Он имел абсолютный слух к древним языкам, был совестью русской интеллигенции и пророком, говорившим со страниц энциклопедий и сборников стихов, с университетской кафедры, а потом и с амвона. Чего ждал сам Сергей Сергеевич от того, что писал и говорил? Об академике Аверинцеве рассказывают его крёстный, заведующий редакцией философии «Большой советской (российской) энциклопедии» Юрий Николаевич Попов и основатель Свято-Филаретовского института священник Георгий Кочетков.
Самый главный джинн
– Отец Георгий, до того, как вы лично познакомились с Сергеем Сергеевичем, ещё в семидесятые годы, вы ходили на его лекции, которые собирали большое количество людей. Что это были за лекции, что это были за люди и оказывают ли они сегодня какое-то влияние на культурный, духовный ландшафт нашей страны?
Священник Георгий Кочетков: О, это вопрос на засыпку. Дело в том, что я не ходил на лекции Сергея Сергеевича регулярно. Я о них знал, но мне пришлось выбирать: одновременно шли лекции двух людей, которые меня интересовали. Я учился в Плехановском институте на общеэкономическом факультете, когда услышал, что в Московском университете идут лекции Юрия Александровича Левады и Сергея Сергеевича Аверинцева. И мне нужно было как-то сориентироваться. Я больше ходил к Юрию Александровичу Леваде, а мои друзья ходили к Сергею Сергеевичу и мне потом подробно всё рассказывали, поэтому собственных впечатлений у меня очень мало.
История наших личных отношений была довольно длинной, и всерьёз она стала развиваться немножко позже, только с середины – второй половины семидесятых годов. То, что люди интересовались лекциями Сергея Сергеевича, было всем известно. Он очень быстро стал такой культовой фигурой, все просто рвались на его лекции, аудитории были переполнены, а достать его работы было очень трудно – тиражи были слишком маленькие, видимо, рассчитанные на узкий круг специалистов, но тематика их меня, конечно, уже очень интересовала, потому что это был серьёзный настоящий разговор не просто о гуманитарной культуре прошлого и настоящего, а о христианстве.
Я, конечно, не знал, что тогда Сергей Сергеевич сам ещё не был крещён – кто бы мог подумать! Но это не имело особого значения – даже, я боюсь, наоборот: как раз благодаря тому, что сам он искал, получалось так, что то, о чём он говорил, было нужно и ему самому, а не только его публике, широкой или узкой, уж как получится. И я очень хорошо могу себе это представить, погружаясь в атмосферу того времени – шестидесятых, семидесятых годов, когда христианство было фактически запрещено, говорить о нём всерьёз было невозможно, а всякие подделки были на поверхности, поскольку служили идеологии государства. У Сергея Сергеевича это был такой экзистенциальный опыт и порыв, который был связан с его творчеством, настоящим творчеством, и держал его в большом напряжении, то есть для него это было и предметом исследования, в том числе научного, и предметом духовного поиска, где было много неизвестных, которые он сам должен был найти. Я это всегда чувствовал: за его выступлениями был этот экзистенциальный вызов, совершенно внутренний, внешне никак не проявлявшийся. Это была какая-то удивительная замечательная уникальная ситуация с человеком, который был наделён огромными дарами и который мог позволить задавать себе любой, в том числе самый неудобный, вопрос и находить на него ответ.
– То есть вы хотите сказать, что и человек неверующий мог прийти на лекцию по поэтике ранневизантийской литературы и там найти какие-то ответы на свои духовные вопросы?
Священник Георгий Кочетков: В том-то и дело. Люди туда рвались не потому, что они хотели просто научного знания. Это тоже собирает людей, но в значительно меньшем количестве и качестве. А в то время началось духовное брожение. Это были раннебрежневские времена, уже не хрущёвские. Какие-то запоры как будто немножко отворились, какие-то ограничения были не то чтобы сняты, но ослабли. Уже во второй половине шестидесятых начали говорить о древнерусском искусстве, о том, как хорошо путешествовать по «Золотому кольцу» – и люди стали интересоваться. Выпускались книги по искусству, причём в то время совсем не плохие. Я тогда их стал собирать и поэтому был в курсе. Правда, потом, где-то в начале семидесятых, это прикрыли. Тем не менее это было. А вы сами знаете, что происходит, если джинна выпустить из бутылки – его обратно туда не засунешь.
– Значит, выпустили джинна из бутылки?
Священник Георгий Кочетков: Да-да. И самым главным джинном был Сергей Сергеевич.
Георгий Кочетков. Фото: vk.com/ogkochetkovКультуропоклонники
– Юрий Николаевич, Сергей Сергеевич Аверинцев крестился в 1973 году. Какова была реакция его окружения и ваша? Как вообще всё это случилось?
Юрий Попов: К тому времени, как я понимаю, он верующим был уже давно. В шестидесятые годы мы все были люди нецерковные. Мы как-то постепенно входили в церковь во второй половине шестидесятых, это я уже говорю отчасти о себе. В университетские годы мы были, как сам Аверинцев потом это называл, культуропоклонниками. Конечно, когда сейчас, спустя уже много десятилетий, я перечитываю тексты его первых статей, то понимаю, что они были написаны человеком верующим. Публично об этом, естественно, не объявлялось, его первые статьи излагались в такой объективно-научной форме, но само содержание свидетельствовало о том, что лично для себя все эти темы автор глубоко продумал.
Я уже не говорю про статьи 5-го тома (имеется в виду 5-й том «Философской энциклопедии», в котором, в частности, вышла статья Сергея Аверинцева «Христианство». – «Стол»), где это было уже явно. Когда вышел 5-й том, у нас в это время пришёл новый директор в издательство «Энциклопедии» и стали искоренять крамолу разного толка. И на публичном собрании он как-то заявил, что статья «Христианство» написана глубоко верующим человеком, то есть это было очевидно для всех.
В процессе работы над статьями у нас сложились близкие отношения, домашние. Мы дружили семьями, иногда ходили вместе в церковь, хотя это не так часто бывало, потому что мы жили в разных районах. Один раз, помню, вместе были на Ордынке на Пасху. Но Сергей Сергеевич не был крещён и хотел этого. А меня крестили в детстве во время эвакуации, во время войны, в 42-м или 43-м году. А Ольгу Сигизмундовну (Ольга Попова (1938–2020) – супруга Юрия Николаевича Попова, один из крупнейших в мире специалистов по древнерусскому и византийскому искусству, профессор МГУ, почётный член Христианского археологического общества Греции, попечитель Свято-Филаретовского института. – «Стол») крестили немножко раньше. Она крестилась у знакомых на дому, поскольку всё это происходило тогда, когда нельзя было просто прийти в церковь, там всегда требовали паспорт, а предъявление паспорта означало, особенно если человек – работник, так сказать, идеологического профиля, что могли быть сделаны какие-то выводы. Поэтому всё происходило вот так по-домашнему, где-то примерно году в 71-м.
Этого человека и воспитывать не надо
Юрий Попов: И после этого Сергей тоже просил как-то помочь ему с крещением, и тогда мы договорились с нашей знакомой Миленой Душановной Семиз, она была библиотекарем Музея Рублёва (Милена Семиз (1909–1984) – специалист по византийскому и древнерусскому искусству, сотрудница Эрмитажа, в последние годы жизни – заведующая библиотекой Центрального музея древнерусского искусства имени Андрея Рублёва, дочь сербского политэмигранта в России Душана Ивановича Семиза (1884–1955), журналиста, переводчика, политического деятеля и историка. – «Стол»). Как я уже потом узнал, она крестила очень многих в этом музее. Не знаю, где это точно происходило – в самом музее или ещё где-то, но, судя по некоторым воспоминаниям, кажется, прямо там. Мы тогда договорились, что крещение Сергея Сергеевича будет происходить у неё на дому. Крестил отец Владимир Тимаков, он был тогда настоятелем церкви Николы в Кузнецах. Крестились сам Сергей Сергеевич и жена его Наталья Петровна, присутствовали мы с Ольгой Сигизмундовной, Милена Душановна Семиз и отец Владимир Тимаков. Он, конечно, не ожидал, кого он будет крестить, кое-что он уже слышал об Аверинцеве, смутился несколько и такую произнёс фразу: «Этого человека даже и воспитывать не надо».
Тут я хотел бы прояснить один момент. Дело в том, что сейчас в интернете есть неверные сведения о месте крещения Аверинцева. И самое главное тут то, что, к сожалению, эта версия исходит от Ольги Сигизмундовны Поповой. Когда в 2015 году она давала интервью для «Правмира» о себе, о своей жизни, о своём творческом пути, то в частности там упоминалось и о вере. И она говорит: мы крестили Аверинцева. И сказала, что крестили у отца Николая Ведерникова. Это всё она говорила спустя 42 года после события. Дело в том, что с отцом Владимиром Тимаковым, который на самом деле крестил Аверинцева, мы больше никогда не встречались, это была единственная встреча – на дому у Милены Душановны Семиз. А с отцом Николаем мы потом очень много общались – он, кстати, жил в соседнем доме с тем, где была новая квартира Аверинцева на юго-западе Москвы. И мы к нему часто заходили и потом много с ним общались, и когда болел наш сын. Поэтому она просто запамятовала и так рассказала.
Более подлинную версию я недавно читал в воспоминаниях одного из посетителей музея – такого Гумницкого (Григорий Гумницкий (1924–2017) – философ, специалист в области этики. – «Стол» ). Он упоминает как место крещения Аверинцева Музей Рублёва. Дело в том, что сам отец Владимир тоже забыл, что это происходило на дому, так как он много раз крестил именно в музее. И Гумницкий, видимо, с его слов воспроизводит эту версию. Она ближе к истине в том, что все происходило через посредство Милены Душановны Семиз, но всё-таки место это было не в музее, а на её квартире. Так что я здесь хотел внести эти уточнения.
Конечно, сам этот акт крещения Сергея был уже не его вхождением в церковь, а скорее формальным скреплением, свидетельством того, что по существу он уже был в церкви задолго до этого.
– Это ведь очень традиционно. Многие святые отцы крестились достаточно поздно, уже много что христианского сказав и сделав в своей жизни. Это та практика, та норма, к которой, наверное, стоило бы стремиться в церкви.
Юрий Попов: Да-да. Так что его конкретное обращение происходило, я думаю, как-то постепенно и во всяком случае в процессе знакомства со всем тем корпусом мировой культуры и словесности, которым он занимался. И уже ретроспективно вспоминая, я понимаю, что, скажем, статья «Обращение», которую он предложил в начале нашей работы в «Энциклопедии», которой не было в словнике, отражает какой-то личный опыт обращения как сознательного принятия определённой религиозной нравственной позиции. То же самое можно было проследить в его добавлении к статье «Кьеркегор» – это было одной из его первых публикаций в «Философской энциклопедии», это ещё был 3-й том, – где он противопоставляет людей, которые сознательно делают выбор, и тех, кто просто формально приемлет какую-то доктрину, лично не пережив это в опыте.
Юрий Попов. Фото: кадр из видеоБыло в нём что-то старомодное
– Он так прямо и предложил статью «Обращение» для «Советской энциклопедии»?
Юрий Попов: Это связано с началом работы Сергея Сергеевича в «Энциклопедии», когда мы с ним по-настоящему познакомились. Хотя мы оба учились на филологическом факультете и были ровесники – правда, он учился двумя годами позже и окончил в 61-м, а я в 59-м, – и хотя его фигура мелькала в коридоре, знакомы мы не были. Он был на классическом отделении, я на романо-германском. По-настоящему мы познакомились в марте 1964 года, когда я перешёл в «Энциклопедию» из издательства «Искусство», где я работал в редакции «Эстетики». Меня и взяли в качестве эстетика, но так как редакция была небольшая и каждый редактор вёл несколько разделов, мне достались помимо эстетики ещё разделы этики, истории атеизма и религии, что меня приводило в некоторый трепет – ничего хорошего я от этого не ждал. И в этот момент как раз там появился Аверинцев.
Он и до этого, в начале шестидесятых, ещё будучи аспирантом, писал какие-то статьи для «Театральной» и «Краткой литературной энциклопедии», но тут, видимо, кто-то уже порекомендовал его в редакцию философии, где он появился почти одновременно со мной. И одной из первых статей, которую мне довелось ему показать, поскольку эта проблематика оказалась связанной с моим разделом, историей религии, была статья «Патристика». Она была написана одним из профессоров Московского университета, но я дал посмотреть Аверинцеву. Кончилось тем, что он полностью переписал эту статью, так что она вышла фактически в его авторстве. Сразу было совершенно ясно, что по уровню осмысления это превосходило вообще всё возможное, даже любые академические статьи. Причём всё это излагалось в очень объективном ключе, а главная отличительная особенность была в том, что в центре стояло именно смысловое содержание исследуемой проблемы, не просто сообщение каких-то исторических данных, контекста и так далее.
Был уже целый ряд профессиональных атеистов, которые писали статьи на общие темы, надо было с ними что-то делать, и, естественно, мы воспользовались совершенно неожиданным появлением такого неординарного человека. Его появление в наших рядах, конечно, сразу было всеми воспринято как что-то совершенно необычное. Он и говорил совершенно иначе, стилистика его речи была совершенно другой. Он говорил так неторопливо, медленно, раздумчиво, немножко даже в таком медитативном стиле. Даже в его облике было что-то такое старомодное. Это был человек из какого-то другого мира, из другой эпохи, что ли.
– Вы сказали, что он предложил статью…
Юрий Попов: Да, мы начали работу, я показал ему словник своего раздела, попросил сделать отзывы на уже готовые статьи, написанные профессиональными атеистами. На них он написал обстоятельные предметные отзывы, после которых появилась прекрасная возможность отвергнуть эти статьи как неадекватные. Он писал такие сугубо научные рецензии: не учтены такие-то материалы, такие-то аспекты, такая-то литература – всё было сделано очень научно и обоснованно. После этого он уже мог сам написать все основные статьи 4-го тома: «Новый завет», «Откровение», «Православие», «Предопределение», «Протестантизм» – в общем, основополагающие статьи для этого раздела. И кроме того он предложил включить статью, которой не было в словнике, – «Обращение». И ещё одну – «Послания Павла апостола». Всё это первоначально уже сопровождалось некоторыми скандалами со стороны отдельных членов редколлегии, которые должны были визировать тексты, так что нам приходилось прибегать к некоторым хитростям, чтобы опубликовать эти статьи. И статья Аверинцева «Обращение» тоже была опубликована в числе других. Была и большая статья «Православие», написанная им.
В трущобах у Аверинцева
– А крещение Сергея Сергеевича вызвало какую-то реакцию среди его знакомых, окружения, московской интеллигенции?
Юрий Попов: Знаете, это не стало каким-то публичным фактом. Да и сам Сергей Сергеевич, я думаю, этого не хотел. Это всё происходило очень келейно, на частной квартире. Это не сейчас – всё это делалось тихо, без каких-то публичных заявлений. Конечно, ни у кого не возникало такого вопроса: крещён он или не крещён. Ясно было, что пишет человек верующий. И Ольгу Сигизмундовну тоже крестили так тихо на частной квартире. Простому человеку, конечно, было проще прийти креститься в церковь, никто бы не стал задавать вопросов. Но когда крестились такие люди, как университетские преподаватели или работники издательств, всё могло иметь какие-то последствия.
Затем, когда в процессе работы мы с ним познакомились, я побывал и у него дома. Это тоже было довольно впечатляюще, потому что он жил в таком двухэтажном деревянном доме в Бутиковском переулке – сейчас этого дома уже нет – на втором этаже в густой коммунальной квартире. Там чуть ли не 13 семей жило. Они с матерью и женой жили в одной комнате, которая была перегорожена шкафами со множеством книг. Я с родителями тоже жил в коммунальной квартире, но у нас там было всего лишь три семьи. Я даже задумался, как у них вообще всё происходит на кухне, если там 13 семей. В современном представлении это просто трущобы, а тогда много было таких домов в Москве, которые потом постепенно исчезали. Впоследствии он вступил в кооператив от издательства «Энциклопедия» и получил квартиру на юго-западе. А первое время я к нему приезжал в коммуналку, когда надо было читать какую-то статью.
Его статьи всегда приходилось ждать долго, он был очень занят разными заказами и предложениями. Как-то Аверинцев должен был куда-то писать статью, опоздал как всегда со сроками и чуть ли не в один из последних дней сел и за несколько часов её написал. И говорит мне: «Наверное, тот, кто получил статью, считает меня явным халтурщиком». И мы тогда вспомнили эпизод из жизни какого-то французского художника XIX века, который тоже за несколько часов написал картину и потребовал хорошую плату. А заказчик говорит: как же так, вы всего несколько часов потратили на это дело. На что тот ответил: я писал эту картину всю жизнь и ещё четыре часа. Так и здесь с Аверинцевым: это был результат многих лет его размышлений, чтения, осмысления. Потом уже надо было просто выбрать время, чтобы наконец сесть и написать. Так было со всеми его статьями.
Продолжение следует
Интервью записано в рамках проекта Свято-Филаретовского института «Науки о человеке». Смотреть весь разговор на видео.
