– Это подрывает в первую очередь авторитет учителей и дает неправильный, я подчеркиваю, пример для ребёнка, – заявила министр.
Кто бы спорил, но тактика запретов или таких укоров в сфере школьного образования свидетельствует о другом: когда дома не обсуждаются учебные предметы и дисциплины, тогда обсуждаются учителя.
Ребёнку скучно. В огромной степени это связано с кризисом в этой социальной сфере и с отношением к образованию в среднестатистических российских семьях. Самые горячие вопросы на родительских собраниях касаются хозяйственных нужд и размеров денежных сборов на очередной школьный праздник. А в педагогической науке муссируется вопрос о затруднённом обучении выдающихся детей, доля которых от общего числа школьников составляет 3–6 % по стране. А что же делать с остальными 94–97 %?
Спрашивать у министра и прочих чиновников от образования – нету толку. Слово предоставляется практикам.
* * *
Старый дом на Ленинском проспекте подставил бок приятному февральскому солнцу. Зима уже собирала свои вещички, подъедала сугробы по тротуарам и готовилась к отступлению. В воздухе металось что-то неуловимо весеннее, что заставляет отвлекаться детей на уроках и подолгу смотреть в окно.
Старый лифт, скрипя, поднялся на пятый этаж к светлому кафельному пролёту. Один звонок – и тёмная массивная дверь отворилась навстречу: меня ждали.
Хозяйка дома Александра Ершова – это театральный педагог, режиссёр, одна из создателей и разработчиков социоигровой педагогики, дочка актёра, теоретика театра, исследователя психологии человеческого поведения Петра Ершова.
– Пожалуйте. Вот здесь можете найти для себя тапки и проходите, – тонкая фигура хозяйки удалилась в комнату, оставив меня среди высоких стеллажей, набитых книгами и фотографиями.
Александра Петровна Ершова Фото: Станислава Новгородцева– У вас стены с историей, я смотрю. По какому принципу располагаются эти картины и фотографии?
– Знаете, с этим Станиславским, – Алексадра Петровна махнула рукой в сторону фото, – я с ним всю жизнь живу. Его отцу подарил Василий Топорков (советский актёр театра и кино – «С»), когда Пётр Михайлович защитил кандидатскую диссертацию в 1947 году. А рядом вышитая – икона Божией Матери. Это подарок моих артистов: короткое время у меня был собственный настоящий театр. Дальше – фотография мамы…
Хозяйка не смотрит на стену, она хорошо помнит её, но разглядеть любимые фото уже не получится. С самого начала беседы она предупредила, что если она захочет сколько-нибудь увидеть меня, то будет смотреть в окно и тогда остатками сетчатки сможет уловить мою фигуру и позу. А если она будет смотреть на меня прямо – это значит, что она меня разыгрывает, как будто видит.
Но в середине 90-х зрение ещё было, Александра Петровна набрала небольшой курс студентов и стала учить их театральному искусству, сценическому действию и фразе по системе, разработанной её отцом. Из них-то и сложился костяк театра.
– Как вы, может быть, догадываетесь, центральной фигурой в осмыслении театра был Станиславский, – хозяйка снова поднимает руку в направлении фото. – На разных этапах своей жизни он немного по-разному учил. На последнем этапе, например, он утверждал, что материалом актёрского искусства является действие. И даже по методу физических действий строил роль артиста. Вот таким человеком был Топорков Василий Осипович, который строил роль Чичикова по этому методу. А все остальные... Много так называемых последователей Станиславского, которые считают, что они занимаются действенным анализом. Для папы это было ужасно. Грустно и глупо. Что значит разговаривать о действии?
Последний яркий представитель сцены, от которого Александра Петровна была в восторге, – это Сергей Юрский. Он работал точно в логике действия.
– Вы смотрели спектакль про Шагала в театре Ермоловой, там Юрский играл главную роль? – Ершова смотрит на меня в упор. Значит, не видит меня, но ведь смотрит в самую мою сердцевину! – У Петра Михайловича есть в книжке раздел «Лепка фразы». Ведь когда говоришь, что думаешь, то это одно. Приходят какие-то мысли и слова, всё соединяется и получается речь. А чужая речь, авторская реплика или стихотворение – совсем другое. Папа учил говорить, по Ершову это называется «лепка фразы». И Юрский это гениально делал. Его фраза всегда была нацеленная, действенная.
Мы говорим о Юрском, о его работах, вспоминаем картину «Республика ШКИД» и благодаря этому фильму выходим на тему педагогики. Александра Петровна продолжает:
– Скоро у меня будут занятия с молодёжью, которые закончили педагогический вуз, но хотят освоить правильную педагогику. Я думаю, что сперва помогу им определиться и скажу: «Кто считает, что он всегда делает только то, что хочет, идите ко мне по правую руку. Кто так не считает – по левую». Как вы думаете, как разойдутся эти тридцать человек? Сюда три, направо – двадцать семь. Этот вопрос продиктован теми научными представлениями о человеке, которые Ершов и Симонов мне подарили давно в молодости. Даже Маркс писал, что человек все делает только согласно своим потребностям. Тебе приходится вставать и бежать только потому, что ты не хочешь получить меньше зарплату или выговор. Когда тебе кажется, что ты делаешь, что не хочешь, то ты делаешь то, что хочешь, понимаете?
– Немного. А потом что вы им скажете?
– Я спрошу: «Что вы собираетесь делать с детьми: сохранять их или развивать?» Я подозреваю, что развивать. Но как развивать траву, которая растёт?! Её же надо сохранять, не затаптывать, смотреть, чтобы она не высыхала. А развивать её, превращать в незабудки, – это идея иллюзорная, даже лживая. А у нас вся педагогика и психология так строятся. Только редкие люди говорят, что ребёнка надо сохранять, а не развивать. Потому что народившиеся дети, особенно талантливые, – это главное богатство нашей жизни и нашей страны. Не нефть, уголь, деньги, бизнес, а талантливые дети и дети вообще.
Александра Петровна Ершова Фото: Станислава Новгородцева– Мы хотели поговорить вот о каком конфликте. Если в интернете в поисковой системе задать вопрос про образование обычных невыдающихся детей, то не найдёте ни одной ссылки на материал. Все проблемы, которые там обсуждаются, связаны с тем, что трудно образовывать детей одарённых.
– С талантливыми детьми трудно. Они из этой травы как особый росток вылезают. Что с ним делать? Похоже, что Макаренко был прав: больше уважения и как можно больше требований.
– Просто дети. Что делать с ними?
– Богатенькие родители чаще всего отдают ребёнка в какой-то специальный пансионат. Но там, как правило, так сурово загоняют человека в определённые рамки, безжалостно измеряют и стригут под некую норму. Там очень много неволи. Мои исключительные психологи и педагоги, которые подарили идею сохранности, дали и вторую идею – добровольность. Если ты приходишь на урок в класс, ты можешь детям предоставить добровольное движение к доске, в учебник, к тетрадке. Не насильное, а добровольное.
– Это же огромный риск.
– Да они справляются вот так, – Александра Петровна выставила вверх большой палец. – Есть методики, которые позволяют сохранять эту добровольность. А дети сами друг друга воспитывают лучше всего, причём они именно сохраняют, а не развивают. И как можно больше движения ребёнка во время обучения. Сделал задачу – беги, два раза стукни в дверь, выполнил все задания – встань и подойди к кому-нибудь, а то и сбегай куда-нибудь.
– А есть те, кто так работает?
– Да, конечно! Недавно один гениальный учитель физкультуры рассказывал, что всем детям-дошкольникам хочется ползти куда-то наверх. Они ведь маленькие, а там большие люди, вот им тоже хочется наверх. Поэтому все упражнения, которые устремляют ребёнка ввысь, очень душевно ими воспринимаются. Сперва это кажется трудной задачей: а можно ли это сделать? Потом у кого-то это получается: залезть, встать, перелезть. И все включаются, чтобы придумать новые способы взять высоту. Так у нас постепенно возникают самые-самые: талантливые, терпеливые, молчаливые, умные и т. д. А если мы боимся упасть – значит, надо назвать это как-нибудь смешно, чтобы не было противно и страшно.
– Плюхнуться.
– Да, правильно, молодец, отлично. Это называется «плюх». И плюхи бывают разные, их тоже можно варьировать. И потом пошло-поехало! Оказывается, это такая интересная штука. Если ученикам сказать: сначала 5 метров по-пластунски, потом 5 кувырков вперёд, потом 2 кувырка назад, потом прыжок в длину, в ширину, а теперь всё наоборот, в другой последовательности, то выяснится самый памятливый.
– Вы здорово говорите. Но есть проблема, так как непонятно, кто в конечном счёте за это отвечает. Школа настаивает, что первая ответственность на родителях, а родители на сегодняшний день очень часто спихивают ответственность на школу и требуют от неё воспитания, успеваемости и всего прочего.
– Тут родитель прав. Я стою на позиции, что у школы есть обязанности образование дать, научить, но это непростое дело. Это не просто сказать и потребовать, это гораздо сложнее. Я последователь социоигровой системы жизни в школе. Потому что ещё в детском саду тётки-воспитатели откликаются на такие идеи. Там они ближе к ребёнку: нос вытирают, кашу кладут, штаны снимают-надевают, они ребёнка больше чувствуют.
А чем дальше в школе, чем ребёнок старше, тем больше он превращается для учителя в постороннего человека, от которого он только требует, а тот его всё время не удовлетворяет. Родители в этом смысле такие же поганцы. Они почему-то говорят: у меня ребёнок плохой, неаккуратный, невоспитанный, непослушный. Так это он плохой или ты плохой? Подумала бы минуточку, мамочка!
– Сейчас окажется, что взрослые – плохие, а все дети – ангелы.
– Дело не в этом. По Ершову «приучать» – это значит подражание, а следовательно, это значит внимание. Если Макаренко говорил «как можно больше требовательности, как можно больше уважения», то я бы сказала – как можно больше внимания. Внимание – это не просто глядение. Вот в актёрской школе очень много упражнений на развитие этого навыка. Разделимся пополам: я за вами слежу, а вы за мной. Даётся задание: послушать звуки наверху. Я оцениваю: вы слушали звуки наверху или нет. Вы мне даёте задание послушать звуки на улице. Вы же отличаете, занята я слушанием или нет.
– Какие-то признаки есть.
– Конечно! Когда я невнимательная – я одна, когда внимательна – другая. И вот эта невнимательность к ребёнку – это просто какая-то жуть.
– Как вырваться из этого порочного круга? Родители всё время заняты работой, суетой, педагоги отстраняются по тем причинам, которые вы сейчас назвали. Получается, дети растут как сорная трава.
– Находятся отдельные личности, которые вокруг себя собирают детей, чтобы эту сорную траву облагородить. Пётр Михайлович говорил, что всё воспитание – это формирование норм удовлетворения потребностей. Развитие – это фантазия про то, что я изменю ваши потребности, что они будут другими. Правильно думать, что я научу вас, как вам удовлетворять свои потребности. А что такое «свои потребности»? Я буду внимательно смотреть, где вы радостны, что вам интересно, от чего вы отказываетесь. Я должна своим вниманием к вам это определить. А если я буду ещё и погружать вас в разные действия – то разговаривать втроём, то идти к доске, то выступать перед классом, видеть вас в разных видах деятельности, – то наверняка что-нибудь увижу.
– Увидели. И что дальше?
– Последняя позиция, про которую должна сказать, – это идея счастливого человека. Кто-нибудь озабочен у нас, чтобы другие люди были счастливы? Нет, конечно. У нас вообще всё функционирует через отрицательные эмоции, только через наказание. Палка-закон. По теории потребностей Ершова–Симонова, счастливый человек очень просто раскладывается. Если я думаю о других, то мне на всю жизнь этого хватит. А если я думаю о себе, то это безнадежно. Мне этот не дал, этот не поблагодарил, этот не посмотрел. Важно формировать ориентиры на других, а это значит, никогда не работать на соревнование: кто первый. Это запрещённый ход.
– Чтобы быть счастливым, надо жить для других?
– Для счастья мало просто жить для других. Ещё очень важно, чтобы у человека формировалась жажда смысла. Это христианская позиция. По Ершову, это потребность познания. Есть потребность в вооружённости. Это «я умею», «я знаю, как это делать». А вот откуда, почему, зачем?
Александра Петровна Ершова Фото: Станислава Новгородцева– С какого возраста эта жажда может формироваться?
– Да, похоже, с детства.
– Как быть с домашними заданиями? Есть в педагогике принципиальные разногласия. Заниматься дома родителям с детьми? Проверять уроки?
– Я буду аплодировать учителю, который скажет: «Не даю домашних заданий». Это значит учитель научает детей во время урока. Что ребёнок сделал, то и получил. Это должно быть добровольное мероприятие.
– А если он плохо справляется, ругают его на классных собраниях в школе?
– Надо выяснить, в чём дело. Допустим, он писать не умеет. У него рука плохо работает? Мускулатура не развита? Или он что-то пропустил и теперь не понимает? Надо со вниманием узнать всё и восстановить. К сожалению, тут и школа нередко безобразничает. Нельзя отвратить детей от учения, это самое страшное, что только может быть. Только на практике частенько так и получается. Выучиваем таблицу умножения и отвращаем от учения вообще. А таблица умножения – это же прелесть. Это всё равно как на стену лезть в физкультуре, да ещё сколько трудностей можно придумать: туда, назад, вперед. Красота!
– Мы живём в мире, где выросло поколение, с нуля лет подключенное к интернету. А это такое пространство, в котором люди друг другу не очень нужны, точнее, нужны очень опосредованно. Посредством «лайков» и «комментов» .
– Я приблизительно догадываюсь о продолжении вопроса, и у меня готов ответ. Социоигровая педагогика – эта такая вершина, когда человек нужен другому человеку. Вы нужны мне, а я нужна вам. С вами я себя чувствую сильнее, а вы со мной себя чувствуете сильнее. Это тренировка общения. Один я вообще никто. Я пойду в группу, и мы там посоветуемся. Мы не будем там качать права, кто лучше, кто хуже, кто первый. Этот опыт вытесняет всякую дурную опосредованность.
– Если посмотреть, на что в основном жалуются учителя, то это не педагогические проблемы, не методические, а хозяйственные. Школе не хватает того, сего, денег, учебников. Как мне кажется, это связано с тем, что люди часто идут в школу не за своим призванием, а за чем-то другим. Как это понять? Мое призвание педагог или нет?
– Пётр Михайлович, общаясь с артистами, говорил, что это непрофессиональный подход. Зарплата не устраивает? Ролей мало? Это никуда не годится, дружок, это непрофессионально. Качество – это когда ты о профессии думаешь. Вот и приходится думать. Иногда до полного бессилия, когда коллеги звонят и каются, что приходится подзатыльники давать.
– А так можно?
– Нельзя, конечно. Потом извиняются перед ребёнком, перед мамой. В общем, это самый короткий путь чего-нибудь получить от ребёнка, а на самом деле есть другие.
– Какие, например?
– «Ты так хотел нарочно или нечаянно так получилось? Ну, давай говори, говори: нарочно или нечаянно. Ты специально хотел меня вывести из себя, ты понимаешь, что тебе за это шлёпка будет?» Можно действовать вопросами, приводить ребёнка в сознание.
– Для этого должна быть стальная нервная система и потребность в общении.
– Верно. А для этого нужно развивать взаимодействие. Смотрите, есть уроки музыки для всех, есть уроки изобразительного искусства для всех, литературы, а почему нет уроков театра? Почему все дети не могут принять такое задание: выходи на сцену, покажи, что ты хочешь, и мы посмотрим. Это вам и общение, и экран, и взаимодействие.
– Любопытно. Насколько это универсальный подход? Дети всё-таки очень разные, далеко не до каждого достучишься.
– По моему опыту, совершенно универсальный. В одной школе директором долгое время была женщина, которая окончила Институт культуры как режиссёр. И она от всех классов и всех классных руководителей поголовно к январским каникулам ожидала спектакль. И тут я со своими социоигровыми методами. Мне говорят: делайте это на уроке, делайте! А учителя говорят: Александра Петровна, у нас программа, нам некогда отвлекаться, мы должны программу проходить.
– Потому что ЕГЭ.
– А как начинают готовить спектакль, тут же все уроки отменяются и начинаются репетиции.
– А как же ЕГЭ?
– Ну, я же с начальными классами работаю. Хотя и старшие точно так же. Они по субботам-воскресеньям назначают, отрываются от своих репетиторов, прибегают на нормальную театральную репетицию.
– Что их так привлекло, почему?
– Да просто в школе так принято, они с первого класса спектакли ставят. Поэтому они в 1-м вышли на сцену, во 2, 3, 4, 5-м, почему же в 10-м-то не выйти? Не пройтись по сцене в красивых платьях?
Александра Петровна Ершова Фото: Станислава Новгородцева– Вы говорили, что конкуренция – это плохо. А этот подход разве не развивает тщеславие в ребёнке?
– Да, есть такие гадости в театральном занятии. Вот художник нарисовал картину, повесил, и он тут больше не при чём. А артист сам по себе участвует и аплодисменты слышит, и восторги.
– И что с этим делать? Если мы говорим о детях? Артисты – бог с ними, а вот дети!
– Надо оценивать по-другому. Когда ты даёшь задание и дети его выполняют, они должны понимать, верно оно сделано или неверно. Тогда они судьи, а не только учитель. К сожалению, это очень редко бывает. Часто всё соскальзывает в то, что с них требуют, и они начинают кривляться, а не играть. Это самое страшное, поэтому спектакли в детском саду я не люблю.
– А как научить не кривляться, а играть?
– А задание должно быть другое. Ты не играешь тут принца, а надо максимально быстро куда-то убежать или очень скрытно куда-нибудь пройти. Задание по методу физических действий. Всё должно быть естественным, настоящим, а не изобразительным.
* * *
На прощание Александра Петровна подарила литр кефира и книжку по социоигровой методике в уроках математики. Мы вышли с этим добром на улицу, в шум Ленинского проспекта. Огромные пространства спрятали внутри себя маленьких суетливых людей, сделали их почти невидимыми. А может быть, дело не в пространстве, а в содержании жизни? В голове крепко засела мысль: это очень важно – понять, и как можно раньше, что жизнь должна быть настоящей, а не изобразительной.
