Он поступил на Высшие режиссёрские курсы при «Мосфильме» и уже в 1960 году снял первую картину «Серёжа» о сложных взаимоотношениях между отцом и приёмным сыном. Следом вышла лирическая комедия «Я шагаю по Москве», после которой к режиссёру пришла всесоюзная слава. А дальше были «Тридцать три»!, «Не горюй!», «Афоня», «Мимино», «Кин-дза-дза» и два десятка других фильмов, ставших классикой советского кино и растащенных зрителями на цитаты.
Кадр из фильма "Серёжа"Впрочем, на цитаты хочется растащить и все интервью Георгия Николаевича.
* * *
Я родился в Грузии, но затем приехал в Москву, причём без всяких документов, поскольку было мне всего два месяца от роду. Булат Окуджава себя называл «грузином арбатского розлива», ну а я «грузин уланского розлива», поскольку жил и учился в школе в Уланском переулке. В общем, по самоощущению москвич, но корни в Грузии.
* * *
Мой отец говорил коротко и мало, и я тоже говорю коротко и мало. Он, когда вышел из «Метростроя» на пенсию, сидел в кабинете и почти не выбирался в люди. Сидел с любимой собакой Булькой. А потом его кабинет стал моим, и сейчас уже я почти не выхожу отсюда, и мне составляют компанию два кота – Афоня и Шкет. Я работаю за отцовским письменным столом. Два кресла, которые здесь, помню с детства. Обивка у них была тканевая, а когда она совсем истрепалась, я обтянул их кожей. Папа своими руками сделал этот книжный стеллаж, и почти все книги, которые на нём стоят, тоже покупал он. С годами я стал на него очень похож.
* * *
На меня сын Николай был похож по характеру, он погиб. Внешне вообще никто на меня не похож – и чем дальше, тем больше, ведь внуки с правнуками уже процентов на 80 или 90 русские. Но меня не волнует степень нашего сходства или несходства. Мне не важно, будут они иметь какое-то отношение к кино, или к музыке, или к живописи. Просто хочется, чтобы это были нормальные и достойные люди – и всё.
* * *
Когда человек воспитывает своих детей – именно воспитывает! – он с ними строг. А когда идут внуки, он слегка расслабляется и многое, чего не прощал детям, прощает внукам. Да ещё осуждает их родителей за то, что они так строги. Однако в моей жизни всё шло по-другому: когда снимал картины, то мало внимания уделял детям – это был мой недостаток. Но после смерти сына остались его дети, и я попытался сделать так, чтобы у них было всё хорошо.
* * *
Когда превозносят моё творчество – чувствую себя как безбилетный пассажир: вот сейчас войдёт контролёр, опозорит и попросит вон!
Кадр из фильма "Кин-дза-дза"* * *
Я, к счастью, быстро понял: если буду снимать, рассчитывая на успех, – вообще никогда ничего не сниму. Снимать надо то, что самому нравится и за что потом будет не стыдно. Поэтому каждый фильм ты делаешь как первый и иногда даже забываешь о том, что делал раньше. Правда, когда долго работаешь режиссёром и много уже написал сценариев, то не повториться, не украсть у самого себя очень трудно.
* * *
Я снимал при Хрущёве, при Брежневе и при Черненко и Андропове, при Ельцине, Путине –и не мог всё время менять свою позицию, ориентируясь на текущую политику. Самоцензура, конечно, существовала всегда. Мы и не снимали ничего, что можно было бы считать враждебным, и не могли бы снять при всём желании, кино – не роман, его нельзя написать и спрятать в ящик. Режиссёр не дома у себя работал: мы приносили сценарий, его должны были утвердить, запустить, дать технику, утвердить актёров... Поэтому, когда в 80–90-х на экраны выпустили все запрещённые фильмы, мы недоумевали: за что эти фильмы были «закрыты»? По понятиям нормальной логики ничего там крамольного, антисоветского не было.
* * *
«Я шагаю по Москве» родился из дождя. Ко мне пришёл очень талантливый поэт, сценарист Геннадий Шпаликов и сказал:
– Я придумал гениальный сценарий для тебя. Москва. Солнце, но идёт дождик. Посреди улицы по мостовой шагает босая девушка, в руках держит туфли. За ней парень едет на велосипеде, в одной руке у него зонт. Этот зонт он старается держать над девушкой. Как тебе нравится?
– Нравится. Ну а дальше?
– А дальше мы придумаем, – уверенно заявил он.
И вот вокруг этого эпизода мы и стали придумывать сценарий.
Кадр из фильма "Я шагаю по Москве"* * *
За этот фильм («Я шагаю по Москве») меня невзлюбили все коллеги. Потому что, когда Хрущёв увидел картину, он сказал: «Вот молодцы. Так и надо снимать». И после этого коллег заставляли снимать такие фильмы, как «Я шагаю по Москве». Впрочем, это недолго продолжалось...
* * *
В середине 1970-х мне оформили командировку в США. Я вернулся, а через два месяца опять отправляют в Америку. Я говорю: «Зачем?» Мне уже было неохота! Когда всё посмотрел, начинается болезненное раздражение из-за отсутствия денег. Тебя посылают на фестиваль, ты живёшь в дорогой гостинице, но у тебя в кармане только суточные из расчёта три доллара в день, а ведь ты хочешь купить подарки. В твоём роскошном отеле швейцару меньше чем пять долларов никто не даёт. Не давая денег, ты чувствуешь себя изгоем. Проходишь мимо бара, тебя подзывают и угощают знакомые – принято отвечать тем же, а ты не можешь. А покупать деньги на чёрном рынке я боялся. Зачем мне трястись, пронося через таможенный досмотр незаконно купленную валюту?
* * *
Когда в 1976 году «Афоню» показывали на кинофоруме в Лос-Анджелесе, меня попросили сходить на вручение премии «Оскар», где как лучший иностранный фильм была номинирована картина Акиры Куросавы «Дерсу Узала», снятая на «Мосфильме». И лишь накануне церемонии знакомый режиссёр сказал мне, что для этого торжественного мероприятия нужен не костюм и галстук, как у меня, а смокинг и бабочка, как у него! Прокат закрыт, взять нужную одежду негде. «Ну хорошо, в крайнем случае можно и в костюме. Но без бабочки никак», – сказал знакомый. Бабочка у меня оказалась по чистой случайности: дома галстуки висят в шкафу над обувью, и она завалилась в парадные ботинки. Скомканная бабочка, завязанная узлом. Я стал развязывать узел, взявшись за него зубами. Узел поддался, но и зубы тоже! Занервничав, я совсем забыл, что передними зубами мой стоматолог разрешил только улыбаться. Накануне поездки он выдернул мне больной передний зуб, обточил два соседних и поставил на них временные коронки, которые теперь лежали у меня в руке… Бабочку я намочил, чтобы она немного разгладилась, а зубы спрятал в карман… Куросаве дали «Оскар», даже два. За одним поднялся японский продюсер, а за вторым – я как представитель «Мосфильма». Вышел на сцену и сказал: «Я не говорю по-английски, но большое вам спасибо». Услышав эти слова, зал, уставший от длинных речей, начал особенно радостно аплодировать. Но после этого нам с японским продюсером надо было, широко улыбаясь, фотографироваться для прессы. Без передних зубов я был не слишком фотогеничен. Однако японец, узнав о моей проблеме, посоветовал приклеить зубы на жвачку – и они отлично держались!
Кадр из фильма "Афоня"* * *
Мне никто не верил, что в Италии мы устроили банкет в борделе. Дело в том, что тогда мы писали советско-итальянский сценарий и жили за счёт продюсера Дино де Лаурентиса. А он хотел, чтобы его гости ни в чем себе не отказывали.
* * *
Уже устал говорить, что я, к сожалению, не комедийный режиссёр. Во многих моих лентах есть юмор, но комедию я за 50 лет снял всего одну – «Тридцать три». И она не считается моей главной творческой удачей. Чистым комедиографом у нас только Гайдай был. Если не верите мне, предлагаю вам устроить такой эксперимент: покажите одной и той же аудитории «Калину красную», а затем мой «Осенний марафон». И запишите реакцию зрителей на обе картины на диктофон. Я вас уверяю, что смеха на фильме Шукшина будет как минимум в два раза больше. Комедийный режиссер специально снимает эпизод так, чтобы он был смешным: он заранее знает, на какие кнопки нужно нажать. Мне же очень приятно, когда на моих фильмах люди смеются, но я всегда с удивлением наблюдаю за их хохотом. Потому что вроде бы я всегда рассуждаю о серьёзных вещах.
* * *
Я считаю, что у человека должен быть генератор положительных эмоций. И подзаряжать его надо от людей. Где люди – там счастье. Помню, во время войны мы учились танцевать. Репродукторы играли гимн, и под него наши девочки из подъезда танцевали на лестничной клетке. А летом сорок шестого я был в Сталинграде – поехал с мамой на съёмки фильма. Город лежал в руинах, но среди этих руин была сбитая из досок танцплощадка. И по вечерам там под баян танцевали военные с девушками. И это – самое удивительное. Столько всего было: похоронки приходили, два брата погибли мои, которых я очень любил. Отец был болен туберкулёзом... Казалось бы, это надо вспоминать, а вспоминается всё равно только светлое.
* * *
С «Мимино» получилось так. Мы приехали в горную Грузию снимать этот фильм. По характеру Мимино должен был походить на Бенжамена из «Не горюй!» – такой весёлый, легкомысленный человек. Типичный имеретинец. А в горах народ совсем другой. Более суровый. Вахтанг Кикабидзе посмотрел на это и сказал, что надо менять какие-то сцены, менять характер Мимино именно под того героя, который родился в этой деревне. Тогда ему будет легче играть эту роль. И вот с его подачи фильм получился достоверным. Хотя это и сказка, конечно, но верится, что такое могло произойти на самом деле...
Кадр из фильма "Мимино"* * *
Чтобы снять грузинское кино, надо много времени проводить вне Грузии. Это, так сказать, усиливает любовь и выбрасывает всё лишнее. В собственном характере я не различаю – где грузинское, где московское. Говорили, что я и Москву придумал в «Я шагаю по Москве», что она на самом деле не такая. А она такая, потому что я снимал её после «Пути к причалу», когда долго в Москве не был и страшно ей радовался после возвращения из Заполярья. Вообще, чтобы снять про что-нибудь с любовью, лучше, конечно, находиться вдали.
* * *
Единственным артистом, которого я не хотел пробовать на роль Бузыкина в фильме «Осенний марафон», был Олег Басилашвили. Но моя ассистентка по актёрам, Леночка Судакова, которая всегда со мной работала и знала обо мне больше, чем я сам, сказала мне:
– Георгий Николаевич, Ваш актёр для этой роли – Олег Басилашвили.
А я его тогда в театре не видел, а видел только в картине Рязанова, где он мне не понравился. Так я Леночке и ответил:
– Леночка, мне этот актёр не нравится, и снимать его я не буду!
В конце концов она привела ко мне в кабинет Басилашвили, триумфально сообщив:
– Олег Валерьянович согласился у нас попробоваться!
Делать нечего – стали пробоваться. На пробе он мне не понравился ещё больше: самоуверенный, с таким хорошо поставленным голосом. Делать нечего – попробовали Басилашвили и повезли его на машине домой, то есть на московскую квартиру, где жила его мама. Оказалось, это недалеко от моего дома на Чистых прудах. У Покровских ворот Басилашвили вышел из машины, и я стал за ним наблюдать в зеркальце заднего обзора. И вдруг я вижу: по улице пошёл совершенно другой человек – и ноги как-то не так ставит, и улицу перейти никак не может, то есть абсолютный Бузыкин. Как только он перестал хорохориться передо мной, сразу же превратился в Бузыкина. Сейчас, конечно, я не могу себе представить в этой роли кого-то другого.
Кадр из фильма "Осенний марафон"* * *
Бывает, что не угадаешь, как примут твою работу. Помню, когда в Доме кино была премьера фильма «Кин-дза-дза», он провалился. Я видел по глазам зрителей, что не понравился. Хотя понравился моему внуку, которому тогда было шесть лет. Потом был просмотр в кинотеатре «Космос». Перед показом я сказал: «Фильм длинный, двухсерийный. Я сейчас уйду и вернусь к финалу. Кому надоест, не стесняйтесь, уходите. А потом, даже если останется один человек в зале, всё равно отвечу на вопросы». Когда я вернулся в кинотеатр, зал был полным. Овация минут на десять.
* * *
Когда наш пепелац по ошибке вместо города Небит-Даг почему-то отправили во Владивосток, на его поиски и доставку в Туркмению потратили полтора месяца. Из-за этого съёмки, которые мы думали начать весной, пришлись на лето, когда жара в пустыне Каракумы достигала 60–70 °С! Все злющие ходили. Мы ругались даже с Евгением Леоновым, чего раньше не водилось. А потом от местного населения узнали, что так действует на людей полуденное солнце.
* * *
Были и такие письма: «Куда смотрит государство?! На такую ерунду деньги дают», «Данелия, вы, наверное, с ума сошли. Вам пора лечиться».
* * *
В своё время сорок лет был секретарём Союза кинематографистов, но ни разу не пришёл на заседания. Продлевали мои полномочия механически. Потом уже, когда Никита возглавил союз, спросил меня: «Ты почему не ходишь?» Говорю: «Да я вообще там никогда не был». Он возмутился, удивился. И меня освободили от этой должности.
* * *
Я любил, и меня любили. Я уходил, и от меня уходили. Это всё, что я могу сказать о своей личной жизни.
* * *
Поскольку я уже старый, то я уже много думаю, философствую. Я считаю, что человечество, как и всё, создано кем-то. Я не знаю кем. Назовём это Богом. И Вселенная, и планеты, и Земля, и всё на свете имеет своё рождение, детство, юность, зрелость, старость и смерть. Так и человечество. Его надо рассматривать не отдельно: вот Африка – там негры, а в Китае китайцы, а как одно целое. Кто-то отстал, а кто-то развит, но, в общем, все мы – единый организм. Который сейчас, судя по идиотизму, ещё в детском возрасте. Но есть какая-то цель, о которой мы не знаем.
* * *
Но не зря существуют бесы, чтобы соблазнять нас. Есть в человеке что-то, что надо ограничивать. Поэтому появились цари, фараоны, власть, полицейские. Это необходимо, чтобы общество жило. Если это отпустить, моментально будет катаклизм – все друг друга передушат. Самые обычные люди, вне зависимости – Россия это, Уганда или Англия. Это же не Бог организовывает, а сами люди так устраивают себе ограничения в виде государства, которое следит за людьми, чтобы они не делали того, чего нельзя. Поэтому всё, на что мы можем надеяться, – человек поумнеет сам.
* * *
Как надоело стареть! Когда Бог меня заберёт? Умирать надо вовремя.
Георгий Данелия Фото: Алексей Юшенков