* * *
Я с детства ненавидела внимание к своей персоне! Терпеть не могла фотографироваться. У меня даже прозвище было «Дикарка», настолько я была замкнутая. Я жила в своём мире, где в основном занималась музыкой. Наша семья была не из бедных, каждое лето снимали дачу. Там вокруг меня постоянно толпились ровесники, потому что я хорошо играла на пианино, песенки пела. Внимание ко мне крутилось вокруг одного и того же: хорошо пою, хорошо играю, и я поняла, что привлекаю людей только с этой точки зрения. В остальном я была, в общем-то, никакая. Не спортивная. В волейбол не играла. На танцы не ходила. Рыжий очкарик с косой, вечно затюканный бабушкой: туда не ходи, сюда не ходи.
Алла Пугачева в детстве* * *
В 1963 году, когда мне было 14 лет, арестовали отца Бориса Михайловича – были, видимо, какие-то к нему вопросы как к директору Талдомской обувной фабрики. Дали ему три года, но потом полтора года скостили. Позже выяснилось, что папа ни в чём не виноват – мол, это была судебная ошибка. Но здоровья она ему не прибавила. Наши родители ушли от нас с братом совсем рано. Им было всего по 64 года. Сердце подвело.
* * *
После школы я хотела заниматься журналистикой. Я даже работала на радио – на иновещании. Однажды записала для него интервью с Аидой Ведищевой, популярной в 60-е годы исполнительницей, живущей ныне в США. Потом даже ходила на подготовительные курсы журфака МГУ, но поступать туда всё-таки не стала.
* * *
После «Арлекино» и победы в болгарском конкурсе «Золотой Орфей» я объездила с гастролями всю страну, в том числе и со студентами циркового училища. Акробаты прыгали, а я аккомпанировала им на пианино. И лишь под занавес пела сама. Платили мне тогда по 2 рубля за представление. Впрочем, даже обретя всесоюзную славу и собирая стадионы, я получала немногим больше – 8 рублей за одно отделение. Такие были тарифы на советской эстраде.
* * *
Я пела для всех. Сначала, правда, интеллигенция несколько воротила нос, но потом подтянулась и она – в особенности после Мандельштама. Мандельштам воспринимался начальством сложно – просили, допустим, вместо «еврейский музыкант» спеть «прекрасный музыкант», но эти комиссии ведь тоже были не совсем твердокаменные. Двадцать пять рублей или бутыль коньяка хорошего творили чудеса.
* * *
Скандал у меня был единственный – в гостинице «Прибалтийская». Для артиста, вообще говоря, много значит номер, в котором он живёт. Я всегда обожала гастроли, потому что с хорошей командой ездить, посидеть после концерта, похохмить – это большое счастье, и не верь тому, кто жалуется на такую жизнь. Вот ты приехал, вот твой автобус чуть не несут на руках, справа толпа восторженная, слева толпа озлобленная, которая на тебя не попала, – это вообще довольно приятно – собирать стадион. Но при этом очень важно, чтобы у тебя в каждом городе были привычные места, чтобы ты хоть куда-то приезжал как домой, и у меня был номер в «Прибалтийской» с очень любимым и привычным видом. Я однажды приезжаю, а этот номер занят, там живёт другой человек и очень негодует, что я пытаюсь войти. Скандал по нынешним меркам был скромный, и я могла вообще его остановить, потому что мне привезли гранки статьи «Звезда распоясалась» и сказали: если не хотите, печатать не будем. Но это не казалось мне чем-то ужасным – я только потом поняла, что это раскручивалось не без умысла, чтобы сорвать мне гастроли с Удо Линденбергом. Он, видишь ли, оказался антисоветчиком.
* * *
Бывали и курьёзные ситуации. Прилетели в Молдавию, а билеты на концерт не проданы. Организаторы не позаботились о рекламе в прессе, налепили какую-то самопальную афишу на заборе, и народ решил: приезд Пугачёвой – чья-то шутка, розыгрыш. Не поверили люди, словом. Пришлось мне идти на центральный рынок Кишинёва, включать сарафанное радио. Там такое смертоубийство началось! Спасалась от разгоряченной толпы бегством, зато на концерте был аншлаг.
* * *
Например, приходит письмо: «Москва, Кремль, Пугачёвой». И оно доходило. Я на концерте однажды про это рассказала и добавила только: «Благодарю тебя, мой народ!». После этого несколько дядечек в серых костюмах попросили меня никогда больше этого со сцены не рассказывать, а я честно ответила, что никогда на концертах не повторяюсь.
* * *
Однажды Киркоров – он совсем мальчиком ездил с нами на гастроли – попросил Сашу, клавишника, придумать ему сценический образ. И Саша – остроумный едкий человек с двумя зубами во рту – сказал ему: «Лучезарный пи…добол!»
На следующий вечер он спрашивает: ну а сегодня как я? Саша отвечает: ну, уже не лучезарный… Он и сегодня это припоминает моим музыкантам, говорит: пойдём получезарим…
* * *
Вспоминая о браке с Киркоровым, мне кажется, что мы жили жизнью Лили Брик, Иосифа Брик и Маяковского. Это просто невероятно. Если перечитать их историю, то понимаешь, что это так. Вот как это могло повториться?
* * *
Выступать в Чернобыль мы поехали добровольно. Туда вылетел кто-то из правительства, сейчас не помню уже, и спрашивает: в чём вы нуждаетесь в первую очередь? Постараемся дать всё. Они кричат: апельсинов! И Пугачёву! Как можно было отказаться?!.. Мне сказали выступать в шапке, я отказалась, повязала огромный бант, чтобы прикрыть голову. За этот бант меня потом ругали отдельно. Нам сказали: всю одежду, в которой мы выступали, дома немедленно сжечь или сдать на уничтожение, пить много красного вина или виски и не брать никакой еды в зоне, если будут угощать…
Разговоры, периодически возникающие, что там было не опасно и вообще всё преувеличено, мне кажутся дурацкими, потому что один наш мальчик умер через год, пусть не напрямую от лучевой болезни, а от собственных усилившихся хронических заболеваний; вообще радиация ударяет по слабому месту, и от своих эндокринных проблем я мучаюсь именно с тех пор.
* * *
Если бы я на каждом этапе соответствовала народным вкусам, меня бы… я не существовала бы вообще! Балахон придумал Зайцев, человек вовсе не без вкуса, как к нему ни относись, – и в этом балахоне я стала, простите, иконой стиля. Хотя в газетах меня называли королевой плебеев и мешком с лохматой головой. За волосы мне доставалось отдельно, хотя демонстрировала я их вовсе не потому, что просто гордилась волосами, – они нужны были для сценического имиджа, но кто же тогда произносил слово «имидж»?!
* * *
В чём состоит весь ужас популярности? Первое и главное: ты никогда не сможешь сказать людям правду о себе. Я не могу рассказать журналистам о каких-то вещах, которые мне действительно интересны, потому что они не интересны с точки зрения прессы. Это грустно, поскольку то, что интересует журналистов, можно придумать... Если не придумывать, придумают они.
* * *
Мне нужно денег ровно столько, чтобы я не чувствовала себя униженной. Чтобы я могла помочь своим детям, внукам. Чисто семейный бюджет, который не должен нарушаться.
* * *
Я приветствую пластические операции. Это так же нормально, как аэробика и наклеенные ногти. Хотя... В свое время на меня большое впечатление произвела Брижит Бардо. Я понимаю, почему она не хочет этого делать. Ей так надоело внимание к своей персоне как к красивой женщине! Для неё единственный способ отвлечь от себя внимание – это тихо и достойно стареть и заниматься другим делом. Но у неё есть возможность нормально существовать и после её звездного часа. У нас же другая ситуация: мы должны вкалывать до конца своих дней, чтобы хоть как-то себя поддержать...
* * *
Депрессия не может быть основана на чём-то одном. Скорее, на совокупности бестолковых поступков, подчас вынужденных; бессилии предпринять решительный шаг и из-за этого презрении к себе... Но никто и ничто, кроме тебя самого, не может вывести из депрессии. Ни алкоголь, ни наркотик, ни друзья, ни много еды... Только самоанализ. Умение взять себя в руки и принять то самое решение, которое ты не можешь принять, презирая себя за это! Мне бабушка раньше говорила: «Брось, а то уронишь!».
* * *
Женщины со мной как-то не дружат... Но если дружат, то надолго, навсегда. У меня таких подруг очень немного. Я представляю тот редкий случай, когда женщина женщину может понять и правильно истолковать её поступки. Я хороший резонёр. Я могу простить многое. Даже женщине – недругу своему, потому что я понимаю её.
* * *
Раньше я была очень ранимой. Для того чтобы защитить себя, я надела броню образа неприступной и агрессивной, отвечающей на выпады. Какое-то время мне это помогало. Но это не помогает здоровью. Теперь я просто больше думаю о здоровье.
* * *
В моём окружении было много людей, которые пользовались наркотиками. Как правило, они все были в чём-то ущербны. Хотели больше иллюзий, чем действительности. А я не боюсь действительности.
* * *
Я сейчас живу той жизнью, которой я не знала. У меня маленькие дети. С Кристиной в основном мама моя возилась. И муж у меня не пьёт, не курит, верный, талантливый, красивый, с юмором, домовитый. Всё, что есть в нём, – потрясающе. Смотришь на него и думаешь: «Как же мне повезло!» Сколько ж надо было перепробовать всего, чтобы найти своё счастье.
Алла Пугачева Фото: Serge Serebro* * *
Я редко захожу в Инстаграм, Фейсбук, Твиттер. Инстаграм мне нужен только для правды жизни. Тут пошла тенденция обвинять меня в старости, как будто люди сами не будут стареть. Пишут: «Смотрите, какая она без краски, без всего!» Да, я старая. И ничего с этим я поделать не могу. И говорить о том, что у меня душа молодая, я тоже не буду. Да, я старею. Уже ложишься и думаешь: «Проснуться бы!» Вот встаёшь и думаешь: «Надо посидеть, чтобы голова не закружилась!»
Главное у меня другое – желание жить сегодняшним мгновением.
