Христиан Фирхтеготт Геллерт (4 июля 1715 – 13 декабря 1769) был одной из самых влиятельных фигур в педагогике своего времени. Это один из тех, кто в XVIII веке оказал решительное влияние на интеллектуальную жизнь России. Его педагогическое творчество нельзя втиснуть в рамки какого-либо одного направления: в нём благочестие органично сочеталось с интересом к античным классикам, а всё остроумие было направлено против скептических воззрений эпохи. Выходец из бедной пасторской семьи, он почти всю жизнь провёл в одном из главных городов Саксонского курфюршества – Лейпциге. Он окончил Лейпцигский университет, в 1751 г. получил степень доктора философии, а затем до самой смерти читал лекции о поэтике, стилистике и морали. Умер Геллерт после мучительной болезни. Его лекции Гёте назвал «фундаментом немецкой нравственной культуры». Геллерт был видным теоретиком в области этической философии и, следовательно, теоретиком образования. Кроме того, Геллерт был плодовитым поэтом – писал он в основном басни и духовные оды – и драматургом. Это оригинальный баснописец, он отступил от традиции Эзопа-Федра-Лафонтена. Виртуозно для того времени владевший немецким стихом, он в кратких миниатюрах, очень редко давая своим героям маски животных, описывал человеческую суетность, с горько-просветлённым чувством и без едкой сатиры. Переводчик «Жизни Геллертовой» И.А. Крамера на русский язык Александр Андреев в предисловии к своему труду писал: «Жизнь Геллертова есть как бы прохождение нравственной науки, усовершенное самым исполнением оныя; но примеры действуют всегда сильнее правил». Геллерт стал добычей забвения прежде всего потому, что мораль и добродетель – это скучно. Ценности, которые он отстаивал, – традиционные ценности классического европейского образования.
В одном из своих «Моральных чтений» (XXII–XXIII. О должностях воспитания, в особенности в первые годы жизни ребёнка) он писал: «…Воспитывать детей – значит так образовывать их разум, сердце, тело и особенности их природных дарований, чтобы они могли жить на счастье себе и другим и умели достигать важнейших целей своего существования. Воспитывать детей – значит с ранних лет наставлять их, чтобы они познавали Бога, себя самих, людей и религию и учились выстраивать свои отношения в соответствии с этими познаниями; чтобы они с ранних лет учились понимать и любить мудрость, долг и добродетель и действовать в соответствии с ними. Равным образом при воспитании мы переносим в души юношей свет нашего разума, свет религии, преимущества опытности и блага нашего сердца; речь идёт только о способе, которым мы это делаем, а наилучший способ предопределяется в каждом отдельном случае характером самого ребёнка».
Иллюстрации к басне Геллерта "Счастливый муж". Фото: Даниэль Николаус Ходовецкий / Библиотека Герцога Августа Вольфенбюттель«Невоздержанные, нездоровые, злобные и тупые родители имеют мало надежды на здоровое, разумное и добросердечное потомство; и какова же тогда обязанность как в холостом состоянии, так и в браке беречься от всякого зла, которое может быть передано телу или душе потомка и укорениться в нём?»
И добродетельные родители могут дурно воспитать ребенка – по мнению философа, виною всему родительская любовь. К счастью, воспитание редко зависит только от них. Часто дети дурных родителей оказываются в руках хороших учителей. Весьма современно звучит призыв не воспринимать образование как услуги и не путать наставника с лакеем: «Родители, которые рассматривают надзирающего за детьми как первого слугу в доме, считают, что скудная денежная сумма в год чрезмерно щедра за его труд, и выказывают пренебрежение к нему, унижая его на глазах детей, глупы, если полагают, что их дети получат хорошее воспитание. Родители, спрашивающие с наставника лишь ловкость, а не нравственность и хорошее сердце, не разбираются должным образом ни в воспитании, ни в природе человека. Люди, беззаботно рекомендующие таких лиц для этой должности, грешат не только против отдельных семейств, но и перед общим благом».
Геллерт-мыслитель нигде не проявил себя так, как в полемике с представителями новейших философских течений. Геллерт ведёт военные действия прежде всего на поле нравственности. Ярчайший образчик его полемики – басня «Вольнодумец»: «Стремящиеся к добродетели и послушные тому, что предлагают вам разум и Писание! Вольнодумец высмеивает вас за то, что вы живёте, как рабы. Он спрашивает: „Чего вы ищете? Разве не довольства? Но возможно ли так обманывать себя? Чтобы быть довольными, вы лишаете себя удовольствий. Вы ищете покоя и находите его в бремени, ненавидите то, что любите, и любите то, что ненавидите. Есть ли у вас разум? Я что-то сомневаюсь. Обрести свободу в добродетели – это значит в поисках свободы наложить на себя оковы. Вырвитесь из тьмы предрассудков, наполняющей мраком ваши головы; следуйте природе, наслаждайтесь тем, что она вам дарит; не стремитесь ни к чему, кроме того, чего желаете; не избегайте ничего, кроме того, что вас раздражает; мыслите свободно и живите, как вы мыслите, и не обращайте внимания на дураков. Чернь – самое большое стадо на земле, отделитесь от него. Оно не знает, во что верит, считает свои стремления недозволительными и не видит, что от ипохондрии само похищает у себя своё блаженство; иначе оно не было бы столь склонно к предрассудкам. Усвойте краткий урок: не верьте в то, во что верят многие. Они не пытливы и косны – потому и верят; но разумный доберётся до глубин истины.
Что есть Писание? Чему оно учит? Печальной жизни, обильной трудами, и загадке, для разрешения которой нужно отречься от разума. Что значит властная совесть? Вещь, которую создаёт воспитание, священное наследие всех тупиц; но те, кто знает, что говорит, нисколько не чувствуют её силы. Следуйте природе. Она зовёт; чего ещё она может желать, как не того, чтобы мы прислушались к ней? Страх выдумал право и долг и создал небеса и ад; поставьте на их место разум, и что вы тут увидите? Небеса и ад? Нет, детские басни! Оставьте миру его детский лепет; то, что даёт кому-то покой, и есть для него закон; умный ни во что более не верит и ни в чём более не нуждается“.
Таково остроумие, с которым вольнодумец доказывал при жизни свою систему и сверг добродетель с трона, чтоб водрузить на него свои пороки. Злое сердце стало для него разумом и Богом, и над Тем, кто умер на кресте, он часто дерзко смеялся.
Пришёл смертный час; и того, кто никогда не трепетал, объял ужас. Страх перед Вечностью, судья, как Бог, изрекший ему проклятие, пропасть, уже готовая его поглотить, – всё это сокрушило систему его безумно-смелых упований. И тот, кто в иное время со своим высоким учением отваживался противостоять целому миру, начал терпеливо прислушиваться к своей служанке, и дал этой служанке, которую он тысячу раз называл „христианской скотиной“, опровергнуть и обратить себя. Так сильны учения вольнодумца!»
Представляя русскому читателю сочинения Геллерта, «Московские ведомости» писали: «Сказать, что сие творение есть геллертово, есть то же самое, что и присовокупить, что оно изполнено благонравия, полезных наставлений, мудрых предписаний и относящихся о блага человечества советов». О том, какое влияние оказал Геллерт на русскую педагогику, свидетельствует Н.М. Карамзин в «Записках русского путешественника»: «В Вендлеровом саду видел я Геллертов монумент, сделанный из белого мрамора профессором Эзером. Тут, смотря на сей памятник добродетельного мужа, дружбою сооружённый, вспомнил я то счастливое время моего ребячества, когда Геллертовы басни составляли почти всю мою библиотеку, когда, читая его „Инкле и Ярико“, обливался я горькими слезами, или, читая „Зелёного осла“, смеялся от всего сердца; когда профессор *** (Иоганн Маттиас Шаден. – А.Л.), преподавая нам, маленьким своим ученикам, мораль по Геллертовым лекциям (Moralische Vorlesungen), с жаром говаривал: „Друзья мои! Будьте таковы, какими учит вас быть Геллерт, и вы будете счастливы!“ Воспоминания растрогали моё сердце. История жизни моей представилась мне в картине: довольно тени! И что ещё в будущем ожидает меня?
Иллюстрации к басне Геллерта "Щедрый грабитель". Фото: Даниэль Николаус Ходовецкий / Библиотека Герцога Августа ВольфенбюттельЯ пошёл из саду в церковь св. Иоанна, где поставлен Геллерту учениками и друзьями его иной памятник, представляющий религию, которая из металла вылитый и лаврами увенчанный образ его подаёт добродетели (прекрасная мысль!). <…> Все, знавшие покойного Геллерта, единогласно называли его мужем добродетельным. Жизнь его была сильнейшим опровержением мнения тех людей, которые, находя порок во всяком уголке сердца человеческого, считают добродетель за одно пустое имя, – и тех, которые утверждают, что религия не делает людей лучшими. „Всем, что есть во мне доброго, – говаривал покойник тысячу раз друзьям своим, – всем обязан я христианству“».
Но не только Иоганн Маттиас Шаден, основатель московских университетских гимназий, был поклонником Геллерта. Юлий фон Каниц, преподававший в Казани, также не упускал случая читать его со своими учениками. И даже если бы Карамзин был единственным, на ком благотворно сказалось влияние лейпцигского затворника, – и тогда это влияние невозможно было бы переоценить. Впрочем, А.Н. Радищеву и его товарищу Ф.В. Ушакову, учившимся в Лейпциге и слушавшим самого Геллерта, помочь он не смог, хотя Радищев и отзывается о нём с большой теплотой: «Отличным щастием почесть должно, если сопричастен будешь беседе добродетелию славимого. Таковым щастием пользовалися мы хотя не долгое время в Лейпциге, наслаждаяся преподаваниями в словесных науках известного Геллерта. Ты не позабыл, мой друг, что Фёдор Васильевич из всех нас был любезнейший Геллертов ученик и что удостоился в сочинениях своих поправляем быть сим славным мужем. Малое знание тогда Немецкаго языка лишило нас пользоваться его наставлениями самым действием; ибо хотя мы слушателями были его преподаваний, но недостаток в знании Немецкаго языка препятствовал нам равняться с Фёдором Васильевичем».
В следующей публикации я намерен привести одну из педагогических речей Геллерта – на суд современным родителям.
