В 1966 году в эмиграции в «Дневнике моих встреч» Юрий Анненков отмечал:
«Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской прелестницы! Я сделал с Ахматовой в 1921-м году два портретных наброска: один – пером, другой – в красках, гуашью. Ахматова позировала мне с примерной терпеливостью, положив левую руку на грудь. Во время сеанса мы говорили, вероятнее всего, о чём-нибудь весьма невинном, обывательском, о каком-нибудь ни-о-чём. Портрет, сделанный пером, был сначала воспроизведён в книге моих портретов (изд. “Петрополис”, Петербург, 1922), затем, в 1923-м году – во втором издании “Аnno Domini” <…> Об этом рисунке Евг. Замятин писал:
“Портрет Ахматовой – или, точней: портрет бровей Ахматовой. От них – как облака – лёгкие, тяжёлые тени по лицу, и в них – столько утрат. Они, как ключ к музыкальной пьесе: поставлен этот ключ – и слышишь, что говорят глаза, траур волос, чёрные чётки на гребне”».
Типографский оттиск этого знаменитого анненского портрета А.А. Ахматовой – и подписанный ею, – демонстрируется на выставке «А я говорю, вероятно, за многих…», основанной на богатейших и уникальных коллекциях Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля (ГМИРЛИ имени В.И. Даля), как теперь называется Государственный литературный музей, и проходящей в одном из его отделов – Музее Серебряного века.
Среди других раритетов – карандашный шарж Н.И. Альтмана (1914), акварель Л.А. Бруни (1922), портрет, выполненный Н.А. Тырсой в технике «ламповая копоть» (1926), а также графика Г.С. Верейского (1929) и А.Г. Тышлера (1943), силуэты Ахматовой с книгой в руке Н.И. Коган (начало 1930-х), с непостижимой художественной силой передавшей её внутреннюю силу и хрупкость. Внимания заслуживает чеканный силуэт Ахматовой (1930) Н. В. Хлебниковой. Кстати, любопытная деталь: в молодости Ахматова почти требовала, чтобы её рисовали и фотографировали в профиль – это особая подача образа, стремление создать свой имидж.
Работы Тырсы и Коган, по словам хранителя фонда оригинальной графики ГМИРЛИ имени В.И. Даля Анны Багулиной, были во второй посылке, присланной Ахматовой в 1934 году в Литературный музей (тогда – Центральный музей художественной литературы). А годом раньше, откликнувшись на зов первого директора музея В.Д. Бонч-Бруевича, она отправила первую посылку, где, в частности, был рисунок Е.Е. Лансере к её первой книге стихов «Вечер» (1912). В конце 1930-х – 1940-х основная часть писем и рукописей из ахматовского архива – такую же участь постигло большинство рукописных предметов из собрания музея – была изъята и передана в введение Главного архивного управления, подведомственного Наркомату внутренних дел. В начале 1960-х прерванное общение сотрудников музея с Ахматовой по её архивам возобновилось.
Все портреты, как подчеркнула один из кураторов выставки, ведущий научный сотрудник Музея Серебряного века Моника Орлова, написаны при жизни Ахматовой. За одним исключением. «Вместе с литографией М.В. Лянглебена 1964 года на выставку из хранилища привезли почему-то и 1969-го. Но, видимо, сама ситуация диктовала именно такую композицию пространства. Если убрать “ненужную”, позднюю, – она нарушается. В итоге эти два портрета поэта прекрасно смотрят друг на друга».
Ахматова фотографировалась с детства и до почтенного возраста. Любила фотографироваться и замечательно умела себя подать. Позируя с одинаковым успехом и на художественных сеансах, и перед фотокамерой. Кроме того, она очень строго, по словам сотрудника отдела фондов фотографий и негативов ГМИРЛИ имени В.И. Даля Людмилы Хлюстовой, отбирала отпечатки и просила удалить неудачные.
– Основу нашего фонда, – продолжает Хлюстова, – заложила сама Ахматова, подарив в 1920-е годы Бонч-Бруевичу фотографию, где она со своей близкой подругой – танцовщицей, актрисой, скульптором по фарфору О.А. Глебовой-Судейкиной, запечатлена фотографом Г.К. Кирилловым в квартире на Фонтанке, 2, которую той предоставил Ленинградский фарфоровый завод. Анна Андреевна жила здесь до конца 1924-го, до отъезда Глебовой-Судейкиной из России.
Из более чем двадцати фотографий на выставке самая ранняя относится к 1911 году – в имении Слепнево в Бежецком уезде Тверской губернии, часть которого принадлежала матери первого мужа Ахматовой – поэта Николая Гумилёва. Уже тогда отличаясь особой царственной статью и величавым спокойствием, Анна Андреевна стоит в окружении М.А. Кузьминой-Караваевой, Д.Ю. Пиленко, Д.Д. Бушена, Б.В. Кузьмина-Караваева, Е.Ю. Кузьминой-Караваевой, М.Л. Сверчковой.
Приезжая в Слепнево каждое лето 1911–1917 годов и с мужем, и одна, Ахматова написала там, как скажет сама в заметке «Коротко о себе», «очень многие стихи “Чёток” и “Белой стаи”». В период написания сборника «Чётки» летом 1913 года поэта и «поймал» неизвестный фотограф.
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины жёлто-красной,
Слагаю я весёлые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
К осени 1914–1915 годов относится царскосельская фотография – «А.А. Ахматова в костюме Гамлета». «На самом деле это не костюм, а платье, которое Ахматова в домашнем обиходе называла гамлетовским, – уточняет Хлюстова. – В 1914 году Анна Андреевна позировала в нём художнице О.Л. Делла-Вос-Кардовской и, скорее всего, тогда и сделала эту фотографию».
О том, что Ахматова любила дарить свои фотографии друзьям и добрым знакомым, свидетельствуют оставленные ею на них автографы с посвящением. Например, Надежде Григорьевне и Георгию Ивановичу Чулковым, с которыми дружила, хозяйке «Никитинских субботников» Евдоксии Никитиной, Сергею Наровчатову…
Ряд фотографов-профессионалов, снимавших Ахматову в разные годы, открывает М. С. Наппельбаум, портреты которого, как известно, с удивительной точностью улавливали мельчайшие оттенки души и поражали живописностью светотеневых эффектов. В его студии на Невском проспекте, 72 на «литературных понедельниках» бывал мэтр «Звучащей раковины» Николай Гумилёв. Эти «понедельники» посещала и Ахматова. В книге «От ремесла к искусству» Наппельбаум довольно подробно рассказывает о том, как рождались его ахматовские фотошедевры. Один из них – тоже присутствующий на выставке – был напечатан в книге «Анна Ахматова. Опыт анализа» Б.М. Эйхенбаума в Петербурге в 1923 году.
Экспонируются работы и других фотомастеров: В.И. Славинского, В.Г. Федосеева, Е.П. Ряпасова, А.В. Фирсова.
Не меньшего интереса достойны портреты Ахматовой, сделанные друзьями-литературоведами. Как фотограф на двух ленинградских фотографиях 1925 года указан историк искусства, художественный критик и в те годы её муж Н.Н. Пунин – «А.А. Ахматова» и «А.А. Ахматова в кабинете Н.Н. Пунина».
Вот как увидел Ахматову в том же Фонтанном Доме, но уже в 1927 году П.Н. Лукницкий, ещё в студенческие годы начавший заниматься её творчеством и посвятивший много времени реабилитации Николая Гумилёва.
Поэт, переводчик и при этом отличный фотограф Л.В. Горнунг фотографировал Ахматову в июле 1936 года в имении Старки на окраине села Черкизово под Коломной, которым владел знаменитый в Европе профессор медицины В.Д. Шервинский – отец поэта, переводчика и искусствоведа С.В. Шервинского. Это имение, оставленное советским правительством учёному в качестве дачи, стало с середины 1930-х годов своеобразными «литературными пенатами». Младший Шервинский о высокой гостье вспоминал так:
Сама не зная, торжествует
Над всем, – молчит иль говорит;
Вблизи как тайна существует
И чудо некое творит.
Она со всеми и повсюду,
Здоровье чьё-то пьёт вином,
За чайный стол несёт посуду
Иль на гамак уронит том.
С детьми играет на лужайке
В чуть внятном розовом платке;
Непостижима без утайки,
Купаться шествует к реке.
Над блюдцем спелой земляники,
В холщовом платье, в летний зной,
Она – сестра крылатой Ники
В своей смиренности земной.
И удивляешься, как просто
Вмещает этот малый дом
Её – мифического роста,
С таким сияньем над челом.
Она у двери сложит крылья,
Прижмёт вплотную вдоль боков
И лоб нагнёт со свежей пылью
Задетых где-то облаков.
Вошла – и это посещенье,
В котором молкнет суета, –
Как дальний гром, как озаренье –
Земная гостья и мечта.
Немало фотографий отражают душевное состояние Ахматовой в разные периоды её жизни. Вот портрет 1940 года в Москве фотографа В.В. Виноградова. Анна Андреевна в глубокой застывшей печали о томящемся в сталинских застенках сыне Льве Гумилёве. К. И. Чуковский, который был знаком с Ахматовой много лет, 26 августа того же года в Переделкине записал в дневнике: «Была Анна Ахматова. Величавая, медленная <…> Сидела на террасе. Говорила о войне: “каждый день война работает на нас. Но какое происходит одичание англичан и французов <…> Моей второй книги не будет: говорят: нет бумаги, но это из вежливости. Я вчера приехала из Л-да, встретила в вагоне Дору Сергеевну, Дора Сергеевна привезла меня сюда, минуя Москву, мне нужно повидаться с Фадеевым. Я уже его видела, он обещал звонить по телефону о Лёвушке – и сейчас пойду за результатом”. Я пошёл проводить её, она очень волновалась по дороге. – Я себе напоминаю толстовскую барыню, знаете, в “В[ойне] и Мире”. – Как же, “исплаканная”. – Да! как вы догадались? – Меня с детства поразило это слово. – Да, и меня ещё: парадное лицо».
Иное настроение у Ахматовой 22 апреля 1956 года на фотографии В.Г. Федосеева, сделанной на улице Красной Конницы, 4. Или на групповой – Е.П. Ряпасова, где там же в 1960 году собрались те, кто дорог её сердцу: сын и друзья – поэт и переводчик восточной литературы А.И. Гитович, с которым вместе переводила с китайского, и его жена С.С. Гитович. Или на дачной – Анна Андреевна с собакой Литжи (фотограф А.И. Гитович). Или в Москве, на Белорусском вокзале, 23 июня 1965 года, когда она в звании почётного доктора Оксфордского университета вернулась из Англии (фотографы И.И. Стин, А.В. Фирсов).
Авторство некоторых фотографий не установлено. И той в Слепневе летом 1913 года, о которой уже говорилось; и в лаборатории экспериментальной фонетики МГУ 15 апреля 1957 года – «А.А. Ахматова, А.А. Реформатский, Н.И. Ильина»; и в гостях у В.Е. Ардова в Москве на Большой Ордынке 17 января 1961 года; и зафиксировавшей поэта перед церемонией вручения диплома почётного доктора Оксфордского университета 5 июня 1965 года. Но и безымянные, они имеют безусловную ценность, внося новые детали и штрихи в визуальную документальную летопись поэта.
Последний в экспозиции – портрет Ахматовой, датированный мартом 1964 года. Фотограф – Фирсов. Он очень долго и тщательно, по словам Хлюстовой, готовился к съёмке – она состоялась в Замоскворечье, на Ордынке, у Ардовых. Из множества фотовариантов именно на этом остановилась Ахматова.
По сути, вехой и в судьбе, и в творческом пути Ахматовой являются её книги. В одной витрине в виде фотокопий обложек и книжных разворотов представлены отдельные прижизненные издания поэта. Начиная с дебютного сборника любовной лирики «Вечер». Выпущенный «Цехом поэтов» тиражом 300 экземпляров, он включал 46 стихотворений 1910–1911 годов и открывался предисловием М.А. Кузмина. Здесь же – «Чётки» («Гиперборей», 1914), «У самого моря» («Алконост», 1921), «Подорожник» («Petropolis», 1921), «Белая стая» («Алконост», 1922), «Из шести книг» («Советский писатель», 1940), «Бег времени» (Ленинградское отделение «Советского писателя», 1965).
Надписи Ахматовой на книгах с указанием имён адресатов, места и времени говорят, что она понимала их важность как способ фиксации встреч со своими друзьями и теми, кто вызывал симпатию. Например: «Константину Липскерову весной 1922 в Петербург<е> А. Ахматова 1922». А вот спустя десятилетия тем же летящим аккуратным почерком она подписывает вышедшее в Ташкенте «Избранное» («Советский писатель», 1943) научному сотруднику Литературного музея: «Эмме Эдуардовне Эвин от автора этой книги. 18 мая 1960 Москва».
В другой витрине – фотокопии книг Ахматовой разных лет, а также о ней самой – антология под редакцией Э.Ф. Голлербаха «Образ Ахматовой» с силуэтом поэта на обложке художника Е.Д. Белухи («Ленинградское общество библиофилов», 1925), «Анна Ахматова и Фонтанный Дом» («Невский диалект», 2000)...
В преддверии юбилея Ахматовой в Музее Серебряного века прошла презентация коллективной иллюстрированной монографии «Звучащий Серебряный век. Читает поэт», подготовленной ГМИРЛИ им. В.И. Даля совместно с Институтом языкознания РАН. В вошедшей в неё статье «Анна Ахматова: “И всё-таки узнают голос мой…”» ведущий научный сотрудник этого музея, литературный критик, звукоархивист, заместитель главного редактора журнала «Новый мир» П.М. Крючков рассказывает о звукозаписях Ахматовой. Он же составитель и автор сопроводительного текста к CD-диску, прилагающемуся к монографии.
В сюжетную линию выставки органично встроены виды мест, овеянных именем Ахматовой. В Царском Селе прошли детство и юность Анны Горенко, здесь в 1899 году она стала ученицей Мариинской женской гимназии (1900–1905) (альбом «Царское Село», 1870; фотограф И.К. Бианки). В Киеве училась в Фундуклеевской гимназии (1906–1907), затем на Киевских высших женских курсах (листы из альбома «Киев. 42 вида», Стокгольм; начало ХХ века; бумага, печать).
На фотографиях А.Э. Фелиша развёрнуты панорамы Петербурга конца XIX – начала XX века. Адресов поэта в городе на Неве много: Высшие женские историко-литературные курсы Н.П. Раева; «Тучка» (Тучков переулок, 17), где она жила во время замужества за Гумилёвым; бывший дворец графов Шереметевых – Фонтанный Дом, Набережная реки Фонтанки, 2, в котором почти за тридцать лет пережила первые послереволюционные годы, аресты сына и мужа, начало Великой Отечественной войны, ждановское постановление, писала «Реквием» и «Поэму без героя», выражая не только своё «я», но и судьбы поколений своего народа; квартира на улице Красной Конницы, 4, где 30 марта 1961 года появились строки, вынесенные в название выставки:
А я говорю, вероятно, за многих:
Юродивых, скорбных, немых и убогих,
И силу свою мне они отдают,
И помощи скорой и действенной ждут.
В графической «географии» выделяются рисунки А.В. Любимовой, где изображены и Фонтанный Дом, и «Будка», как прозвала Ахматова маленький домик, который предоставил ей Литфонд в Комарове под Ленинградом, и тамошний ручей с берёзами, сосны…
Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт <…>
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов ещё светлее,
И всё похоже на аллею
У царскосельского пруда.
На Комаровском кладбище поэт обрела и самый последний приют…
Усиливая целостное восприятие – эстетическое, эмоциональное, интеллектуальное, экспозицию «продолжает» короткометражный фильм научного сотрудника Музея Серебряного века Ирины Юрасовской, в котором стихи читает сама Ахматова.
Куда пойти: Музей Серебряного века
Сайт: https://goslitmuz.ru/museums/muzey-serebryanogo-veka/
Адрес: Москва, Проспект Мира, д. 30
