Повесть Антона Чехова «Палата №6» впервые опубликована в 1892 году в журнале «Русская мысль». Работая над рукописью, автор писал о творческих тревогах своей знакомой Лидии Авиловой: «Кончаю повесть, очень скучную, так как в ней совершенно отсутствуют женщина и элемент любви. Терпеть не могу таких повестей, написал же как-то нечаянно, по легкомыслию». Тем не менее «скучную историю» без любви и женщины оценили современники. Илья Репин восхищался новым сочинением Чехова: «Даже просто непонятно, как из такого простого, незатейливого, совсем даже бедного по содержанию рассказа вырастает в конце такая неотразимая, глубокая и колоссальная идея человечества…». Николай Лесков решил, что «в “Палате №6” в миниатюре изображены общие наши порядки и характеры. Всюду палата №6. Это – Россия». А Лев Толстой выразился на удивление кратко: «Какая хорошая вещь Чехова “Палата №6”». Новый спектакль не первое обращение Льва Додина к Чехову, но в данном случае авторски переработанное.
Кованая решётка с двумя навесными замками отгораживает обитателей палаты №6 от зрителей и окружающего мира. Там, как в тюрьме, томятся сумасшедшие под присмотром сторожа Никиты (Павел Грязнов), полагающего, что главное – это порядок, которого добивается кулаками. В палате пятеро больных – благородные и мещане. Один из них – бывший судебный пристав Иван Дмитрич Громов, которого играет Игорь Черневич. Чеховский Громов, в отличие от Черневича, молод – ему тридцать три. Но и доктор Рагин в авторском тексте отличается грубой мужицкой внешностью и напоминает «трактирщика с большой дороги», а не портрет Антона Чехова: сходство высокого худого Сергея Курышева (он играет Рагина) с автором повести сложно не заметить. Рагин Курышева интеллигентен, нервен и подчёркнуто элегантен в пальто и котиковой шапке на фоне своих скорбных рассудком подопечных в лохмотьях. Чеховский Рагин неопрятен и невнимателен к своей наружности. Да и говорит Курышев-Рагин неожиданно решительно и громко, на что чеховский герой не способен в принципе.
Повесть «Палата №6» создавалась в Мелихове, где Чехов параллельно обрабатывал свои впечатления от поездки на Сахалин. Кроме того, в этот период, работая санитарным врачом на эпидемии холеры, он непосредственно столкнулся с деятельностью земств по организации медицинского обслуживания. Потому знал, о чём пишет… Палата №6, как и сахалинская тюрьма, – место изоляции неудобных для общества людей. День в палате неотличим от вечера и ночи – жёлтые, нет, грязно-жОлтые, как гной, стены делают лица пациентов такими же. Койки сумасшедшим заменяют ванны. Во-первых: в ванну можно нырнуть – и спрятаться, а, во-вторых, ванна заменяет философу Громову бочку – как Диогену, о котором он рассуждает с Рагиным. Изнурённый скукой, ленью, апатией и резонёрскими рассуждениями, доктор втолковывает Громову о том, что счастье возможно где угодно, вот спал Диоген в бочке – и был счастлив.
Философия Рагина – «презрение к суете мира», по сути, бегство от жизни, которой он не знает, а воспринимает только по книжкам. Доктор закрывает глаза на больничную вонь и мучения больных, которые томятся от грязи, побоев сторожа, а главное, от равнодушия чиновников, то есть и Рагина, но своей вины он не чувствует. Безумец Громов, страдающий манией преследования, умён, справедлив и страстно любит жизнь. Он протестует против того, чтобы сидеть взаперти, напоминая доктору, что сотни больных гуляют на свободе. «Кого посадили, тот и сидит, а кого не посадили, тот гуляет», – объясняет устройство социальной ловушки Рагин. Раз существуют тюрьмы и сумасшедшие дома, то должен же кто-нибудь сидеть в них. Он велит открыть ворота, но вот незадача – Громов не может сдвинуться с места: привыкнув к боли и рассуждая о свободе, он замирает перед открытой дверью. Рагин кивает: «Самое лучшее в вашем положении – бежать отсюда». И напоминает, что беглеца задержат и вернут, потому нужно смириться и успокоиться на мысли, что пребывание здесь необходимо.
Лев Додин купировал линию приятеля Рагина почтмейстера, с которым доктор совершил вояж перед тем, как его попросили покинуть должность, заметив странное увлечение бедами с «пророком» из палаты №6. В спектакле именно эти беседы – диалоги и монологи Рагина и Громова – и образуют сюжетный узел (остальные пациенты – скорее фоновый хор для этой пары). И это испытание для зрителя, вынужденного ловить мысли спрятанных за решёткой людей, словоохотливых так, будто их выдумал Достоевский, а не Чехов.
Рагин резонёрствует: «Не следует мешать людям сходить с ума», объясняя своё бездействие и равнодушие. Он брезгливо отмахивается от бабы, которая просит посмотреть больное горло ребенка. От осмотра у него «голова кружится». Да и к чему? Страдал же гений Пушкин перед смертью, так почему не поболеть какой-нибудь Матрёне Саввишне, а мать больного ребёнка зря докучает – к смерти надо готовиться. В бессмертие души он не верит, а об открытиях медицины, о которых ему напоминает Громов, осведомлён. Рагин отмахивается: антисептики, открытия Коха и балы для сумасшедших – это всё хорошо, но на волю помешанных не выпускают, смертность не победить – значит, и разницы между лучшей клиникой и его больничкой нет. Однако себя он считает частью большой чиновничьей машины, винтиком машины социального зла. Но в своей нечестности винит не себя, а время. Что, по его мнению, справедливо.
Если Рагин не видит будущего, то Громов его приветствует, с пафосом благословляя «зарю новой жизни», которая непременно воссияет для потомков. Сейчас слова о «заре» звучат особенно глухо, а душевная апатия доктора находит рациональное объяснение и понимание. Оба они – узники палаты, выбраться из которой можно только вперёд ногами. И врач, и его пациент говорят много, но «спеться» не могут – слишком разные. При этом оба они интеллигентны, то есть это те самые думающие и образованные люди, которые призваны печалиться о горе народном. Но только на больничное философствование сил им и отпущено. И вот уже среди коек-ванных не доктор и пациент, а два безумца. И Никита неуклюже помогает вчерашнему доктору облачиться в воняющий рыбой халат. А потом бьёт. Голые белые ступни Рагина торчат из ванной. Ноги мертвеца.
Лев Шестов считал, что Чехов всю жизнь убивал человеческие надежды, в спектакле Льва Додина не останется даже тени на иллюзию надежды… Утром в палате №6 всё будет по-прежнему. И Никита проверит замок.