Античный миф о колхидской царевне Медее, убившей своих детей в отместку за измену мужа, – один из самых страшных сюжетов в мировой культуре. Потому он так часто апробируется в кино. Не прошёл мимо и режиссёр Игорь Волошин, снявший свою «Медею» по сценарию Василия Сигарева.
Встраиваться в миф – задача ответственная, тем более что именитых предшественников у режиссёра предостаточно: Пьер Паоло Пазолини, Ларс фон Триер. А два года назад режиссёр Александр Зельдович предложил собственную трактовку этой истории, перенеся её в современный Израиль.
Свою Медею Игорь Волошин называет Лизой (Ольга Симонова) и поселяет в высотке на окраине Петербурга. Лиза – парикмахер, муж (Павел Деревянко) ушёл от неё к молодой хорошенькой психологине (Паулина Андреева), оставив с двумя детьми – мальчиками-близнецами лет шести. Позже выяснится, что родить детей удалось героине не сразу, пришлось делать ЭКО, то есть сыновья – долгожданные. Однако к страданиям брошенной женщины добавляются новые – мистические, и они напрямую касаются её самого дорогого сокровища – детей. У Лизы не зря говорящая фамилия – Кукушкина: мать её бросила, а сама она за своих детей поборется.
Начинается всё со смерти кота Лизы, выпавшего из окна высотки. Сам он упал или ему помогла хозяйка – неизвестно, однако вектор сюжетного движения задан предельно точно. И чтобы зритель не расслаблялся, режиссёр старательно расстраивает его нервы соответствующими картинками. Получается не страшно, но красочно, как в клипе, а муринские человейники, видимо, должны подчеркнуть одиночество героини, живущей на отшибе города в сумрачной квартире, напоминающей модный отель с холодными серо-голубыми стенами. Красное платье хозяйки кровавым пятном выделяется на этом унылом фоне. Лиза пьёт красное вино и слушает дикую историю от незнакомой клиентки, уверяющей, что она её родная тетка, которая нашла её, чтобы сообщить о семейном проклятье и скорой потере или смерти детей. Это, мол, плата за грехи ведьмы, бывшей в роду. Одно «но»: Лиза росла в детдоме и родственников не знала. Но она – новая Медея, женщина крепкой воли и крутого нрава, правда, с хромающей психикой. Вместо того чтобы послушать «тётку» и отправиться на похороны матери, она бежит из города с сыновьями, убив настырную «родственницу». Медея в мифе, как помните, тоже много кого порешила, не только детей.
Кадр из фильма «Медея». Фото: План 9Мы готовимся если не пугаться мистическим коллизиям судьбы героини, то вздрагивать от ужасов социальных, узнав о детдомовском прошлом Лизы с сексуальным насилием, о котором вскользь упомянуто. Ждёт простодушный зритель как минимум психологической драмы, но это пустые надежды. Многие сюжетные линии рвутся, хотя могли бы связать крепкий жуткий узел. Игорь Волошин терзает цитатами и штампами так щедро, но не страшно, поскольку вы это видели много раз и уже отбоялись: пёс-оборотень, инфернальная ворона, булькающая в раковине краска, похожая на кровь, хамящий по телефону посланец ада и сами «посланцы» – почему-то в камуфляже. Тут хотелось бы остановиться и глубже всмотреться в образы хтонических персонажей, но это, учитывая невольные политические ассоциации, опасно.
Одержимая заботой о детях мать напоминает героиню из фильма «Другие» Алехандро Аменабара. Родовое проклятье умершей ведьмы и муравьи – оммаж «Реинкарнации» Ари Астера. Кажется, режиссёр собрал все возможные инструменты, чтобы нащупать у зрителя нерв страха: вот сам собой проливается живописно кофе, звонит с того света телефон, в бассейне плавают трупы… Но паника начинается у душевно нездоровой героини, а не у зрителя. Одержимая страхами за детей, она решает их срочным порядком крестить, учит их молитве «Отче наш» и отпугивает алкоголика-монстра иконой. Тот, увидев в глазок образ, уползает, бормоча обидное. Но вряд ли молитва и вера безумной матери столь крепки, а вот надежда на «доброго боженьку в облаках» в минуту полнейшего отчаянья у незамеченной в религиозном горении Лизы показана убедительно, хотя и карикатурно.
Лиза с мальчиками прячется от нежити на турбазе, в лесу, в трущобах – тщетно. Её преследователи настигают беглянку, принимая личины то интеллигентного врача, то соседа-алкоголика. Героиня то обнимает детей, то орёт на них, угрожая ремнём, а сами дети – запуганные и дёрганные – без конца куда-то пропадают, уходя на зов неведомых сил. И сама она мечется в кадре, а за ней – оператор с дрожащей камерой. Так мы понимаем, как сильно встревожена новоявленная Медея. И тоже волнуемся – долго ли ещё? Нет, фильм короткий. А Лиза убегает, конечно, не от кровожадного оборотня и «лысого монстра», а от своих страхов – расстаться с детьми и потерять контроль над их жизнями, оттого и её кошмары связаны с людьми, которые имеют вполне легальное право отнять детей: врач, обнаруживший человеческие укусы на теле мальчика, полицейские.
В финале у всех получится выдохнуть: Лиза-Медея больна, дети, видимо, не умерли, а мистические мучения героини обретают вполне рациональное объяснение, но режиссёр по инерции продолжает нестрашно пугать, наказывая просмотром больных фантазий – то ли собственных, то ли Лизиных. Вот и девочка с косичками в конце фильма так загадочно погибает… Словом, жуть!
