Художники будто бы стоят тут, перед трибуной, которой стала входная группа выставки, и готовятся то ли к спаррингу, то ли к серии взаимных пенальти.
Поводов для того, чтобы противопоставить двух Александров – Дейнеку и Самохвалова – у петербургского Манежа достаточно. Тут различие и в подходах, и в реакции на повороты судьбы, и разные решения для похожих творческих задач, и даже тривиальное: один представляет Петроград-Ленинград, второй – разухабистую Москву.
Женщины на производстве
О написанных в 1927 году «Текстильщицах» сам Дейнека говорил: «Ритм и своеобразная орнаментика лежат в основе <...> картины <...>, ритм беспрерывного кругообразного движения в ткацких станках. Я почти машинально подчинил ему и ткачих с их плавными и певучими движениями. Возможно, что это сообщило вещи некоторую отвлечённость».
«Я обрабатывал поверхность холста, делая её гладкой, лакированной, смутно желая найти единство поверхности холста с фактурой полированных, светлых, ещё не существующих стен, для которых я в мечтах писал картины», – обращается Дейнека к будущему, конструируемому архитектурным авангардом, но на самой картине мы видим извечное, сверхархаичное: текстильщицы, как древние парки, плетут нить нашей жизни и мир вокруг. Это не женщины, приставленные к машине, обслуживающие её, как это было в реальности 20-х годов, а хозяйки, но станки для них не просто инструмент, позволяющий быстрее справляться с возросшим с древних времён объёмом работы. Они стали единым целым. И вот похожими на медитативные движениями они повторяют и гофрировку потолка, и общий ритм пространства.
Дейнека в мае 1964 года Фото: RIAN / ШоломовичСамохвалов отвечает картиной «Ткацкий цех». До знаменитых «Метростроевок» ещё далеко, но образ женщины-труженицы, который он пытается найти в окружающей его жизни и показать зрителям, появляется то в одном, то в другом его произведении.
На фоне зелёных громад станков и всего этого ткацкого оборудования, показанного в перспективе цеха и огромных колёс-шестерёнок, словно бабочка, выпорхнувшая из куколки тутового шелкопряда, девушка с распростёртыми руками. Она не боится механических производственных монстров, а словно заклинает их своим размеренным жрическим танцем. Такое чувство, что она замерла в кадре, пойманная в объектив фотоаппарата, как нанизанная на булавку бабочка, не осознающая своей красоты.
Юность спортивная
Тема плаката выйдет у Дейнеки из монохромной палитры его графики: достаточно долгое время он словно бы не признавал яркости и многоцветия мира. Виноваты ли в этом его учителя по ВХУТЕМАС В.А. Фаворский и И.И. Нивинский – кто знает? Ведь даже Моор, под началом которого он некоторое время работал, не смог заставить Дейнеку использовать свою кроваво-красную палитру.
В молодые годы он будет экспериментировать с композиционными построениями и находками. Цвета в палитре будут долгое время приглушёнными, как будто он стесняется заявить о себе во весь голос до рубежа 20–30-х.
В плакате «Работать, строить и не ныть...» он демонстрирует своё умение композиционно акцентировать изображение на главном, закручивая в спираль девушку, готовящуюся метнуть диск. Фоном здесь служит фигура стрелка, который как бы пассивно вылетевшей из ствола пулей подчёркивает скорость и молниеносность происходящего. На заднем плане траекторию полёта диска, его закрученность подхватывают участники мотогонок, которые, взревев моторами на старте, будут скоро входить в поворот. Время создания этой работы – период увлечения Дейнеки молодой девушкой, пловчихой и легкоатлеткой Люсей Второвой, которая метнув диск, выбежит из этого плаката и станет для художника сквозной темой, пройдя через всё его творчество, появляясь то в одной, то в другой картине.
Её обобщенный образ – образ вечной Юности и Красоты, помноженный на три, мы видим и в «Игре в мяч», написанной чуть раньше. И, всмотритесь, это же никакая не игра в мяч, а самое настоящее «Похищение сабинянок» с пиром телесности. Из «Бегущих девушек» она добежит до «Раздолья», поедет в электричке в «Стихах Маяковского» и появится даже в написанной уже в 60-х картине «Юность». Узнать её можно и в одной из входящих в воду девушек в картине «Купальщицы» – ещё одной его работе на тему пришедших из античности каллипиг – прекраснозадых.
Самохвалов в 1933 году напишет «Девушку с ядром». Напишет, в общем-то, случайно. Заедет летом в Мариенбург, что под Гатчиной, на дачу к известным ленинградским художникам – отцу и сыну Ференцам, где и увидит 17-летнюю девушку с короткой, почти мальчиковой стрижкой, и – очарованный её грацией – тут же предложит ей позировать.
Картина написана настолько легко и воздушно, что кажется, будто героиня вся из стекла и солнце, освещающее её сзади, словно бы просвечивает сквозь неё. Эта атмосфера тёплого солнечного летнего дня усилена автором, который использует очень своеобразный приём. Мы понимаем, что в руке юной спортсменки ядро из металла, и лёгкость, с которой она держит тяжёлый спортивный снаряд, как бы подчеркнёт по-античному божественную силу. К тому же художник заставляет солнце играть не только в волосах девушки, но и сам шар он пишет так, что тот больше напоминает наполненный наполовину кубок – как символ ещё не прожитой предстоящей жизни.
Александр Самохвалов, 1950 годЕсли бы эта молодая девушка знала, что её ждёт впереди. С началом блокады Ленинграда она будет эвакуирована на Урал, муж уйдёт в Трудармию, она будет работать в Кыштыме и Миассе. После снятия блокады вернётся с дочерью в родной город, откуда будет выставлена в течение 24 часов как этническая немка. Уедет на спецпоселение в Среднюю Азию. Там, в конторе одного из учреждений, она и будет трудиться до 75 лет. Дети вывезут её в Германию, когда ей будет уже за 80 лет. Не знаю, как сейчас, а в 2016-м она была ещё жива и отпраздновала в кругу семьи 100-летний юбилей.
Венеры
Тема обнажённой натуры как живой пульсирующей жизни, любование женским – и не только женским – телом проходит через всё творчество Александра Дейнеки.
Самохвалов в этом отношении может быть назван более целомудренным. Он сдержаннее, корректнее, даже, может быть, холоднее. Он не ликует, как Дейнека, пишущий и рисующий женское тело, превращаясь каждый раз в древнего варвара, преследующего желанную добычу.
У Дейнеки эта тема, начавшись с танцующих в варьете обнажённых женщин времён НЭПа, была продолжена в его бесконечных амазонках и получила своё логическое завершение в «Купальщице», в этой голой колхознице с формами скифских каменных баб, с их грудью и бёдрами, как будто самой природой предназначенными к зачатию и рождению. Она огромна и выглядит, как сама Земля. Недаром сзади мы видим старуху, уводящую за край картины коров как символ уходящей старости и самой жизни.
В 1931 году он напишет картину «На балконе», в 1933-м – ещё более скандальную «За занавеской». И если в первом случае им изображена девочка-подросток с безумными глазами, к которой приходит осознание происходящих с ней перемен (никто в советской живописи, ни до, ни после него не касался этой темы подобным образом), то «За занавеской» – картина абсолютно несоветская, которую потом он подарит одному из друзей. Вещь, не укладывающаяся в канон соцреализма вообще никак. Это эротика, и эротика, очищенная от каких бы то ни было наслоений, аллегорий и аллюзий. Злые языки утверждают, что и здесь моделью послужила Люся Второва, во что верится с трудом: настолько отличается по звучанию её обобщённый образ от героини «За занавеской».
Самохвалов, как бы приняв брошенный ему мяч, пишет в 1934–1935 годах «После кросса». И это, по-моему, единственный случай, когда ленинградский художник так показывает новую, советскую Венеру. Девушку, рождённую, конечно, не из морской пены, а ту, что сейчас выйдет из душа, как заново родившись, для трудовых подвигов и свершений, так нужных её Родине. И нет здесь ни кокетства, ни пошлости. Есть готовность «работать, строить и не ныть...», а также плыть, бегать, стрелять, метать диск или ядро.
Эта картина Самохвалова заставляет на перекличке с его «Труженицами» вспомнить строки из романа Л. Леонова «Дорога на океан» (1933–1934): «Новый человек создаст себе железных рабов по образу своему и подобию. Словом, он станет богом. Он будет душою громадных механизмов, заготовляющих пищу, одежду, удовольствия. Эти железные суставчатые балбесы будут трудиться, петь песни, пахать землю, плясать по праздникам на манер Саломеи, даже делать самих себя. Человеку не потребуется изнемогать от работы...»
Амазонки
Мы коснулись таких тем, как труд, спорт и женщины в новой жизни. Теперь пора посмотреть, во что могла превратиться «Женщина в футболке», перестав учительствовать и попытавшись реализовать себя на политическом поприще, а также, если метростроевка отставит в сторону отбойный молоток, примет душ и приоденется. И от этого антично-божественного в ней не убудет, а очень даже прибудет.
Александр Дейнека после посещения им заграницы оставил достаточное количество работ – как живописных, так графики, в которых без всякого осуждения отразил, как живут люди «там», на чём ездят и летают, как отдыхают и во что одеваются. Именно после этой поездки появляются и «Парижанка», так похожая на Любовь Орлову, и «Скука», за которую официальная критика, увидевшая там слишком мало осуждения «заграницы», его поругивала.
Вернувшись домой, в 1937 году Дейнека пишет «На женском собрании», где поднимет сразу несколько тем.
Первое, на что стоит обратить внимание, – где происходит это собрание и что этим хочет сказать нам Дейнека. Это здание с балясинами и колоннами, развитие того, что потом назовут «Gesamtkunstwerk Сталин». Это не простой рабочий или заводской клуб, как может показаться на первый взгляд. Этой кажущейся простоте противостоит барельеф – ключ к пониманию всего того, что мы видим на полотне. Обратите внимание на барельеф над женскими головами: цитирование «Амазономахии» Скопаса, а говоря по-русски, битва амазонок, указывающая нам на то, что женщин в отсутствие мужчин не напугают возникшие трудности и что они, как амазонки, готовы к любым битвам.
Наряды на картине – дань той поездке Дейнеки за границу, где он увидел красиво одетых людей. Это показатель времени и того, что лёгкая и швейная промышленность совершили поворот к женщине.
Третье: женщины – это социально активные граждане, включённые государством в управление им.
Почтовая карточка с репродукцией картины «Раздолье» (1944 г.), выпущенная к столетию со дня рождения Александра ДейнекиДейнека вернётся к этой теме, переработав её и соединив в работе 1947 года «Бой амазонок» три вещи: «Амазономахию» Скопаса, мозаику «Битва Александра с царём Дарием» и собственную картину «Оборона Севастополя». Ещё одна очень важная тема пропавших мужчин. Эта картина, безусловно, – отражение интернациональной помощи республиканской Испании на «эзоповом языке», так же как и тема ещё не сочинённых «Жди меня» Симонова. Впереди будет ещё то, что в советских учебниках назовут «бело-финской» войной. Будут «инциденты» на реке Халхин-Гол и на озере Хасан. У А. Гайдара повесть «Тимур и его команда» начинается с того, что полковник Алексадров три месяца не был дома. И его отбытием на Дальний Восток – как раз в сторону и этой реки, и этого озера – заканчивается у Гайдара повествование. Но не стоит забывать и о том, что действие картины разворачивается в 1937-м, так что речь, возможно, вовсе не о войне, хотя ближний круг самого Дейнеки репрессии затронули только в 1938-м.
Эстафета, принятая Самохваловым, выразит себя в картине «Делегатки». Здесь мы наглядно видим, как может и должна выглядеть женщина, способная в этом новом обществе взять в руки не только собственную судьбу, но и решать общественные задачи, при этом оставаясь красивой и желанной.
Война
Невзирая на то что оба художника были не большие любители изображения войны в своём творчестве, не сказать об этом нельзя.
У Дейнеки мы едва можем найти работы, отражающие события Гражданской войны, хотя он не любил её вспоминать. «В тупике» и «Порядок восстановлен» (1929), «Наёмник интервентов» (1931)… Великая Отечественная война отражена в его творчестве «Обороной Севастополя» (1942), «Сбитым асом» (1943), «Окраиной Москвы», «Сгоревшей деревней» и зарисовками из стёртого с лица земли города Юхнова.
С Самохваловым история ещё интересней. Работ, отображающих Гражданскую войну, у него не найти. Такое чувство, что что-то в душе этого художника восстало против идеи братоубийственной войны, и эту тему он оставляет студии батальной живописи Грекова.
Великая Отечественная война отражена им в трёх работах: «Краснофлотец» (1941), «Встреча друзей» (1945) и «Сталинградцы» (1947).
И если «Сталинградцы» – это изображение людей, для которых высшей радостью была возведённая в культ идея самопожертвования и гибели во имя светлого будущего, то «Встреча друзей» – это дуэль взглядов, свежие чувства, а возможно, и предательство. Его же «Краснофлотец» (1941) напоминает одну из мозаик Дейнеки на станции метро Маяковская: с необычным ракурсом, взглядом вдоль мачты, снизу верх, будет показывать нам моряка на марсовой площадке, подающим сигналы. Обе работы, во многом решены очень похоже.
Последняя картина
До сих пор мы сдерживались в оценках, но здесь всё же позволим резкое суждение. Обе работы – про силу искусства, про то, как оно влияет на людей. Но сколь же они различны!
«Стихи Маяковского», написанные Дейнекой, полны жизни. Это всё ещё песнь юности, пусть и преобразившейся за годы почти до неузнаваемости. Это другая – новая молодёжь, но она всё так же мчится вперёд.
«Аппассионата» Самохвалова – скорее, копошение, шум, достаточно беспомощное явление, так же как и вызвавшая его к жизни фраза Ленина «Ничего не знаю лучше “Appassionata”, готов слушать её каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка». Здесь мы видим, чем оборачивается ситуация, когда «кухарка может управлять государством», а самым известным и цитируемым суждением о музыке оказываются брошенные вскользь слова политика.
Кто же победил в этом соцреалистическом соревновании? Художники не спортсмены, как бы им самим ни была близка подобная мысль, так что каждому зрителю предстоит решить, что ему ближе: прохладная монументальность Александра Дейнеки или рассеянный свет полотен Александра Самохвалова.
Выставка продлится до 19 января.
