Картина Павла Федотова «Свежий кавалер» во многих отношениях стала первой. Во-первых, это первое в истории России полотно сатирического бытового жанра. Во-вторых, это первая в истории России картина, запрещённая цензурой. Наконец, это вообще первая картина маслом, написанная Федотовым.
«Стол» вспоминает историю столь необычного дебюта отставного капитана лейб-гвардии Финляндского полка.
* * *
После выставки Императорской Академии художеств 1848 года отставной капитан лейб-гвардии Финляндского полка Павел Андреевич Федотов проснулся знаменитым. Его небольшое по размерам полотно «Свежий кавалер» стало сенсацией.
Как вспоминали очевидцы, к картине было не протолкнуться: это было первое свидетельство рождения жанра русской сатирической живописи.
Время от времени на выставке появлялся сам автор картины и нараспев читал свою «Рацею»:
Где завелась дурная связь,
Людей порядочных стыдясь,
Там их как можно избегают,
Друзей под масть уж подбирают…
«Рацея» – это стихотворение, в котором художник давал назидательное объяснение сюжета и композиции картины.
Это был закон жанровой живописи середины позапрошлого столетия: от художника требовалось нарисовать не просто бытовую сценку, но целую зашифрованную историю, которую зритель должен был узнать, опираясь на разбросанные по полотну мелкие делали и подсказки. Иногда этих историй было несколько, иногда они прятались одна в другой, но для того, чтобы это понять, требовался острый глаз и готовность к неспешному рассуждению – кстати, весьма полезный и практически утраченный навык для нынешнего человека с его клиповым сознанием, который практически уже и не думает над тем, что он видит и что именно ему показывают.
Именно поэтому современные зрители и не понимают, что же в действительности изображено на этой картине Павла Федотова и почему она привела в такой восторг самого Карла Брюллова.
Автопортрет Павла Федотова. Фото: Государственная Третьяковская галерея Что ж, попробуем объяснить.
* * *
Портрет чиновника, нацепившего орден Св. Станислава на старый халат, был первой работой Федотова, написанной маслом на холсте. Потому что до этого Павел Андреевич предпочитал рисовать акварельными красками и тушью по бумаге: откуда у бедного армейского офицера возьмутся деньги на дорогие холсты и краски!
Но в этот раз решил не жалеть денег, ведь «Свежий кавалер» был своего рода визитной карточкой нового мега-проекта Федотова по скорому обогащению.
Деньги же ему были нужны всегда.
Родился будущий художник 22 июня 1815 года в Москве. Его отец, Андрей Федотов, воевал на Русско-турецкой войне при Екатерине II, за что получил в награду чин поручика и личное дворянство. Вернувшись домой, он вышел в отставку, женился на пленной турчанке и стал служить титулярным советником. Спустя несколько лет супруга скончалась, и Андрей Федотов обвенчался с молодой вдовой Натальей Калашниковой, которая вскоре родила шестерых детей.
Вот как сам Павел Федотов рассказывал своему другу и однополчанину Александру Дружинину о впечатлениях своего детства: «Отец мой был воином екатерининских времён, который редко говорил о своих походах, но видел многое на своём веку. Рассказов его нельзя было слушать без особенного чувства: так отдалённо казалось время, к которому они относились, так изумительны оказывались лица и герои, им упоминаемые. Женат он был два раза: в первый – на пленной турчанке, во второй – на моей матери. Большое наше семейство помещалось в небольшом домике, и жили мы очень бедно, но пока отец мог служить, нужды особенной мы не испытывали…»
Вскоре пошёл служить и сам Павел: в возрасте десяти лет его отдали на воспитание в Московский кадетский корпус. Он стал лучшим воспитанником в классе. Любимыми его науками были математика и химия, но больше всего он занимался, освободясь от уроков, рисованием. Также он любил музыку и состоял тенором-солистом в корпусном церковном хоре. Но главным своим увлечением он считал поэзию.
Впоследствии он так в стихах описал свою биографию:
Меня судьба, отец да мать
Назначили маршировать,
Ходить в парады, на ученья
Или подчас в кровавый бой
За славой или на убой.
Но как от русского штыка
Дыра довольно глубока,
Враги все наши присмирели,
Ругая нас издалека,
Тревожить явно уж не смели, –
То я спокойно десять лет
Без пуль, картеч и разных бед
Возился с службой гарнизонной…
* * *
В 1833 году Павел Федотов с отличием окончил кадетский корпус. Его имя внесли на почетную мраморную табличку в актовом зале: по традиции там были имена лучших воспитанников. Будущего художника в чине прапорщика распределили в лейб-гвардии Финляндский полк, и Павел Федотов переехал в Петербург.
Картина Павла Федотова «Приход дворцового гренадера в свою бывшую роту Финляндского полка». Фото: Государственная Третьяковская галерея«Дворник ваш богаче и счастливее меня, – жаловался Федотов в одном из писем отцу. – Мне необходимо бывать на балах в Зимнем дворце, а между тем что стоит один мундир, который должен быть с иголочки! Шёлковые длинные чулки стоят в Английском магазине 40 руб. ассигнациями. Наконец, я должен взять карету, потому что на ваньке меня и к подъезду не пустят».
Между тем «оклад» Федотова составлял 350 рублей серебром, то есть примерно 1400 рублей ассигнациями.
Не имевшему «лишних денег» для разгульной офицерской жизни Павлу Федотову отрадой служили поэзия и живопись.
Впрочем, он не был одинок. В офицерской среде того времени интерес и тяга к искусству были чрезвычайно велики. Офицеры писали стихи, сочиняли песни и романсы, ставили спектакли. Многие из них в качестве вольнослушателей посещали классы Академии художеств, где обучались рисунку.
Его товарищ Александр Дружинин вспоминал: «Первым опытом его передразнивать натуру был простой и пустой вид из окна; потом карандаш задел и прохожих. Далее он упросил одного из снисходительных товарищей посидеть смирно и срисовал его очень похоже; это возбудило охоту посидеть смирно и в других – похоже опять, и вот стали уже говорить, что портреты, которые рисует Федотов, всегда похожи».
Уже на следующий год Федотов, почувствовав, что ему не хватает советов педагогов по развитию техники рисунка, поступил вольнослушателем на вечерние рисовальные курсы при Императорской Академии художеств. Его определили сразу во второй класс, где студенты изучали анатомию и тренировались изображать части тела с гипсовых моделей. Несмотря на свободное посещение, живописец регулярно приходил на занятия.
Одновременно он начал подрабатывать живописью. Дружинин вспоминал: «Его портреты отличались разительным сходством, так что продавцы картин и эстампов выпрашивали у Федотова как можно больше экземпляров портрета в Бозе почившего Великаго Князя Михаила Павловича, считая его лучшим из всех портретов, у них продававшихся. Этих портретов Федотов нарисовал до двадцати штук на осьмушках веленевой бумаги. Каждый портрет тотчас же поступал в магазин Дациаро и по большей части продавался в тот же день... Все лица, знакомые Павлу Андреевичу, были перерисованы по нескольку раз и во всех видах, и он набил свою руку до того, что мог шутя, одною чертою, изображать того или другого из своих приятелей, товарищей и начальников».
* * *
Счастливый случай выпал подпоручику Федотову в 1837 году, когда в лагерь лейб-гвардии Финляндского полка приехал великий князь Михаил Павлович. Он провёл смотр войск и пообщался с гвардейцами. Этому событию Павел Федотов посвятил первую большую картину «Встреча в лагере лейб-гвардии Финляндского полка великого князя Михаила Павловича 8 июля 1837 года», которую он написал буквально за три месяца.
Картина Павла Федотова «Прогулка». Фото: Государственная Третьяковская галереяПо совету полкового командира Павел Федотов представил картину князю – и получил восторженный отзыв: Михаил Павлович подарил живописцу бриллиантовый перстень и распорядился предоставить подпоручику отпуск для поездки в Москву к родным.
В первопрестольной он написал «Портрет отца» и акварель «Прогулка», на которой изобразил в парадной одежде себя, отца и сестру, выходящими из ворот внутреннего двора Кадетского корпуса.
* * *
В 1839 году Павел Федотов, уже вернувшийся в Петербург, начал новую картину – «Освящение знамён в Зимнем дворце, обновлённом после пожара».
Фрагмент картины Павла Федотова «Освящение знамён в Зимнем дворце, обновлённом после пожара». Фото: Русский музейНо акварель он не закончил. Сначала Павла Федотова отправили в командировку, потом полк усиленно готовился к торжественному смотру, который проводил великий князь Михаил Павлович. После парада художник показал ему неоконченную картину и решился попросить пособие на краски и бумагу. Князь не только выделил Федотову деньги, но и пообещал показать начатое произведение Николаю I
Вскоре живописцу пришло письмо: «Государь Император, удостоив внимания способности рисующего офицера, Высочайше повелеть соизволил предоставить ему добровольно оставить службу и посвятить себя живописи с содержанием по 100 рублей ассигнациями в месяц, и потребовать от него письменного на это ответа».
Павел Федотов долго думал над предложением императора.
Он даже обратился с советом к известному живописцу Карлу Брюллову, который тогда в чине профессора преподавал в Академии художеств. Мэтр посмотрел работы Федотова и посоветовал не бросать службу – дескать, техника слабовата.
Федотов остался на службе, но рисовать не бросил. Правда, когда в 1843 году его произвели в капитаны и назначили командиром роты, Павел Андреевич понял, что времени на живопись не будет хватать совсем. И он решился оставить службу и стать вольным художником.
* * *
Биограф художника Леонид Дитерихс писал: «С выходом в отставку Федотов должен был довольствоваться скромным содержанием, назначенным ему государем, и из этой суммы, в которую входили также расходы по содержанию его семьи в Москве, ему предстояло выкраивать средства не только на свою жизнь, но и на художественные работы и материалы. Маленькие заказы, которые он имел, мало помогали ему в этом отношении. Он занял небольшую, из двух комнат, квартиру. Обедал он за пятнадцать копеек в кухмистерской, одевался более чем скромно. В первое время он долго не мог решиться избрать себе какой-нибудь род живописи; инстинкт и врождённая симпатия к сатире и жанровой живописи влекли его на эту дорогу, но требования жизни и увеличивающаяся нужда большого семейства в Москве толкали его в сторону батальной живописи, которая в то время сильно поощрялась. Последнее соображение сначала одержало было верх, и он стал посещать классы батальной живописи профессора Зауервейда, где изучал анатомию и движения лошади…”
Но затем Федотов познакомился с творчеством британского художника Уильяма Хогарта, который ещё в середине XVIII столетия придумал новаторскую систему реализации своих произведений. Осознав, что за картину деньги удастся получить лишь один раз, а вот гравюры производить можно любыми партиями, тот решил делать гравюры по своим популярным серийным картинам и продавать по несколько пенсов за штуку. И гравюры Хогарта очень бойко продавались: в то время в Британии, да и по всей Европе, не было приличного дома, где на стенах не висели бы гравюры из серии «Модный брак». Это была своего рода сатира на царившее в мире аристократии безнравственное поведение, но многочисленные нюансы открывались только после тщательного обдумывания всех деталей изображения.
Успех Хогарта и задумал повторить Павел Федотов.
* * *
Вскоре Федотов представил семь рисунков тушью «нравственно-критического содержания», каждый из которых был снабжён пояснительной надписью (в историю эти рисунки вошли как «сепии» – в честь туши коричневого оттенка, изготовленной из морских каракатиц).
Вот, например, картинка «Офицерская передняя»: «В двери видна весёлая компания с дамами. С эспаньолкой, в башмаках, иностранец-камердинер несёт шампанское и трубки. У разносчика взяты фрукты – но на книжку. Крендельщик – отмечает на стенку. Кредиторы: один, который поназойливее, за это получает от денщика в шею. Осторожные немцы хотят уйти подобру-поздорову».
Картина Павла Федотова«Офицерская передняя». Фото: Государственная Третьяковская галереяИли вот картинка «Магазин»: «Полковница, недовольная покупкой мужа, бросает её, а тот показывает ей опустевший бумажник. Сиделец полез на полку что-то достать. Толстая полубарыня пользуется этой минутою и вправляет что-то себе в огромный ридикюль. Старый отставной герой со вздохом лезет в боковой карман – расплачиваться за обновы, купленные молоденькой женой; их столько, что ливрейный лакей их едва может обхватить. Маленький сынок их, увидавши в шкафах игрушки и бомбошки, пристает к маменьке купить ему что-нибудь; но маменька его гонит, ей некогда, у неё сосед – улан, ему надо передать записочку. Весь в перстнях, молодой адъютант, исправляющий экспедицию – вероятно, генеральши своей, – покупает чулки».
Была там и картинка «Утро чиновника, получившего накануне свой первый крестик»: «Утро после пированья по случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел: чем свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке. Но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить».
Именно «Утро чиновника» Федотов по совету знаменитого баснописца Ивана Крылова решил сделать локомотивом своего проекта.
И, засев за работу, он через девять месяцев кончил свою первую картину – «Утро чиновника, получившего первый орден».
И действительно, через несколько дней после представления картины в Академию ему сообщили, что его желает видеть сам Карл Павлович Брюллов.
Понятно, что Федотов тотчас собрался к Брюллову. Брюллов принял его с распростёртыми объятиями и громогласно признал в нём несомненное огромное дарование; за этим последовало и признание всего синклита профессоров Академии.
* * *
Во всех советских учебниках истории, где публиковались репродукции Федотова (разумеется, как обличение царских порядков), также приводилось и высказывание известного критика Владимира Стасова, писавшего в 1882 году: «Взгляните этому чиновнику в лицо: перед вами понаторелая, одеревенелая натура, продажный взяточник, бездушный раб своего начальника, ни о чём уже более не мыслящий, кроме того, что даст ему денег и крестик в петлицу. Злость, чванство, бездушие, боготворение ордена как наивысшего и безапелляционного аргумента, вконец опошлившаяся жизнь – всё это присутствует на этом лице, в этой позе и фигуре закоренелого чиновника в халате и босиком, в папильотках и с орденом».
Интересно, что всего двумя абзацами ранее Стасов упрекал Федотова в непонимании другого великого карикатуриста эпохи – Николая Гоголя.
«Не зная фактов, можно было бы даже легко вообразить себе, что Федотов прямо внушён был Гоголем и, охваченный его могучим духом, устремился нарисовать красками то, что Гоголь живописал огненным словом, – писал Стасов. – Так нет же, Федотов не любил и не понимал Гоголя; это свидетельствует его приятель и биограф Дружинин. А отчего? Оттого, что находил у него слишком много карикатуры во всём».
Вот как, оказывается: художник не любил Гоголя за излишнюю карикатурность. Наверное, потому что сам Федотов, будучи офицером, прекрасно понимал вся тяготы и нелепости службы. В своей поэтической биографии он едко замечал:
Для стихотворного народа
Всегда торжественна природа,
Ему мила и непогода.
Он всё поет: и дождь, и гром,
И ветра в осень завыванье;
Сам льёт в стакан спокойно ром,
Сидя в тепле. Нет, в нашей шкуре
Попробуй гимны петь натуре:
Воспой-ка ручейки тогда,
Как в сапогах бурчит вода,
Воспой под дождь в одном мундире,
Когда при строгом командире
Денщик твой, прогнанный в обоз,
Твою шинель упрятал в воз;
Иль в сюртуке в одном в мороз
Простой, начальство ожидая,
Тогда как пальцы, замирая,
Не в силах сабли уж держать,
Изволь-ка в руки лиру взять
Да грянь торжественную оду
На полунощную природу.
Нет, милый, рта не разведёшь
И волчью песню запоёшь.
* * *
Гоголь безжалостно смеялся над своими персонажами.
Картина Федотова проникнута любовью и сочувствием к этому нелепому чиновнику департамента полиции Санкт-Петербурга – на место его службы ясно указывает мундир, висящий на спинке стула, и лежащая на столе газета «Ведомости С.-Петербургского Градоначальства и Столичной полиции».
И вот этот полицейский чиновник получил орден Святого Станислава 3-й степени – низший орден в Российской империи, который давали за 15 лет беспорочной службы.
15 лет – за это время иные становились генералами!
Но перед нами чиновник бедный, то есть не берущий взяток. Иначе закуска, разложенная на столе (самая дешёвая колбаса и какая-то солёная рыба), была бы побогаче. Да и обстановка комнаты у любого полицейского, не брезгующего подношениями, была бы не такой бедной.
Кстати, о взятках писал сам Федотов – в письме к главе Петербургского цензурного комитета князю Михаилу Мусину-Пушкину, который потребовал убрать орден с халата, поскольку неприлично де изображать государственные награды на повседневной одежде, да ещё и среди грязи и разврата: «Удостойте выслушать, что я должен вам доложить как автор картины этой. Родившемуся и проведшему всю жизнь в сфере, где штоф, паркет, бронза и мрамор, вам, конечно, должно показаться и самое обыкновенное убранство домашнее бедного чиновника очень грязным. Эти труженики обзаводятся всем только при случаях купить подешевле, т.е. старое, ломаное, негодное другим. Если б иной при маленьком содержании нашёл средство обзавестись лучшим, то это лучшее, быть может, оказывало бы его менее достойным подчас получать награду (т.е. он разве что взятки бы брал – а этот не берёт, и притом награды вполне достоин). К тому же не естественно ли, что там, где постоянно скудность и лишения, там выражение радости награды дойдёт до ребячества носиться с нею день и ночь. Прошу извинения у вашего превосходительства, звёзды носят на халатах, и это только знак, что дорожат ими».
* * *
Кроме того, этот полицейский чиновник ещё и романтик – на это явно указывает лежащая на полу книга. Это самый популярный, самый массовый роман того времени «Иван Выжигин» Фаддея Булгарина. Его герой – юноша-подкидыш, внебрачный сын русского аристократа и белорусской крестьянки, неся выжженный на теле отличительный знак, в честь которого и именовался Выжигиным, шагал сквозь сражения и приключения, опережая недоучек-дворян и не поддаваясь соблазнам богемы.
Но чтение это было для весьма неискушенного читателя – гимназистов и юных дев, томящихся в стенах родительского поместья. Увидеть же это издание в квартире полицейского – ну это как сегодня увидеть в квартире старого сыскаря из прокуратуры детективы Марининой или «Ночной дозор» Лукьяненко.
* * *
На порядочность и романтизм нашего чиновника указывает и его «дурная связь», то есть беременность его кухарки и служанки в одном лице.
Картина Павла Федотова «Свежий кавалер». Фото: Государственная Третьяковская галереяНо посмотрите на выражение лица этой девушки. Она спокойна и на чиновника смотрит по-свойски – с любовью и смешливым доброжелательством. Ясно, что она уверена в своём будущем и в будущем ребёнка. Стало быть, выставлять её по случаю беременности из дома наш чиновник вовсе не намерен, но, напротив, хочет признать и воспитывать дитя.
Но в глазах общества это «дурная связь» – Федотов даже специально подчеркнул, что именно из-за отношений с этой девушкой наш чиновник не может принимать гостей лучшего тона.
Федотов в новом описании картины на это указывает прямым текстом: «На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, и под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортом к проходящим. Талия кухарки не даёт право хозяину иметь гостей лучшего тона».
Спорим, что до этого этого момента вы и не представляли, что на картине изображено три человека, а не два.
Но если присмотреться к гостю под столом, то можно увидеть отставного солдата, а на его груди – два «Егория», то есть два солдатских креста ордена Святого Георгия Победоносца.
Георгиевский крест, дававшийся за военные подвиги, по статуту был выше ордена Станислава, но, помещая георгиевского кавалера под стол, Федотов явно обличает уже столичное общество, которое видело в таких орденоносцах «гостей не лучшего тона».
И он специально показан таким незаметным. Возможно, это ветеран Отечественной войны 1812 года. Или вернувшийся инвалид с Турецкой войны 1828–1829 годов. Или участник похода против восставших поляков… Это не так уж и важно.
Так или иначе, но в столице такие ветераны явно не пользовались большим уважением, раз они были вынуждены «приставать с паспортом к проходящим», то есть, выйдя в отставку после 25 лет армейской службы по рекрутскому набору, бывшие солдаты часто были вынуждены искать работу или приработок и приставали ко всем чиновникам, показывая всем свой паспорт – дескать, я не беглый, я действительно бывший служилый (а вот беспаспортных брать на работу запрещал закон).
Таким образом, всё это осуждение героев в описании картины – просто политес для публики, а внимательный зритель прекрасно понимает, что художник смеётся не над своими героями, а на над якобы добродетельными началами «приличного общества».
* * *
Ещё одна красноречивая деталь: кошка на первом плане, которая, никого не боясь, дерёт когтями обивку кресла. А хвост – трубой!
Любой кошатник вам скажет, что это признак довольного животного и знак самой искренней приязни к людям.
А под другим столом видны ноги спящей собаки.
Именно Уильям Хогарт первым придумал использовать домашних животных для передачи настроения среди людей в различных мизансценах – дескать, животные не умеют врать и притворяться, в отличие от людей. Наличие же кошки с собакой в одной комнате – явный признак того, что в доме царит спокойная и мирная обстановка, что хозяин на самом деле незлобивый и добрый человек.
* * *
Но орден Святого Станислава хоть и низший, но всё ж таки дававший кавалеру права личного дворянства.
Новый кавалер не вытерпел и во время утреннего туалета и завивки волос по тогдашней моде нацепил на халат новенькую награду и встал в горделивую позу римского патриция – ну всё, теперь я сам начальство!
– Ох и уморил! – рассмеялась кухарка. – Ну вылитый Наполеон! А сапоги-то дырявые!
– Маня! – он грозно выпятил челюсть. – Ты смотри, с кем разговариваешь, – с кавалером! С дворянином!
– Смотри по лужам не ходи, дворянин…
* * *
Но глава Петербургского цензурного комитета князь Михаил Мусин-Пушкин, который и сам в своё время получил орден Святого Станислава за 15 лет службы, не оценил юмора Федотова. И когда художник отказался убрать орден с халата, картина «Свежий кавалер» была запрещена к тиражированию и распространению.
И план Федотова быстро разбогатеть рухнул.
Продолжение следует
