В Ростове Великом на Ленинской улице вы сразу найдёте Музей народного искусства. Он получился невероятно ярким, душевным и солнечным в любую погоду. А внутри – экспозиция высокохудожественных образцов крестьянского искусства периода XVII–XX веков: уникальные в своей сохранности народные иконы, образцы вышивки, прялки, расписные сундуки, расписные двери в избу, предметы быта и рабочие инструменты, кухонная утварь. В музее представлено более 250 экспонатов из Сибири, Русского Севера, Южной и Центральной России и других регионов, которые собрал коллекционер и культуролог Александр Ильин.
А за дом, где находится музей, тоже памятник культуры, а также тёплую обстановку и особую атмосферу внутри него отвечает Анастасия Аристова. Китаевед из Минска, она приехала в Ростов, сразу влюбилась в этот старинный город и начала заниматься реставрацией и восстановлением исторических зданий.
Свой музей его создатели называют «воротами на Север»: первым делом, приезжая в Ростов, путешественники останавливаются здесь, Александр показывает шедевры народного искусства и рассказывает удивительные истории, потом гости могут выпить чаю с жаворонками, тетёрками и шаньгами – традиционной северной выпечкой. И пройти мастер-класс по финифти. Александр Ильин рассказал «Столу» о жемчужинах своей коллекции, о том, откуда у крестьян такая тяга к красоте, кто изображён на самодельных иконах и почему в больших государственных музеях народное искусство представлено не так широко.
Анастасия Аристова и Александр Ильин. Фото: vk.com/rostovfolkartcurator– С чего началась ваша коллекция?
– Я собираю коллекцию 30 с лишним лет, в музее представлена небольшая её часть: всего у меня, например, около 200 прялок, а в музее их около 20. И это самая вершина народного, крестьянского искусства. С самого начала я понял, что на всё не хватит ни места, ни денег, поэтому выбрал для коллекционирования узкий сегмент – резное дерево, и он представлен у нас в полном объёме: наружная домовая резьба, стеновые росписи – двери, перегородки, предметы обихода – сундуки, рабочие инструменты. Уровень экспонатов наших безо всякой натяжки соответствует уровню Русского музея, Музея декоративно-прикладного искусства, Загорского музея, Коломенского.
Музей является частью Ферапонтовского общества, задачей которого является изучение и сохранение древнерусской живописи. Общество проводит ежегодные выставки и научные конференции, поэтому экспозицию музея знают специалисты, и они дают самую высокую оценку коллекции, потому что понимают значение этих предметов.
– Какие экспонаты в музее самые яркие? О чём хотелось бы рассказать особо?
– У нас есть совершенно уникальный короб городецкой росписи – подписной, авторский. Музейщики просто ахнули, когда увидели его: в его роспись вмонтирована репродукция царской семьи – ещё без цесаревича Алексея, то есть это 1903–1904 год.
Совершенно уникальный фриз, или «причелина», как в народе называли наружное резное украшение дома: в нём кроме традиционных сюжетов, таких как лев или тритон, изображено четыре мужских профиля.
Совершенно необыкновенная икона из Самары: когда я показал её впервые искусствоведам, реакция была такой: «Этого просто не может быть». На иконе изображена Троица – как в народе говорят, «Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой». Обычно Дух изображают в виде голубя, но у нас вместо голубя нарисован некто Иннокентий. Причём со скипетром и державой. Нам удалось выяснить, что во второй половине XIX века в монастырях Самарской губернии в монашеской среде стало распространяться народное движение, в котором утверждали, что Святой Дух может проникать в человека и передаваться через него другим людям. Видимо, этого Иннокентия считали носителем Святого Духа и молились ему. За такое в то время без разговоров на каторгу отправляли. А эта икона как-то сохранилась и оказалась у нас.
Есть у нас единственный в своём роде поддужный колокольчик с необычной надписью по юбке: вместо какого-нибудь обычного «Кого люблю – тому дарю», на нашем написано: «Во весь свет горел снег, соломой тушили».
Прялка 1882 года из села Борок, где жило семейство Амосовых, которые на протяжении 50 лет занимались росписью прялок. Наша подписана «красил Степан Амосов». Всего три прялки от Степана известно в России, даже в Русском музее нет.
Фото: rostovfolkart.clients.siteВообще в некоторых музеях, например Ярославском, сохранились весьма богатые подборки предметов народного искусства, которые собирались ещё до революции. Но, как правило, они хранятся в запасниках: при Советской власти было распространено мнение, что крестьяне при царе были забиты, горбатились на помещика и им было не до искусства, пока Советская власть не освободила и не повела их в светлое будущее. Конечно, если показывать прялки, инкрустированные дубом или украшенные сусальным золотом, у людей возникнут вопросы к этому светлому будущему. И эти идеи, как ни странно, до сих пор очень живучи, хотя потихоньку фонды стали открывать.
Но я всегда говорю: Анастасия сделала прекрасный музейный комплекс, у меня отличная коллекция, но если это всё просто развесить, это ещё не музей. Музей – это атмосфера. И вот во многом благодаря Анастасии здесь удалось её создать: человек заходит и сразу попадает в особенное пространство.
– Ваш музей действительно выглядит необыкновенно радостно, ярко, необычно. Расскажите подробнее про этот дом.
– Особняк, где находится Музей народного искусства, и сам является памятником архитектуры: это типичная провинциальная городская застройка XIX – начала XX века. Строил его священник Мансветов, он служил в Успенском кафедральном соборе и принимал деятельное участие в работе Ростовского музея (ГМЗ «Ростовский кремль»), делал научные описания экспонатов. Его статьями до сих пор пользуются искусствоведы. А Ростовский музей очень старый – старше его, наверное, только Кунсткамера.
Анастасия провела очень качественную профессиональную реставрацию: удалось сохранить родные полы, потоки, подобрать недостающие изразцы к печи. Стены дома – тёсаные бревна цвета дерева. Мы поняли, что на их фоне некоторые экспонаты теряются. И тогда мы сделали фальш-стены, чтобы не колотить памятник, и покрасили их в разные цвета. Основной наш зал получился цвета морской волны. Сначала я был против – уж слишком необычно, но уступил, а в итоге оказалось просто потрясающе, всё на этом фоне заиграло. И теперь одна московская школа дизайна на примере нашей экспозиции учит студентов, как не бояться работать с цветом.
Фото: rostovfolkart.clients.site– И экспонаты ваши необыкновенно яркие: такое буйство красок, фантазии в орнаментах, изображениях. Откуда это у крестьян?
– Здесь прослеживаются интересные тенденции: в Центральной России больше использовали резьбу и инкрустацию, например, морёным дубом. А вот на Севере чаще расписывали: зимой дни здесь короткие, нехватка света, цвета – видимо, поэтому яркая роспись полюбилась. Хотя многие специалисты со мной не согласны. Я думаю, что пришло это, скорее всего, от скандинавов. Расписывали всё: стены, двери, шкафы, у нас есть даже грабли разрисованные. Но ярче всего крестьянское искусство отразилось в прялках: мужчины старались купить любимым жёнам и дочерям самые красивые прялки. Они стоили очень дорого: там применялась иконная технология, сусальное золото, их расписывали темперными красками. Иногда на этих прялках даже не работали, берегли.
– Всё это сейчас стало музейными экспонатами и называется искусством, но ведь это просто обиходные вещи. Откуда, по-вашему, в народе такая тяга к прекрасному?
– Нам как-то подарили расписное полено – вологодская мастерица нарисовала на нём домик, деревеньку… Вот такого в крестьянском сознании не могло быть, как и любого абстрактного искусства, не было принято рисовать картину, чтобы повесить её на стену. Роспись была всегда утилитарной, украшалось только то, что использовалось в хозяйстве. Точно так же они относились к образованию: ребёнок научится считать, читать, писать – и достаточно, для ведения крестьянского хозяйства хватит, а по-французски книжки читать или стишки учить считалось баловством. Крестьянская среда – особенная.
Фото: rostovfolkart.clients.site– У вас потрясающая коллекция крестьянских икон. Расскажите, кто их писал и почему?
– В XVII веке невозможно было представить, чтобы у простого крестьянина были иконы в доме, они стоили очень дорого и их было очень мало. Для того чтобы писать иконы, нужно было получить разрешение, и за этим очень строго следили – например, в Костроме писать иконы могли всего 10 человек. А при Петре I церковный надзор стал ослабевать, технологию начали упрощать: появились масляные краски, отказались от золота. Так постепенно икона стала более доступной, а со второй половины XIX века в крестьянских домах появился как раз тот самый красный угол с иконами, который мы все знаем.
Появились центры иконописи, самый крупный в Холуе, но были и другие. Экономили на всём: на основе (доски стали просто отщеплять, поэтому они называются «щепки»), писали только лики и руки, а остальное закрывали фольгой, семья иконописцев могла написать до 600 «расхожих» икон в сутки. Офени, торговцы иконами, скупали их возами и развозили по ярмаркам, где они стоили два-три десятка яиц и были доступны любому крестьянину. При этом «расхожая» икона, бытовавшая в народной среде, была высокопрофессиональной. Но были и другие иконы, которые рисовали сами крестьяне. Офени привозили самые популярные сюжеты: Спаситель, Богородица, на Север везли Модеста и Власия – покровителей скота, и так далее. А какой-то женщине потребовался, скажем, святой Вонифатий (считается, что он избавляет от недуга пьянства). На ярмарке его нет: зачем офени повезут Вонифатия, когда не ясно, купят его или нет. Она идёт к соседу Иванычу, который расписывает сундуки или прялки, и просит нарисовать икону. А он этого Вонифатия в лицо не видел, житие не читал и в первый раз про него слышит. Как уж деревенский мастер представлял себе святого, так и писал: молодой – без бороды, а старый – так с бородой. И все довольны. И вот эти иконы являются объектом пристального коллекционирования. Мы говорим: «это примитив, который нужно поискать».
