Из какого сора
Помните знаменитую картину Фёдора Решетникова «Опять двойка»? Это классика, хорошая картина, теплая: мальчик, немного смутившийся, конечно, хулиган и двоечник, мама осуждающе смотрит, но не ругает... Благодать! И вроде все чувства на месте, эмоции, целостность, живописность… Картина написана в 1952 году, недавно война кончилась, люди хотят этого тепла, бесконфликтности. И художник пишет свободно, ему никто тему и композицию не диктует, и картина всем нравится. Разве можно сказать: это не искусство, это ремесло, угождение господствующим тенденциям, «человек ловит ветер»...
Отсутствие больших серьёзных тем, конечно, связано с внешним тоталитаризмом, но далеко не только с ним. Корни глубже. Эту проблему хочется потрогать немного, снять с неё не только банальность, но и псевдо-остроту, которая порождает бурные страсти, а в результате только уводит от разговоров и об искусстве, и о тоталитаризме.
В Третьяковской галерее один известный сотрудник как-то вёл экскурсию по иконам. Показывает иконы эпохи татаро-монгольского ига, Андрея Рублёва, дальше – XVII век. Его спрашивают: вот мы смотрим на иконы конца XVII века, где есть элементы объёмности, светотени, детали; кажется, это почти уже портрет, но почему они у нас вызывают гораздо меньший отклик, чем иконы XIV–XV веков, значительно более условные, непривычные, но в них чувствуется какая-то таинственная глубина. Искусствовед выдержал паузу и ответил одним словом: «Иго...».
Все сразу поняли, о чём речь: на дворе были 70-е годы. А в этих древних иконах была видна победа над игом. В лике Христа, в ликах святых нет смешения добра и зла, как бывает в обычном человеческом лице, даже самом прекрасном. Там играют страсти, а здесь что-то несравнимо большее. И это прекрасно чувствовали даже люди, не слишком образованные художественно, не подготовленные богословски. То есть иго, с одной стороны, что-то закрывает: как минимум, возможность художнику спокойно поставить доску, растереть краски и писать, ведь внешнее давление было очень тяжёлым. Но в этих условиях расцветает талант Андрея Рублёва, появляется его «Троица». В ней нет подавленности, скорби – наоборот, он пишет её так, как будто вокруг благоухает рай.
Гении рождаются в любую эпоху, даже в самую деспотичную. Но можно ли сказать, что одно с другим прямо связано? Нет. В благополучные относительно эпохи они тоже рождаются – например, в Италии эпохи Ренессанса.
Искусство свободно. Оно имеет корни непонятно где. А гении, как и искусство, рождаются непонятно от чего.
Когда я учился в университете на отделении искусствоведения, нам показывали пещерную живопись, изображения, которым 15–20 тысяч лет. Когда их открыли в конце XIX века, человек, который увидел их первым, был обвинён в том, что эти рисунки подделаны современными художниками-импрессионистами. Действительно, многие из них были вполне адекватными тому времени подлинно художественными произведениями – не «отражением» окружающей жизни, не копированием бизона или мамонта. Откуда такое искусство? Для чего оно? Ответить в полной мере не может никто.
Сквозь асфальт
В теме «Искусство и тоталитаризм» важно вспомнить о некоторых художниках советской эпохи. В их числе Виктор Попков, который на меня в начале 70-х годов произвёл большое впечатление. Вот он пишет «Северную часовню» (1972): мальчик стоит на её пороге, сейчас он перешагнёт его и увидит то, что видит художник, который уже находится внутри: роспись, на которой огненные ангелы... Они – как будто живые, хотя и вполне условные. Попков к вере, к церкви вряд ли имел отношение, но здесь он попал в самую точку.
Или «Хороший человек была бабка Анисья». Казалось бы: похороны, дождь, осень, а такой из картины исходит мир, такой покой. Когда я приходил на его выставки, чувствовал свежее дыхание, свободу.
Для того чтобы уйти от ига, не обязательны протестные сюжеты, лозунги. Как известно, антисоветский – это зачастую тоже советский, только с обратным знаком. Художник должен видеть глубже.
Или Анатолий Зверев – алкоголик, но при этом гений, в своём творчестве абсолютно свободный. Он как-то сказал своему младшему коллеге-художнику: «Деточка, работай быстро, а то можешь ошибиться». Вот где творчество! Оно не может быть «камень на камень, кирпич на кирпич». Так строится только Вавилонская башня.
Ещё надо помнить, что любой художник может быть человеком не очень хорошим, сильно ошибаться, грешить. Он сам может даже иметь тоталитарное сознание в какой-то период. Но если это его постоянное состояние, он ничего не создаст: тоталитаризм в сознании обязательно ищет себе проявления, и это противоречит искусству.
Искусство настоящее свободно. Полагать пределы можно и нужно только стремлению исключительно к самовыражению, когда художник реализует не дар свыше, который есть в нём, а свои эмоции, свои страсти, тёмный «подвал» своего подсознания.
По жизни художник может быть слабым, но внутри у него есть какая-то штука, которая больше его самого, и согнуть, сломать её без его собственной воли на это нельзя. Вот из чего творчество растёт. И поэтому оно прорастёт сквозь любой асфальт.
Хрупкое вещество
Замечательный артист Сергей Юрский рассказывал о реакции зрителей на поставленный им в Москве, в филиале МХАТа, чешский спектакль «Два нуля». Действие происходит в общественном туалете под площадью в Праге. Сменяются эпохи, а работающие там делятся своими наблюдениями. И вот закончился социализм, наступили новые времена. И после рассказа об очередной жуткой истории женщина в растерянности говорит: «А знаете, ведь раньше было лучше». В этом месте московская публика аплодирует. «Я в ужасе, – признавался Юрский. – В Праге на этом месте публика хохочет!».
Да, многим кажется, что при социализме было лучше. И это не отрегулируешь, не скажешь: ну что вы, с ума сошли? Нужно бы просто показать, явить что-то лучшее. Но оно не является.
Почему? С одной стороны, страна ещё не отошла от шока: количество пролитой крови в XX веке, причём не только в войнах, но и между ними, превышает всё, что было до этого. На такой почве что может родиться? С другой стороны, наступила новая эпоха, новый тоталитаризм, при котором расцветает потребительство. И это страшный удар по искусству.
У Феликса Кривина есть басня: «Что такое упругость? Свойство вещества под действием силы сохранять свою форму. Что такое пластичность? Свойство вещества под действием силы менять свою форму. В мире властвуют упругие и пластичные вещества. Есть ещё хрупкие вещества, но они, разумеется, не властвуют». Искусство – хрупкое «вещество».
Сегодня мы задыхаемся без настоящего искусства. Но не надо ждать следующей эпохи, надо что-то делать сейчас.
Искусство не может сделать человека и общество свободным. Прежде нужно искусство сделать свободным, а для этого общество должно стать свободным.
Сейчас нет такого места на земле, где можно было бы спрятаться в «келью под елью» и там творить. Любое подполье – художественное или политическое – кончилось, мы все открыты, как в известном романе Оруэлла «1984», всё насквозь просматривается.
Да и зачем сидеть в углу? Наоборот: выйди, не бойся, противостань всему нетворческому, нехудожественному. Пусть больше будет живых кругов, кружков, сфер, площадок, на которых можно поговорить открыто, не боясь разномыслия (бояться нужно безмыслия!), но и не провоцируя конфликт, – тогда может что-то родиться.
Любой человек – носитель дара творчества, кто-то – больше, кто-то – меньше. Но творческое зерно всё равно сидит в нём, потому что он сам – творение Божье, Его образ, а в потенции – Его подобие.
Время мира
Подробнее на эту тему можно будет поговорить на встрече «Искусство и тоталитаризм», которая состоится на фестивале «Время мира» в Сокольниках (г. Москва) 17 августа.
На площадке мы ограничимся только одним периодом – советским, но проявления тоталитаризма есть везде. И не обязательно только в носителях власти – в отношениях внутри даже очень тёплого сообщества могут быть тоталитарные тенденции, да и каждый человек в себе может усмотреть их проявления.
Может ли вообще искусство быть в тоталитарном обществе? Ведь искусство предполагает некое творческое прозрение, которому тоталитаризм, очевидно, ставит по меньшей мере преграды, а то и глухую стенку. Но нередко общество, которое устроено по тоталитарному принципу, вдруг оказывается довольно приличным по отношению к среднему человеку, вполне устраивает этого среднего человека: хлеб есть, колбаса есть... И искусство есть. Но какое оно?