Чтобы написать новый красивый биографический текст о Вене Д’ркине, надо быть с ним знакомым. Всё остальное – это переписывание текстов с сайта drdom.ru, которые сами по себе неплохи, но их производные будут мелки и гадки.
Поэтому мы не будем заново открывать ДрДом, а дадим слово его главному обитателю… или главному врачу? Или это один и тот же человек?
Может быть, одна из самых актуальных песен Вени для современной Москвы – «Про милицию». Сегодня её запоют с новым звуком, но в 90-е эта ещё советская бардовская поэзия пришлась ко двору.
Много песен о шахтерах было сложено,
Много песен о монтажниках-высотниках,
А про нашу про советскую милицию,
Кроме этой песни, верной ни одной.
Когда Баба-Яга была девочкой,
Чудо-Юдо еще было маленьким,
Змей Горыныч был птенчиком немощным,
Царь Кощей был мальчиком-паинькой,
На болоте, что у озера Тихого,
Народился на заре добрый молодец,
У Адама и инспектора Тихона,
И прозвали его Васька-омоновец.
Он лишил Ягу невинности девичьей,
Он Горынычу срубил буйны головы,
Он Иванушку повесил на фенечках
И смотрел, как его кушают вороны.
А Кощею он яичко иголками
Истыкал, а после вовсе кастрировал,
А потом яйцо засовывал в уточку,
А ее потом засовывал в зайчика.
Много песен о шахтерах было сложено,
Много песен о монтажниках-высотниках,
А про нашу про советскую милицию
Песен нету, и не надо их совсем!
Для мальчика Саши Литвинова из Луганской области, который просто учился на пятёрки и не думал, что однажды он станет кумиром молодёжи Веней Д’ркиным, по-новому сегодня пропоётся песня Пуля-дура.
Я привыкаю быть скрученной в сферы
Угольной пыли селитры и серы
Я примерзаю к зеркалу
Полированной стали крохотным телом
Изъеденным молью
Я проживаю в стволе револьвера
В белой горячке плюющего кровью
Дары приносящего белым снегом
Не дай Бог курок сорвется пьяный
Боек ударит в спину больно
Телеграммы
Да красный гроб
Да жертва в белом платье
Да я на память
В шкафу у чьей-то мамы
Господи дай мне сил
Заклинить в черном дуле
Я не хочу
В круглом окошке пастушки да лели
Тем кто не знает вероятные цели
Голое счастье под радугой
Сектор обстрела инструкции кратки
Металлическим лязгом голоса сзади
А ну полетели
Я упираюсь жареным мясом
В четыре винтом нарезные канавки
Господи дай мне силы
Господи дай мне силы
Заклинить в черном дуле
В черном я не хочу
Лечу
Одна из последних его песен, которая знает диагноз Вени, помнит, о том, что и звук умирает в тишине, если нет руки, способной его снова воскресить. В неё уже совсем нет надежды, может быть только «у вислоухой Марты». «А письма»!
А не лечи меня, лечащий врач, —
Это тебе не поможет.
А не лечи меня, доктор, —
Это тебя не спасет.
Хотя всё еще, может быть,
Кто-то меня и умножит,
Только не здесь и не сейчас,
И только не тот,
Который точно как я,
Только наоборот.
А письма, они горят быстро.
Быстрей, чем идут телеграммы.
А ночь коротка настолько,
Что вот уже стали тусклы
Костра взлетевшие искры,
В котором сжигают письма,
Оплакивая постскриптум
В три слова о самом главном…
Мои письма о том,
Как пронзительно грустно
Расставаться с поверженным Карлом
В одежде, залатанной мхом.
Там всё как и прежде:
Вислоухая Марта, в надежде
Грызущая мел,
И вежды слезой
Умывающий слон.
Он такой же, как ты,
Ему так же облом.
Хотя сам Веня эту надежду искал, кода принял крещение с именем Фома. Трудно сказать, нашёл ли он её, но то, что он её имел, причём задолго до известия о своей болезни «лимфогранулематоз» – в этом сомнений нет. Об этом говорит его песня «Возвращение блудного сына», написанная в 1991 году.
Заскрипела калитка, и заскулила собака.
В дом постучали, как видно, уставшей рукою.
Один голос в доме сказал: «Слишком поздно, однако».
Другой голос: «А вдруг это он? Я открою».
А в проеме двери — возвращение блудного сына.
На лице — покаяние и можжевеловый вечер.
А в стеклянных глазах — симптомы тяжелого сплина.
…Его снова простят, и об этом не может быть речи.
Ему не станут напоминать о сыновнем долге,
Его не спросят, какие ветра и какие дороги,
Какие столбы, и какие дома и пороги
Исцарапали сердце и разбили промокшие ноги.
Как полгода назад, в прошлый раз, он опять будет клясться,
Что лишь здесь воскресает в дороге разбитое сердце,
И что лишь в этом доме живет его теплое счастье…
…Они знают: он здесь лишь затем, чтобы только согреться.
Они знают, что завтра, чуть свет, он проснется.
И их умиление слезами на землю прольется.
Его спину увидят там, где должно быть рассвету,
А соседи укажут туда, где прячется солнце.
Но дороги приводят к огню, и он скоро вернется.
Его снова простят, и об этом не может быть речи.
Его не упрекнут, что он шлялся так долго.
Будут молча смотреть, как он греет озябшие руки.
А через год он опять, как вчера, будет клясться,
Что лишь здесь воскресает в дороге разбитое сердце.
А в глазах прочитают, что снова не найдено счастье.
Они знают: он здесь для того, чтобы только согреться.
И он снова во сне сотню раз повторит чье-то имя.
Они будут влюбленно смотреть, не решаясь коснуться
Своими дрожащими пальцами блудного сына.
Лишь из боязни проснуться и обмануться.
Его снова простят, об иначе не может быть речи…
Будут молча смотреть, как он греет озябшие руки…
А если вы просто хотите красоты и песен с постсоветских кухонь, то вам понравится его песня «Кошка в окрошке».
Просто послушайте:
?t=951