Слоны учат
В наше время существует очень много образовательных программ, которые учат писать стихи и прозу. Самые известные из них: «Creative Writing School», магистерская программа «Литературное мастерство» в Высшей школе экономики, Высшие литературные курсы при Литературном институте имени Горького. Сам специалитет Литературного института обучает молодых студентов писательскому мастерству. Также есть множество интернет-ресурсов, где человек может обучиться искусству прозы и поэзии. Однако ещё до революции таких программ и курсов не существовало вовсе, но славу святой русской литературе принесли как раз дореволюционные наши поэты и писатели, чьи произведения сейчас считаются мировой классикой. Получается, что таким гениям, как Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, не нужно учиться писательскому мастерству? Можно ли вообще этому «выучиться» или литературный талант даётся свыше? И, даже если этот талант есть, как его воплощать – так написать произведение, чтобы оно покоряло сердца и умы? Что об этом думали поэты и философы, древности, Средневековья и Нового времени, не знавшие образовательных курсов, обучающих художественному слову.
До прихода к власти большевиков в России существовали литературные салоны, где поэты и писатели читали друг другу свои произведения, обсуждали их, критиковали, создавали совместные творческие союзы. Эта традиция «эмигрировала» вместе с литераторами, уехавшими из советской России, так как при тотальном контроле властей организовывать свободные писательские кружки и свободно на них вести дискуссии было невозможно. Но что интересно: с приходом советской власти появились образовательные программы, обучающие писательскому мастерству, которые были нацелены на то, чтобы пролетариат научился сочинять художественные произведения. В 1921 году поэт Валерий Брюсов открыл Высший государственный литературный институт, где обучали литературному искусству, но в 1925 году институт был закрыт. В том же году Брюсов открыл свои литературные курсы, но просуществовали они недолго и в 1929 году также были закрыты. А в 1933 году был создан Литературный институт имени Горького, который существует и по сей день. Естественно, что основная цель этого вуза в то время – научить людей писать «правильную» литературу, соблюдающую каноны соцреализма.
На Западе, как считается, обучение искусству литературы существует ещё с XVII века. Говорят, что впервые навыки креативного письма преподавались в Оксфорде и Кембридже. Это оспаривают американские исследователи, считающие, что преподавание писательского мастерства зародилось именно в Америке. Так полагает доцент кафедры английского языка Техасского университета Дэвид Майерс, автор книги «The elephants teach. Creative writing since 1880» («Слоны учат. Литературное мастерство с 1880 года»). Сначала это был эксперимент на факультетах, где изучали историю литературы, потом из эксперимента выросла отдельная дисциплина.
Как же до появления подобных учебных предметов авторы учились писать стихи и прозу, какими советами они пользовались?
Фото: Francesca Zanette / UnsplashВеры заслуживает только возможное
Если обратиться к Древней Греции, то «Поэтика» Аристотеля – первое сочинение, где даются подробные указания о том, как писать художественное произведение. Оно дошло до наших дней не полностью. В античные времена «Поэтика» была наглядным пособием по литературному мастерству. В Средние века её почти не знали, однако это не мешало поэтам слагать свои сочинения. Впервые в Европе «Поэтика» была издана в 1508 году. После чего многие поэты, писатели и философы стали составлять комментарии к этому произведению Аристотеля и даже создавать свои «Поэтики». Сохранился конспект одного из слушателей феррарского универститета с лекциями философа эпохи Возрождения Винченцо Маджи, где даётся определение поэзии, основанное на мысли Аристотеля: «поэзия есть подражание действиям, страстям и нравам людей, исполненное сладкой речью и имеющее цель привлечь людей к добрым нравам». Говоря про наши дни, доктор филологических наук Михаил Позднев отмечает: «Количество её [“Поэтики”] изданий, переводов и работ о ней невообразимо; даже исследования, посвящённые исследованиям этого небольшого трактата, с трудом поддаются учёту».
Аристотель пишет: «Задача поэта – говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, следовательно, о возможном – по вероятности или по необходимости». Это отличает поэта от историка, который просто описывает события, – считает философ.
Дальше Аристотель рассуждает о том, как должно быть устроено драматическое произведение, а точнее трагедия. (Есть предположение, что отдельно Аристотель писал и про комедию, но это сочинение не сохранилось.) Для трагедии очень важно действие (фабула) – это её душа. Фабула, по мнению Аристотеля, есть подражание действию жизни, которое и должно быть в основе трагедии. «Но самое важное – состав происшествий, так как трагедия есть подражание не людям, но действию и жизни, счастью и злосчастью, а счастье и злосчастье заключаются в действии, и цель трагедии – какое-нибудь действие, а не качество; люди же бывают какими-нибудь по своему характеру, а по действиям счастливыми или наоборот», – говорит Аристотель. Дальше он перечисляет основные компоненты трагедии: фабула, характеры, образ мыслей, сценическая обстановка, словесное выражение и музыкальная композиция.
Аристотель вывел некоторую общую закономерность трагедии, исходя из тех произведений, которые тогда были и ставились в театрах. Конечно, существовало и множество отклонений от этого канона, о чём он также упоминает. Но если автору удаётся следовать канону, то пьеса становится живой и интересной. Ещё один закон, который открыл Аристотель, – выдумывать события и персонажей нужно аккуратно. По мысли философа, «веры заслуживает только возможное». Так как, если это неправдоподобно, то читатель или зритель легко скажет: «Не верю!». То же самое говорит и древнеримский поэт Гораций в своём трактате «О поэтическом искусстве»: «Вымысел, желающий нравиться, должен правде быть близок». Что ещё интересно, поэт говорит о меняющемся языке, в котором образуются или приходят современные слова, а старые отпадают. Это очень актуально и по сей день:
Допускалось всегда, допускаться и будет
Слово ввести, современной его отметив печатью.
Словно из года в год меняют леса свои листья,
Прежние падают, – слов поколенье так старое гибнет,
Новорождённые ж юною силой цветут, укрепляясь.
Муза вражьих мечей не боится
Конечно же, художнику невозможно обойтись без вдохновения. Оно двигатель творческого процесса. Об этом очень точно написал Овидий, когда был в изгнании:
Муза – опора и мне, неизменно со мной пребывавший
К месту изгнанья, на Понт, спутник единственный мой.
Муза ни тайных коварств, ни вражьих мечей не боится,
Моря, ветров, дикарей не устрашится она.
По словам доктора филологических наук Наталии Вулих, в своих поздних стихах Овидий размышляет о самой поэзии, о силе вдохновения, которая превосходит власть императора Августа, отправившего поэта в ссылку. Благодаря творчеству Овидию удаётся мысленно преодолевать время и пространство и возвращаться на свою родину – в Рим.
Фото: Elisa Calvet B. / UnsplashПеснь, которая ничего не стоит
В эпоху Возрождения в Европе впервые были изданы трактат Аристотеля «Поэтика» и сочинение Горация «О поэтическом искусстве». В Средние века европейская литература не исчезла, но из народной, которая была присуща раннему средневековью, она постепенно трансформировалась в авторскую. Отдельные мысли и наставления по поводу литературного мастерства многих мыслителей не были сведены воедино, и мы не находим в этом времени трактата на интересующую нас тему. К тому же поэзия виделась как часть риторики, музыки и грамматики, а не как отдельное явление. Лишь где-то с XI века поэзия начинает осмысляться как самостоятельный вид искусства. Примерно в это время, по мнению исследователей средневековой литературы, появились трубадуры. Трубадур – это рыцарь, который влюблён, как правило, в замужнюю женщину и воспевает её и свою любовь в стихах. Вполне можно предположить, что среди трубадуров велось немало дискуссий о том, как наиболее красиво слагать стихи и песни. Не всё, разумеется, дошло до наших дней, но многие их произведения сохранились. В одной из своих песен известный трубадур Бернард Де Вентадорн сформулировал такое правило подлинной поэзии: «Коль не от сердца песнь идёт, она не стоит ни гроша». Хоть средневековый трубадур не обращал этих строк непосредственно к начинающим писателям и поэтам, его мысль должна войти в канон литературного творчества. Главное, чтобы слово шло от искреннего сердца. Сюжет, композиция, фабула – лишь инструменты для её раскрытия. «Сердечный» посыл Бернарда Де Вентадорна будет важен во все времена. В начале Нового времени о том, как сочинять художественные произведения, появляются свои трактаты, в их основе также лежит поэтика Аристотеля и сочинение Горация.
Французский поэт и литературный критик Никола Буало, живший на рубеже XVII–XVIII веков, говорил о том, что в стихотворении всё должно быть подчинено смыслу и разуму. Писать стоит, если есть дар и лишь о том, что ты сам испытал. Если, например, человек не любил, то его стихи о любви будут «холодными». Также Буало уделяет внимание стилю, говорит, что он должен быть ясным и чистым, как ручеёк.
Русский поэт Александр Сумароков в эпистоле «О стихотворстве» говорил также о том, что слагать стихи стоит лишь тогда, когда есть талант, иначе это пустое занятие и зря люди стремятся на Парнас. А в 1774 году он написал «Наставления хотящими быти писателями», взяв за образец трактат Буало.
Михаил Ломоносов в «Письме о правилах российского стихотворства» настоятельно не рекомендовал привносить в стихи иностранные слова, кроме тех, которые прочно укоренились в русском языке, – их избегать не следует. Также он размышляет о метрике и рифмах, какие и когда стоит употреблять.
Колода карт и все леса Америки
Интересно было бы почитать дискуссию о поэзии, которая завязалась в переписке 1825 года между Пушкиным, Бестужевыми и Рылеевым, но эта переписка, к сожалению, не сохранилась. Пушкин приводит полемику Байрона и Боулза о том, какие предметы стоит изображать в поэзии. Речь идёт о споре Байрона и Боулза, Боулз говорил о том, что творения природы сами по себе более поэтичны, чем вещи, созданные человеком. Байрон был с этим категорически не согласен и полагал, что «хороший поэт может придать колоде карт больше поэтичности, чем обладают ею леса Америки». Пушкин встаёт на сторону Байрона и говорит то же самое. Рылеев, возражая другу, пишет, что поэт, описавший колоду карт, не всегда лучше того, кто описывает деревья. Но дальше добавляет, что у каждого своя муза.
Море не смеётся и не плачет
Если говорить о прозе, то невозможно не вспомнить Пушкина, который один из первых в России сформулировал некоторые её законы. По его мнению, вовсе не следует употреблять везде цветистые метафоры, они могут быть лишними и только портить восприятие текста. Вместо того чтобы долго и красочно описывать свойства лошади, Пушкин предлагает авторам написать просто «лошадь». «Но что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами? Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр.» «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы», – заключает Пушкин. Лев Толстой продолжает эту мысль в своем письме Леониду Андрееву: «простота – необходимое условие прекрасного».
Фото: Kelly Sikkema / UnsplashОлег Зиновьев на портале «Культура РФ» в статье «Литературные мастер-классы Чехова» приводит беседу Бунина и Чехова о том, как лучше писать прозу: «Море смеялось, (так начинается рассказ Горького «Мальва». – «Стол») – продолжал Чехов, нервно покручивая шнурок от пенсне. – <…> Море не смеётся, не плачет, оно шумит, плещется, сверкает… Посмотрите у Толстого: солнце всходит, солнце заходит… птички поют… Никто не рыдает и не смеётся. А ведь это и есть самое главное — простота…». Как уже было сказано выше, с этим согласен Толстой. В стремлениях к оригинальности и в отсутствии простоты Толстой обличал современных ему декадентов, видя в этом их слабость. «Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо». Самое главное, по мнению писателя, чтобы творчество было искренним и бескорыстным, не стоит писать для того, чтобы самовыразиться или заработать денег, это губит творчество. То же в XVII веке говорил Буало: «В ком честолюбие зажгло огонь нечистый, вы не достигнете поэзии высот». Ещё один постулат Толстого – ни в коем случае не стоит подстраиваться под вкусы и требования читающей публики. «Это особенно вредно и разрушает вперёд уже всё значение того, что пишется.» - заключает писатель. А писать стоит лишь тогда, «когда мысль, которую хочется выразить, так неотвязчива, что она до тех пор, пока, как умеешь, не выразишь её, не отстанет от тебя.»
Краткость не всегда сестра таланта
«Читая корректуру, вычеркивайте, где можно, определения существительных и глаголов», — советовал Чехов Горькому. — У Вас так много определений, что вниманию читателя трудно разобраться и оно утомляется. Понятно, когда я пишу: «человек сел на траву» <…> Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородкой сел на зелёную, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь». Горький также оставил немало советов о том, как писать прозу. Он часто обучал литературному мастерству начинающих писателей. В частности, он сетовал: «Молодые писатели ничего, кроме газет, не читают и, оглушённые сухим треском языка статей газетных, совершенно не слышат звуковых капризов языка живой речи».
Максим Горький отваживается даже критиковать Толстого и показывает, что в романе «Воскресение» писатель трижды в одной фразе употребляет «как ни». Горький говорит, что это очень плохо звучит и «в этом случае даже Толстому не следует подражать».
Чехову принадлежит известное изречение «Краткость – сестра таланта», которое он озвучил в письме своему брату Александру 11 апреля 1889 года. Эта фраза потом стала крылатой, но это не есть единственный и правильный рецепт как сочинять художественные произведения. Чехов, можно сказать, слишком увлёкся этой краткостью, о чём он сам пишет Короленко, говоря о своей повести «Степь», где, слишком всё ёмко. «Тема хорошая, пишется весело, но, к несчастью, от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление. В результате получается не картина, в которой все частности, как звёзды на небе, слились в одно общее, а конспект, сухой перечень впечатлений». Всё хорошо в меру.
Пока не заметно, чтобы наш век невероятного количества людей пишущих стихи и прозу, открыл хоть одного гениального писателя или поэта. Видимо, дело не количестве людей, подвизающихся на этом поприще, а в чём-то другом. Можно ли научиться быть гением? Одни считают, что это возможно только дар свыше, другие полагают, что это Божья искра в человеке плюс упорный труд. И тем и другим адресован упомянутый совет средневекового трубадура, что слово должно идти из глубины сердца.
