Сотрудник Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме литературовед Татьяна Позднякова. Фото: Facebook– Когда они познакомились?
– Есть афиша писательского вечера, который был в Ленинграде в Большом зале филармонии весной 1926 года, где их имена стоят рядом. Но, судя по дневникам Павла Лукницкого, Ахматова на этом вечере отказалась выступать. Их встреча произошла точно не позднее 1933 года, когда они вместе обедали у ленинградского художника Николая Радлова. Осенью того же года Анна Андреевна, приехав в Москву, приходит в гости к Булгаковым. Затем они встречаются почти каждый раз, когда Ахматова бывает в столице. Она присутствует при чтении первого варианта «Мастера и Маргариты». Думаю, что на неё это произвело сильное впечатление. Елена Сергеевна напишет в дневнике: «Читали роман. Ахматова весь вечер молчала».
10 марта. Не один раз в записных книжках Ахматовой встречается горькое упоминание об этой дате: 1938-й – день ареста сына Лёвы, 1302-й – день приговора Данте, день смерти Евгения Замятина в 1937-м и Михаила Булгакова в 1940-м. В стихах на смерть Булгакова у неё рождается почти пушкинский образ:
Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донёс
Великолепное презренье.
Ахматова тоже жила с этим ощущением «великолепного презренья» по отношению к власти и вообще к советской действительности.
Портрет Анны Ахматовой. Третьяковская галерея / Ольга Делла-Вос-Кардовская– Но всё-таки у них было разное отношение к советской власти? Анна Андреевна была более молчаливой, Михаил Афанасьевич как будто верил, что эту дурную власть можно переиграть?
– Вы правы, она в своём «великолепном презренье» молчала, а Булгаков старался власть переиграть. Для неё это даже какое-то знаковое молчание. «Я молчу, я тридцать лет молчу», – говорит она. «Я почти пятнадцать лет не писала стихов». С середины 20-х практически до 40 года. И получилось, что рубеж для неё – это смерть Булгакова. Она о себе говорила: «40-й год – апогей, я поэт 40-го года». Тогда в Ташкенте начинается «Поэма без героя». Вдруг близкой её поэтике оказывается поэтика Булгакова в «Собачьем сердце» или в «Мастере и Маргарите» – и до ужаса смешно, и одновременно трагично. Там тоже с одной стороны ужас, а с другой – фантасмагория, какое-то игровое, маскарадное начало.
– А у Булгакова есть что-то ахматовское, какой-то отклик её поэзии в его творчестве?
– Самое важное, наверное, – это их общая интуиция ценности и весомости слова:
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное слово.
Перечитывая «Мастера и Маргариту», я увидела удивительно много совпадений с Ахматовой по каким-то очень острым темам: проблема вины, расплаты, проблема деформации пространства – деформации бытия. У Булгакова в романе маленькая комната становится огромным залом, подобное происходит всё время и у Ахматовой в «Поэме без героя». Есть библейские аллюзии у обоих: усекновение головы, петушиный крик… «Крик петуший нам только снится» в «Поэме без героя» и целая глава «Слава петуху» в «Мастере и Маргарите», где «петух трубил, возвещая, что к Москве с востока катится рассвет». Крик петуха в Евангелии – это не только о предательстве, но и о прощении.
Тема прощения обоим очень важна. Кажется, что это нечто незаслуженное и чрезмерное. Об этом ахматовское «ты не знаешь, что тебе простили» из «Шиповник цветёт». У Булгакова это высшая христианская линия, то, к чему приводит его роман. Иосиф Бродский говорил, что главное, чему его в жизни научила Ахматова, – это ценности прощения, что она одним поворотом головы, одним жестом дала ему больше христианского, чем если бы он ходил в церковь.
Иосиф Бродский на похоронах Анны Ахматовой– Откуда они черпают энергию внутреннего сопротивления злой власти?
– Прежде всего из того, что выше их, – из творчества. У Ахматовой где-то в записных книжках есть фраза, что этот высокий «дар шамана» приобретается не по желанию последнего – обычно даже против его желания. Вот строчки, не вошедшие в «Поэму»:
Вот какой мне спутник послан Богом,
Прячу язвы от каких когтей.
Мне бы жить за нищенским порогом,
Мне бы нянчить и растить детей.
А он мне бросает уголёчки
Из жаровни, знаете какой…
Так же и Булгаков – до последней минуты диктует жене свой роман. Но Булгаков счастливее Ахматовой, вторую половину жизни с ним рядом Елена Сергеевна. Это его великое счастье – человек, который понимает, что для мужа его дар – выше жизни и смерти.
– Ольга Книппер-Чехова после смерти Булгакова пишет сестре Чехова Марии: «Похоронили Мишу Булгакова, говорили о его несчастной жизни». А вы говорите – о счастливой...
– Что значит «несчастная»? Конечно, советскую власть Булгакову переиграть не удаётся. Он пытается это сделать до конца, пишет «Мольера», «Батум» про жизнь молодого Сталина, но практически все его пьесы запрещены. И всё равно человек, создавший такие произведения, счастливый. И Ахматова, имевшая такой творческий дар, – счастливая, хотя у неё и не было, как она ни искала, такого близкого человека, как у Булгакова.
Это были русские писатели в советское время – люди, которые боролись за русскую литературу. Ахматову упрекали в непатриотизме за то, что в своих стихах во время войны она не клеймила врагов и не поднимала красное знамя, а писала: «мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово».
– В чём главное открытие Булгакова и Ахматовой для русской литературы?
– Мне как читателю кажется, что Булгакову удаётся передать удивительную ценность каждой человеческой личности, и важно то, как он это делает. Это особенно чувствуется в «Днях Турбиных»: с одной стороны, есть отдельный человек, а с другой – соединённость людей между собой и вплетённость их личной жизни в историю.
Михаил БулгаковАхматова и в ранних лирических стихах вписывает себя в историю, но это, можно сказать, ещё пушкинская классическая традиция. А 1940 год – рубежный. Она пишет: «Почерк у меня изменился, …голос уже звучит по-другому… Возврата к прежней манере не может быть». Ведь её «Поэма без героя», а особенно абсурдистская пьеса «Энума элиш», – это совершенно модернистская литература в современном смысле. И в них история другая.
Довольно нам таких произведений,
Подписанных чужими именами,
Все это нашим будет и про нас.
А что такое «наше»? и про что там?
Ну, слушайте, однако.
Фантасмагория и ирония, совершенно откровенная у Булгакова, у Ахматовой не так заметна, но она всё равно пронизывает даже её трагическую поэзию, как инверсия, изменение полюсов, высокая игра. Это то, что она по-своему услышала ещё в Булгакове.
Я думаю, что сегодня и людей, не очень чувствующих историческую подоплёку «Мастера и Маргариты», всё равно завораживает эта игра шутовского и серьёзного, трагического и маскарадного. Это уже не просто интеллектуальный уровень, здесь есть мистическая глубина. И это очень современная литература, лишь бы из неё не делали спекуляцию на каких-то дешёвых чувствах и дурных эмоциях.
