«Джаз – это вектор свободы выражения мнений. Он стирает границы между людьми и создаёт атмосферу взаимопонимания и терпимости; является символом единства и мира; снижает напряжённость в отношениях между людьми, социальными группами и общинами; способствует гендерному равенству; способствует усилению роли молодёжи в социальных изменениях; поощряет художественное новаторство, импровизацию, новые формы творческой деятельности, а также использование традиционных музыкальных форм при создании новых жанров. Джаз способствует межкультурному диалогу и оказывает поддержку молодым людям из маргинализированных слоёв общества». Вот так серьёзно сегодня относится человечество к культурному явлению, которое сто лет назад сравнивали с «бешеной собакой» и предлагали «лечить порцией свинца», а кое-где (например, в Советском Союзе) и преследовали, ибо «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст».
Такие противоречивые и острые чувства эта музыка вызывает потому, что, как говорит один из инициаторов Дня джаза трубач и композитор Уинтон Марсалис, «джаз – это гимн жизни во всех её проявлениях: её нелепости, непостижимости, величия, разумности, сексуальности, глубины, абсурдности…».
Уинтон Марсалис - художественный руководитель Джазового Линкольн-центра. Фото: feinsteinphotos / Flickr«Джаз родился из миллионов встреч, контактов, диалогов между богатыми и бедными, счастливыми и несчастными, городскими и деревенскими, чёрными и белыми, мужчинами и женщинами, Старой Африкой и Старой Европой в молодом ещё Новом Свете», – рассказывает музыкант в фильме «История джаза». Вот почему это не просто музыкальное направление и больше, чем культурное явление. Джаз – это особое мировоззрение, своеобразная форма жизни, отношений.
Ни в какой традиции до этого музыкант не имел такой возможности для самовыражения. Но это не просто искусство импровизации – это искусство коллективной импровизации. Каждый раз, на каждом выступлении эта музыка создается заново, но музыканты совместно решают, какой она будет. Это разговор, диалог, общение.
Джаз рос и развивался во многих местах: Нью-Йорке, Чикаго, других городах Америки. Но родиться он мог только в одном городе – в Новом Орлеане. В XIX веке это было одно из самых безумных мест на земле. Сюда стекались люди со всех концов света с совершенно разными культурными традициями, историей, целями, мечтами: американцы, европейцы, креолы, рабы, торговцы, преступники, бродячие музыканты. И именно здесь из всех этих ингредиентов, смешанных, как в местной похлебке «гамба», в один колдовской котел: африканского и карибского фольклора, классической европейской музыки, песен менестрелей и перекличек рабов с хлопковых плантаций, духовных баптистских диалогов и спиричуэл, госпела, военных маршей и развесёлых танцев в салунах – получился джаз.
Джаз называют музыкой, которая объединяет: достаточно взять биографию любого из первых «королей» джаза, чтобы убедиться в этом. Ну, например, Луи Армстронг рос в беднейшей семье в районе, где жили чернокожие и который местные называли «поле битвы». С 7 лет он вынужден был работать: развозил уголь по салунам в фирме, которая принадлежала семье еврейских эмигрантов Карновски. Они были так добры, что не отпускали его домой без ужина. И именно мистер Карновски одолжил Луи пять долларов на старый корнет. До конца жизни Армстронг в знак благодарности носил жёлтую звезду Давида.
Луи Армстронг во время звукозаписи со звездой Давида на шее. Дом-музей Луи АрмстронгаДжаз – это музыка свободы. Он родился из самого позорного явления человечества – рабства, ведь если ты раб, ты вынужден научиться импровизировать, чтобы выжить и обрести волю.
Джаз – это музыка мира. После войны Севера и Юга в городе оставалось множество духовых инструментов: военные оркестры расформировывались, трубы и корнеты сдавались старьевщикам. Попав в руки чернокожим музыкантам, вместо маршей они стали играть блюз. Это музыка, которая даёт право каждому музыканту говорить своим собственным голосом, а каждому слушателю – вступать с ним в диалог.
Преподаватель Свято-Филаретовского института, старший регент хора Преображенского братства Светлана Чукавина рассказала «Столу» о том, чем был джаз для неё, тогда ещё молодого музыканта, во времена, когда эта музыка была фактически под запретом.
«В середине 80-х годов я стала общаться с друзьями, которые были лет на двадцать меня старше. Они были “шестидесятниками” и очень любили джаз. Это была культура, запрещённая в нашей стране на протяжении практически всего советского времени. Для них это был прорыв к свободе, к миру, который весь в ту пору джаз слушал, любил. И меня тоже увлекли.
Светлана Чукавина. Фото: sfi.ruКогда я закончила заниматься классической музыкой, я попала в джазовую студию в ДК “Москворечье”, которую организовали настоящие энтузиасты. Там были разные отделения: духовое, вокальное, фортепиано – я как раз играла на рояле.
И мне там очень понравилось: ведь основа джаза – импровизация, то, чего мне так не хватало в занятиях музыкой. Обычное музыкальное образование у нас ведь организовано следующим образом: ты идёшь в музыкальную школу, играешь по нотам, и там даже, как правило, не возникает вопроса о том, что можно делать что-то свободно. В музыкальном училище тоже академическое обучение. А джаз – это свободное музицирование. В джазовой студии нас как раз этому и учили. А свободному музицированию тоже учат. Есть определённые подходы, каждый человек может в силу своей сообразительности и способностей этой свободой в какой-то мере овладеть. Импровизация мне очень много дала как музыканту: свободу слушания, игры и мышления.
Могу сказать, что для меня увлечение джазом было поиском свободы в культуре, да и в жизни. Эта свобода чувствовалась и в джазменах, иногда даже чрезмерная, наверное.
Выступление джазового ансамбля в ДК Москворечье в 1982 году. Фото Из книги "Советский джаз. Проблемы. События. Мастера"А с другой стороны, в джазе всегда есть общность людей. Когда музыканты начинают играть вместе, они ведут большой разговор: какой-нибудь биг-бэнд джазовый – это же очень красиво и мощно, это такой поток звуков. И эта общность, которая была и среди музыкантов, и среди слушателей, преодолевала жёсткие преграды, которые в те времена в СССР ещё были, хотя и на излете: в середине 80-х годов уже были хорошие джазовые концерты.
Я не могу сказать сейчас, что нахожусь внутри этой культуры, но по-прежнему к джазу отношусь с большой симпатией. Можно сказать, что эта музыка апеллирует к чувственной, эмоциональной области человека. А когда ты знаешь что-то больше, то этого становится недостаточно».
