность, которая имеет отношение и к их жизни, к выборам, которые они сегодня совершают. Эти встречи я назвала «Глубокое чтение». И хотя они были задуманы для взрослых, туда приходили и подростки со своими родителями, для которых это явно было компенсаторным явлением. Они говорили: «Этого не может быть! Не может быть, что в этом тексте это есть!» Значит, в школе у них такого подхода к чтению не было. Поэтому, конечно, индивидуальный подход нужен. Сейчас и в Европе, и у нас развивается это «медленное», «глубокое», «семейное», «кружковое чтение», когда люди просто собираются компаниями дома, в кафе, антикафе и в своё удовольствие копаются в текстах. Кто в философских, кто в художественных. Наверное, в таких проектах должен быть какой-то свой «сталкер», который хотя бы чуть-чуть помогал разобраться в особенностях стиля, поэтики. И это могло бы быть реальным живым дополнением к официальной школьной программе. Я вообще верю во внесистемное образование.
В рамках школьной программы есть момент неизбежности и обязательности, а об экзистенциальных вещах в таком режиме говорить сложно. Литература в школе все же должна знать свою меру: не вызывать отвращения к изучаемым текстам, помогать преодолеть культурную безграмотность, но и побуждать ставить вопросы и оставлять хотя бы предчувствие сложности и глубины в тексте.
– Какие трудности нужно преодолеть?
– Большая трудность с восприятием протяжённого текста. У современных людей эта способность практически разрушена, что связано с клиповым мышлением. Им сложно уловить даже сюжетную линию, быстро наступает усталость, нужно всё время переключать внимание. Поэтому текст, в котором «много букв», сложен для восприятия. Многим легче слушать тексты, чем читать.
– Нужно ли обновить или дополнить списки изучаемых авторов или произведений?
– Чтобы понять, каких авторов или произведения включать или не включать, важнее поставить вопрос: для чего их изучать. Мы хотим, чтобы человек выстраивал свою душевную жизнь, ориентируясь на классические тексты? Или чтобы он знал культуру, историю, имел многомерное представление о традиции, о чём-то, что его связывает с прошлым его страны? Или чтобы хорошо владел языком, мог писать, говорить, рассуждать о чём-то? Думаю, что все эти задачи могут быть поставлены, но я бы сделала акцент на обретении человеческого образа, способности вести не «растительное» существование, всё время ставить вопрос о своём бытии. Мне кажется, что современная жизнь, современная культура даёт мало примеров таких людей, а классическая литература всё-таки их являет.
– Готовы ли преподаватели к подобным изменениям?
– Современная школьная система крайне бюрократизирована, у учителя уходит масса сил и времени просто на то, чтобы вести электронные журналы, дневники, писать отчёты и программы. При таком отношении к образованию просто не остаётся творческой энергии на то, чтобы хорошо, умно и заинтересованно преподавать литературу.
В университетах, где готовят учителей, каждый год меняются программы. Часы, которые раньше отводились на изучение русской классики, сокращаются в пользу какого-нибудь «здоровьесберегающего» модуля или информационных технологий.
– Какой хотели бы видеть литературу сами ученики?
– Это, конечно, лучше спросить у учеников, но я думаю, что они хотели бы видеть урок литературы, где они могли бы быть более активными, не пересказывать что-то, а получать от этого урока удовольствие, хотя это касается не только литературы. Они должны быть изнутри как-то захвачены, задействованы, иметь возможность проявлять себя. Настоящий урок литературы должен быть разговором, который человека не заставляет говорить какие-то правильные вещи, а побуждает высказаться о том, что он прочитал, что ему открылось в тексте. Мне на уроках литературы этого хотелось.
