В Петербурге в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме открылась выставка «Подлинность судьбы», посвящённая 135-летию со дня рождения поэта и 35-летию музея. Создатели выставки сначала намеревались назвать её «Деконструкция», так как в основе её лежит идея «деконструировать» комнату Анны Ахматовой 1945 года, разместив в выставочном зале подлинные предметы и документы, чтобы показать этот период жизни Ахматовой, глубже его раскрыть. Но в процессе работы стало понятно, что замысел ведёт дальше – охватить двадцать два года жизни Ахматовой от возвращения в Ленинград, в Фонтанный дом после ташкентской эвакуации до последних дней жизни и похорон на Комаровском кладбище.
Эпиграфом к выставке стали слова одного из «ахматовских сирот», поэта, литературного секретаря и друга Ахматовой Анатолия Наймана: «Она притягивала к себе не только своими стихами, не только умом, знаниями, памятью, но и подлинностью судьбы. В первую очередь подлинностью судьбы».
Кураторами выставки стали учёный секретарь музея Светлана Грушевская, историк Павел Котляр и научный сотрудник музея Алёна Сугоровская. Предметы, представленные на выставке, – не только из фондов музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, но и из РГАЛИ, Государственного музея истории российской литературы им. В.И. Даля, Пушкинского Дома, Русского музея, Музея истории Санкт-Петербурга, собраний семей Пуниных, Рыбаковых, Олега Яхнина и Екатерины Дружининой.
Зачем было «деконструировать» комнату 1945 года? Павел Котляр отвечает на этот вопрос так: «Здесь есть момент возвышенный и есть прагматический – комната в анфиладе последняя и не разрушает атмосферу квартиры». По мнению создателей выставки в комнате 1945 года всегда было ощущение некоторой недоговорённости – Ахматова после того, как покинула Фонтанный дом, прожила ещё большой и плодотворный отрезок жизни, а в комнате, завершающей экскурсию по мемориальной квартире, практически нет рассказа – а что же было потом. Поэтому нынешний «чистый лист» комнаты и выставка – это возможность поразмышлять о том, какой быть комнате 1945 года, как завершать разговор об Ахматовой, проходя сквозь анфиладу квартиры №44, о каких фактах и смыслах говорить.
Анна Ахматова. Фото: Государственный Литературный музей«Не часто я у памяти в гостях…»
Сейчас эта комната пуста и выбелена – как чистый лист. Стены – подлинные, их не коснулась перепланировка, пока здесь был Арктический институт, а вещи, ставшие музейными предметами, убраны из комнаты все. Это комната, ордер на которую Анна Ахматова получила в октябре 1944 года, когда вернулась из эвакуации. Раньше – до войны – в этой комнате коммунальной квартиры №44 жили соседи. Теперь Ахматова вернулась из Ташкента в оглушённый пустой послеблокадный город и вот – её комната, где она чувствует себя как никогда одинокой: Лёва на фронте, с Владимиром Гаршиным произошёл тяжёлый разрыв, многие друзья и знакомые не пережили блокаду… Эта комната – последняя в анфиладе мемориальной пунинской квартиры в Южном флигеле Фонтанного дома. Тогда анфилады не было, двери выходили в коммунальный коридор. В эту комнату придёт Исайя Берлин, в этой комнате Ахматова будет переживать, проживать свою «гражданскую казнь» – постановление 1946 года… Эту комнату Ахматова покинет, как покинет навсегда Фонтанный дом в 1952 году.
В выставочном зале на полотне нон-стоп проецируется эта пустая комната, сквозь которую по анфиладе проходят экскурсанты, а собственно в пространстве «Подлинность судьбы» раскрываются разные сюжеты жизни Анны Ахматовой последних двадцати двух лет – до марта 1966 года.
И словно оттолкнувшись от этой проекции, зритель по сужающемуся коридору попадает в пространство выставки, решённое архитектором Сергеем Падалко – художником «Подлинности судьбы» – в виде ротонды с центром, высвеченным кругом света и расходящимися лучами, завершающимися сегментами – сюжетами. Если встанешь в центр магического круга, то возникает своеобразный «эффект памяти» – все в одно и то же время, мгновенно и вокруг. Остаётся только шагнуть, чтобы оказаться в том или ином «подвале памяти», которая для Ахматовой была «страшной книгой грозовых вестей».
Посетителю даётся в руки карта и описание – чтобы дать ориентиры блужданию по сегментам лучей. Вот в полный рост гипсовая отливка статуи «Ночь» из Летнего сада. «Ночь», «Ноченька», как писала о ней Ахматова, лежит среди мёртвой земли – это руины войны, это то, что поэт и все ленинградцы переживали в 1941-м: «Это проходят над городом нашим / Страшные сестры твои». А здесь – окнами в Шереметевский сад – маленькое пространство, где можно увидеть фото сидящей в президиуме какого-то важного собрания Ахматову, над нею довлеет огромный бюст Ленина, тут же в рамке – обложка первого мюнхенского издания «Реквиема», советские награды Ахматовой и её оксфордский диплом. Это контекст, в котором она жила здесь, в этом доме – где уводили сына и мужа, где писала и сжигала «Реквием», контекст, в котором она жила до конца жизни в стране, которую раз и навсегда решилась не покидать. В послевоенные годы в центре луга Шереметевского сада стояла статуя Сталина, исчезнувшая лишь в конце пятидесятых…
Другой сегмент – напротив. Здесь оксфордская мантия Ахматовой, здесь книги с её автографами Исайе Берлину, здесь воспроизводится видео, на котором сэр Исайя Берлин – Гость из будущего – рассказывает, чем для него стала встреча в Фонтанном Доме. «В навсегда онемевшем мире / Два лишь голоса: твой и мой…».
За эту встречу Ахматова поплатилась постановлением 1946 года. И мы видим аллегорию гражданской казни поэта – пустые ящики набора, рассыпанные гранки на полу, уничтоженная книга стихов, так и не увидевшая света.
Анна Ахматова. Фото: Моисей Наппельбаум / РИА НовостиАнна Ахматова в 1961 году сравнит «бег времени» с «ужасом». Ужас сопровождал её многие годы. Трагедийность сознания и ужас внешнего мира. Аресты и гибель близких, каторга Лёвы, насилие над собой, когда писала «Слава миру», и понимание того, что и при жизни, и после смерти в памяти потомков судьба поэта может быть искажена, а мемуаристы солгут. Об этом говорит ещё один сегмент выставки – своеобразная «комната ужасов» с подлинными документами и аллегорическими пыточными крючьями.
Подлинные тексты с правками «Поэмы без героя», подлинные фотографии и документы, связанные с теми, кто окружал Анну Ахматову в послевоенные годы. Подлинность – главное слово на этой выставке.
«Хранитель места сего»
В знаменитой ахматовской будке в Комарово (так поэт называла выделенную ей в 1955 году дачу под Петербургом) нет музея – это и сейчас писательская дача. И нет экспозиции, которая была бы посвящена этой значительной части жизни поздней Ахматовой. В «Подлинности судьбы» одно из пространств – оммаж Комарово, где Ахматова с 1956 года проводила лето, а иногда и осень, «все больше привязываясь к этому месту». И в «комаровском» сегменте выставки впервые вновь собраны предметы, когда-то в будке окружавшие Ахматову, а потом оказавшиеся в разных коллекциях – стол и кресло ныне хранятся в Музее истории Санкт-Петербурга, подсвечники и зеркальце – в семье Зыковых и т.д. На стене – графика с комаровскими видами из собрания Пушкинского Дома. И фотографии Ахматовой – вот она в этом кресле у этого стола, на котором эти подсвечники, а вот рисунок юного Бориса Ардова на стене – изображение петушка, этот же рисунок и здесь в реконструированном пространстве… Мгновенный эффект присутствия, узнавания и осмысления этих вещей, вдруг соединившихся здесь, в Фонтанном Доме. На одном из графических листов среди деревьев изображена коряга та самая – «дух, хранитель места сего» («Нас четверо», 1961 год), принесённая из леса и установленная перед будкой, перед этой корягой разжигали костер… Так вот представьте себе – этот «дух места» сохранился в семье Зыковых. И теперь эта коряга – тоже здесь, на выставке, в отдельном полукруглом пространстве. Сергей Падалко поместил её под вполне домашний красный абажур с кистями, а вокруг по стене опоясал строчками «Приморского сонета»: «Здесь все меня переживет…».
Поэты Анна Ахматова и Борис Пастернак. Фото: РИА НовостиДвери, ставшие витражами
Ахматова покинет Фонтанный Дом в 1952 году, поедет на улицу Красной Конницы – ныне Кавалергардскую, где через несколько лет начнётся капремонт. И семейству Ирины Пуниной дадут квартиру в писательском доме на Петроградской, на улице Ленина, 34. У Ахматовой там будет комната рядом с кухней, со стеклянными дверями. Анна Андреевна попросит мужа Ани Каминской – художника Леонида Зыкова – что-нибудь нарисовать, чтобы убрать прозрачность стекла. Каминский на кальке нарисует восточного дракона, так проёмы дверей окажутся украшенными изящной графикой. Семья сохранила эти двери – и кальку, и рисунок. Сыновья Анны Генриховны Каминской, правнуки Николая Пунина, Пётр и Николай Зыковы предложили эти двери показать на выставке «Подлинность судьбы». Было найдено кураторское решение – двери стали витражами. Их вмонтировали в специально созданную стену между капитальной стеной, поэтому свет Шереметевского сада льётся в пространство сквозь створки с драконом. Свет рассеянный, в пространстве полумрак. И чтобы разглядеть, что под этими дверями в витринах, надо вглядеться. А в витринах – драгоценность: подлинные листки записных книжек Анны Ахматовой, хранящихся в РГАЛИ и специально переданных на эту выставку. «Я был убеждён, что эти двери должны деконструировать свою функцию – перестать быть дверьми, которые куда-то ведут, ведь Ахматова не приглашала нас в свою комнату, – комментирует Павел Котляр. – Так возникла «витражная» идея – и единственный свет – это свет Шереметевского сада, Фонтанного дома, где Бог сохраняет все».
