– С Сергеем Юрьевичем мы познакомились на конференции «Личность в церкви и обществе», её проводили Свято-Филаретовский институт и Преображенское братство в 2001 году. Меня поразило, как он говорил о взаимоотношениях веры и культуры, о проблемах согласования актёрской профессии с церковной жизнью. В то время некоторые актёры, любимые всей страной, не только ушли из профессии, заявив о несовместимости театра с православной верой, но и стали навязывать своё понимание православия другим. Сергей Юрьевич был полной противоположностью, он говорил о вере смиренно. В его голосе был слышен голос ученика Христова, который не боится быть самим собой. Он говорил из слабой, уязвимой позиции, потому что говорил честно, открыто и очень личностно. Он никого ничему не учил, просто делился своим опытом, размышлениями, вопросами. Его православная вера вызывала доверие. В его голосе был чистый звук.
Сергей Юрский и священник Иоанн Привалов. Фото из архива отца Иоанна– Вы сами к нему подошли в 2001 году?
– Да. Я представился и спросил, можно ли его пригласить в Архангельск. Он сказал, что это довольно трудно, учитывая все его обязательства, но попробовать можно. Нужно только позвонить ему в районе Нового года, когда он будет составлять планы на следующий год.
– Он именно о вере и культуре на конференции говорил?
– Да.
– И как дальше ваши отношения развивались?
– Он дал мне номер своего телефона. Наше знакомство произошло в сентябре, а телефонный разговор был отложен до 31 декабря. Всё это время во мне нарастал страх и трепет – было страшно звонить такому уважаемому человеку. Я не Сергея Юрьевича боялся, я боялся нарушить что-то сокровенное, невыразимое в самом моменте нашей встречи. Знаете, в одной песне Елена Камбурова поёт: «Самое главное – сказку не спугнуть…»
– Сколько в 2001 году вам было лет?
– Мне было ровно 30 лет. То есть он видел перед собой молодого священника.
– Вы в итоге ему позвонили?
– Да. 31 декабря, дождавшись десяти часов вечера, я пошёл звонить. При этом едва дышал. «О, отец Иоанн!», – сказал он, когда я представился. Меня поразило: он меня помнил. Могу себе представить, сколько людей прошло перед его глазами за минувшие три месяца!
– Ну, наверное, немногим священникам он дал свой номер телефона.
— Да, я просто думаю, что немногие священники и нуждались в его свидетельстве. Мы поздравили друг друга с Новым годом. Он спросил, когда я буду в Москве. Я сказал, что после Крещения. Тогда он сказал: «Очень хорошо, позвоните мне, когда будете в Москве». Приехав в Москву, я позвонил. Был вторник. Он сказал: «Отец Иоанн, я заболел. У меня грипп! Температура, горло заложено. Позвоните мне, пожалуйста, завтра». Я позвонил в среду. Он говорит: «Мне в субботу улетать в Волгоград. У нас там будет спектакль. Я не знаю, как я полечу. Я просто не знаю, что делать. Когда вы уезжаете?» Я сказал, что в следующий понедельник. Тогда он снова попросил позвонить завтра. Звоню уже в четверг. Он говорит: «Отец Иоанн, я не могу никак поправиться, не знаю, что делать. В этот раз не получится увидеться». Ничего себе, думаю, я же не претендовал ни на какую встречу! Думал, мы просто по телефону всё обсудим. Он попросил поподробнее рассказать о своём предложении. Я сказал, что тема одна: как ему удаётся сочетать христианскую веру с профессиональной деятельностью. Тогда он попросил перезвонить в марте. В марте сказал, что надолго уезжает в Израиль на лечение.
Сергей Юрский в роли дяди Мити в фильме Любовь и голуби, режиссёр Владимир Меньшов– Встретиться в итоге в тот год не удалось?
– Удалось. Кажется, в июне я ему решился снова позвонить, а он говорит: «Отец Иоанн, что-то ничего не получается! Я хотел, чтобы мы приехали к вам в Архангельск со спектаклем „ Железный класс“. Мы бы показали спектакль, а потом бы уже встретились и поговорили». Я говорю: «Сергей Юрьевич, нам не надо спектакля. Приезжайте Вы! Нам не спектакль нужен, а только Вы. Именно Вы!». Он засмеялся и сказал: «Хорошо! Давайте опять созвонимся». Я почувствовал, что интерес есть. Мы ещё несколько раз созванивались, договорились на конец августа. План был такой: первая встреча в субботу днём, знакомство с братством и первый разговор о вере и культуре. Потом вечернее богослужение, крестный ход к Поклонному кресту. В воскресенье утром литургия, после неё братская трапеза-агапа, а потом концерт в сельском клубе Заостровья. В понедельник вечером концерт в Архангельской областной библиотеке. На удивление наш гость был покладист и шёл навстречу во всём. Даже не верилось в такую простоту и предупредительность. В итоге Сергей Юрьевич прилетел к нам 23 августа вечером, а улетел 27 августа ранним утром 2002 года. Первая встреча состоялась 24 августа днём.
– О чём была встреча?
– О вере и культуре, о жизненном пути, о духовных поисках, о первых встречах со свидетелями Христа.
– Что он об этом говорил?
– Пересказать это невозможно. Была трогательная доверительная интонация, всё на ней держалось. Встреча происходила в помещении приходской школы. Мы прислушивались и приглядывались друг к другу. Иногда звучали стихи. Иногда он приглашал к совместному размышлению. А начал он так: «Я приехал удивляться и удивился. Я не представлял себе в подробностях, что такое Заостровье, не представлял себе, что вот эта группа людей, которая здесь сидит, это братство, съедется из разных городов, чтобы меня, сделавшего путь в тысячу километров, тоже принять в этот разговор. Я радостно удивлён. И темой, в общем, всех этих трёх дней пребывания будет попытка разобраться в том, почему последовал призыв отсюда. Для меня не первый призыв, потому что в Москве мы со Свято-Филаретовским институтом встречались. Но это всё гораздо легче, дружественней и по-соседски, что называется. Здесь это носит характер деяния, поступка, паломничества, чего угодно и с вашей стороны, и с моей стороны. И это удивляет». (Цитата воспроизведена по диктофонной записи встречи — прим. ред.) После встречи была вечерняя молитва в храме и крестный ход к Поклонному кресту, где Сергей Юрьевич сказал проповедь.
– Сам Юрский сказал?
– Да. Он сказал прекрасную проповедь о Кресте. Так может говорить только человек, который изнутри знает опыт страдания, сопротивления, верности, жертвенной любви. Всё это ему было знакомо.
– Он говорил о том моменте, когда стал верующим?
– Что я запомнил? Во-первых, у Сергея Юрьевича дедушка был священником. Правда, дед умер задолго до рождения внука. Его и назвали в честь деда – отца Сергия Жихарева. Во-вторых, родители были культурными, но нецерковными людьми. Думаю, что здесь уместно вспомнить слова Осипа Мандельштама: отныне каждый культурный человек – христианин. В-третьих, потребность в глубине жизни у Сергея Юрьевича была всегда. Он сам был глубоким человеком и тянулся к глубоким людям – к Симону Маркишу, Сергею Аверинцеву, Александру Солженицыну, Иосифу Бродскому и другим. Никогда не стеснялся быть учеником. Однажды в гостях у Симона Маркиша он познакомился с отцом Александром Менем. Они понравились друг другу. Отец Александр предложил вместе сходить к протестантам и поздравить их с Рождеством Христовым. Дело было в конце декабря. Этот поход произвёл на Сергея Юрьевича неизгладимое впечатление.
Священник Александр Мень. Фото: serafim-sarovski.narod.ru– Чем именно?
— Я не буду пересказывать, а лучше дам слово самому Сергею Юрьевичу: «Я помню, что меня поразило чтение по-русски, к которому и тогда я уже отнёсся с большим интересом, потому что оно пробивает ухо вдруг. И рядом с церковнославянскими текстами русский текст очень важен, потому что, когда сказано было: „Они пришли в Вифлеем, — потрясающая фраза в русском переводе, — И не было им места в гостинице“. Я – как человек разъездной, актёрский, знающий, абсолютно знающий это по всем нашим советским городам – вдруг услышал, что Пресвятой Деве Марии и Младенцу Иисусу, Который должен родиться, „не было места в гостинице…“, он у меня застрял в ушах, этот текст! Какого-то отзыва потребовал, соединилось что-то, причём очень высоко. И я очень запомнил, и навсегда запомнил, это моё первое посещение молитвенного собрания. И запомнил, кто был тот человек, который меня привёл туда. Это был Александр Мень. С тех пор я стал почитывать Библию. Ещё были тайные молитвы, они стали связываться у меня с моей актёрской деятельностью. Я просто понял, что мои успехи, которые бывали иногда, принадлежат не только мне и не только моим режиссёрам, а ещё Кому-то или Чему-то. И этому Кому-то или Чему-то надо отдать некоторое время на слова благодарности. А лучше ещё перед тем, как что-нибудь начать, у Кого-то или Чего-то спросить – тогда я этого слова даже не говорил – благословения. Можно молча, можно наложив на себя крест, но никому это не показывая». (Цитата воспроизведена по диктофонной записи встречи — прим. ред.)
– Насколько хорошо он ориентировался в Священном писании?
– Великолепно. Как минимум, на протяжении трёх десятилетий каждый день читал по главе из Евангелия, из апостольских посланий и Ветхого завета.
– Что ещё было в той поездке?
– Если говорить кратко, то первая встреча задала тон всей поездке. Богослужения в Сретенском храме, концерт в Заостровском клубе, концерт в Областной библиотеке Архангельска, прогулки по Заостровью и непосредственные разговоры с людьми, видимо, наполнили нашего гостя надеждой. Потому что, когда Сергей Юрьевич вернулся домой (я ему позвонил, чтобы узнать, как он добрался), он сказал, что находится под сильным впечатлением от визита в Архангельск, а его супруга, Наталья Максимовна, передаёт нам благодарность за то, в каком состоянии мы его ей вернули.
– Вот это да!
– Да! Для него это было обновлением веры. Обновлением веры в Господа, в церковь живую, в русский народ, в Россию.
– Когда он приезжал в Архангельск, где он там жил? В гостинице?
– Нет, он жил у нас дома.
– Его, наверное, смущала церковная атмосфера?
– Я думаю, ему было в каком-то смысле непросто и интересно. Он был узнаваемым везде и всюду. Но сюда он приехал как паломник, чтобы помолиться, познакомиться с церковными людьми из глубинки. Поговорить о том, что его глубоко волнует. Повторяю, он не боялся быть учеником, он не боялся учиться. Как сказано в «Докторе Живаго», «в нём было дворянское чувство равенства со всем живущим». Он хотел говорить как равный с равными, но мы не всегда выдерживали такой уровень доверия, у нас перехватывало дыхание. Вместе с тем он охотно соглашался сказать проповедь во время литургии. Пять раз приезжал в Архангельск и пять раз проповедовал. И каждый раз очень удачно. Мне прихожане так и говорили: «Вы уж, батюшка, простите, но проповедь Сергея Юрьевича мне понравилась больше, чем ваша». Думаю, что здесь сказывался голос его левитской крови. Ну и во всех церковных таинствах тоже участвовал смиренно и благоговейно.
– Он один приезжал или с актёрами, с труппой?
– Всегда приезжал один. Только в 2005 году привёз важный для него спектакль «Ужин у товарища Сталина». Хотел обсудить этот спектакль с братством. Обсуждение состоялось, оно оказалось плодотворным и для него, и для нас. Свои поездки в Архангельск Сергей Юрьевич называл «молебствиями». Как правило, они происходили на стыке августа-сентября. В 2002 году он нам сказал, что с поездки в Архангельск он начинает свой 50-й театральный сезон. А ещё всегда были живые встречи с общественностью в Архангельской областной библиотеке имени Добролюбова.
– О чём он заводил разговор в неформальной обстановке, когда не было большой аудитории? Что ему было интересно?
– Ему было абсолютно всё интересно. Как мы живём, чем занимаемся? Чем живёт братство, чем живёт область? У него вызывало изумление, что каждую неделю братство собирается почти в полном составе. Расспрашивал, как у нас согласуется церковная жизнь с профессиональными обязанностями и семейными заботами. Слушал и умом, и сердцем. Я думал, кого же из библейских персонажей он мне напоминает? Однажды понял: Екклезиаста – человека мудрого, много пережившего, знающего жизнь изнутри и проповедующего в собрании. Он мог поддержать и остудить одновременно. Мог и насмешить. В быту был удивительно скромным человеком. Например, в 2005 году Сергей Юрьевич приезжал к нам в третий раз. В это же время в Архангельск приезжала на гастроли группа «Премьер-министр». По условиям технического договора «Премьер-министр» мог перемещаться по Архангельску только в очень крутом «Мерседесе». Поскольку в Архангельске такого «Мерседеса» не было, то его перегоняли из другого Областного центра. Мне было смешно, потому что народного артиста России Сергея Юрского мы нередко возили на приходской «Оке».
– Как он относился к советскому прошлому? К самому Союзу, к идеологии, к тому времени?
– Он был «шестидесятником». Лет до 33 верил в «социализм с человеческим лицом», но в 1968 году оказался в Праге в тот момент, когда туда входили наши танки. Для него это стало началом больших страданий, переосмыслением всей жизни – как личной, так и общественной. Всё разрешилось только в 1990 году, когда он обратился к вере отцов и принял крещение. Сергей Юрьевич был мудрым человеком, поэтому он критически осмыслял и советский опыт, и дореволюционный, и современный. Его всё волновало, всё беспокоило: и прошлое и будущее, но больше всего настоящее.
Сергей Юрский в фильме Человек из ниоткуда, режиссёр Эльдар Рязанов– Вы были его духовником или просто дружили?
– Духовником у него был другой священник, а мы просто дружили. Когда я приезжал в Москву на операции, то он считал своим долгом навещать меня в больнице. Это просто поражало. Звонил, выяснял самочувствие, номер палаты... А потом распахивалась дверь – и звучал его голос: «Здравствуйте, господа!». В руках был огромный пакет, полный овощей, фруктов и книжек. Поприветствовав всех, он проходил к моей кровати, садился и начинал неспешный разговор. Соседи по палате тихонько подтягивались к нам.
– Вы там становились знаменитостью!
– Конечно! Потом все заглядывали в палату и уточняли, кто же такой важный лежит? Думаю, были разочарованы. В 2013 году по нашему Преображенскому братству было выпущено много клеветы, в том числе и по мне. Сергей Юрьевич очень переживал за меня и звонил каждую неделю. Он искал возможности, с кем бы из церковных начальников поговорить о моей судьбе. До одного церковного вельможи смог добраться. Вельможа сказал: «Да, я понимаю! Вы боретесь за своего друга». А он ответил: «Да я не борюсь. Я боюсь за него!». Обо всём этом я узнал постфактум.
