Каждый год накануне очередной годовщины начала Великой Отечественной войны историки ломают копья из-за самых популярных советских агитационных плакатов в первые дни войны.
Виновником этого спора стал известный писатель и сбежавший на Запад офицер ГРУ Виктор Суворов, который в своей книге «День „М”» опубликовал сенсационное разоблачение. Оказывается, знаменитый плакат «Родина-мать зовёт!», созданный художником Ираклием Тоидзе в 1941 году, якобы на самом деле был подготовлен ещё в 1940 году – уже тогда Советский Союз готовился к войне с Германией, но к наступательной, а не оборонительной.
«Из официальной версии войны мы знали, что грянула война и художник Ираклий Тоидзе в порыве благородного возмущения изобразил Родину-мать, зовущую в бой. Плакат появился в самые первые дни войны, вскоре получил всемирную известность и стал графическим символом войны, которую коммунисты называют „великой отечественной”. А мне пишут, что плакат появился на улицах советских городов не в самые первые дни войны, а в самый первый. На улицах Ярославля – к вечеру 22 июня. В Саратове – „во второй половине дня”. 22 июня в Куйбышеве этот плакат клеили на стены вагонов воинских эшелонов, которыми была забита железнодорожная станция. В Новосибирске и Хабаровске плакат появился не позднее 23 июня.
Самолёты тогда летали со множеством промежуточных посадок и за сутки до Хабаровска не долетали. Но если предположить, что самолёт загрузили плакатами 22 июня и за ночь он долетел до Хабаровска, то возникает вопрос: когда же эти плакаты печатали? 22 июня?
Допустим. Когда же в этом случае Ираклий Тоидзе творил свой шедевр? Как ни крути – до 22 июня. Выходит, творил не в порыве ярости благородной, а до того, как эта ярость в нём могла вскипеть. Откуда же он знал о германском нападении, если сам Сталин нападения не ждал?..»
Между тем на самом первом экземпляре плаката, который хранится в РГБ, чётко указаны выходные данные: «Издательство „Искусство”, подписано в печать 4 июля 1941 года».
Где же правда?
В России возникло даже общество энтузиастов: они стали просматривать кадры немецкой кинохроники, которую снимали операторы вермахта в оккупированных городах: какие там плакаты висят на заборах?
Что ж, плакаты действительно были – вернее, плакат, который сразу после начала войны выпускался миллионными тиражами. Немцы на его фоне даже охотно фотографировались. И это был вовсе не «Родина-мать» Тоидзе.
Советский солдат, ломающий штыком черную свастику, – плакат «Смерть фашистской гадине!» художника Алексея Кокорекина, работавшего в Военном издательстве при Главном Политуправлении РККА, дважды лауреата Сталинской премии в области изобразительного искусства.
Почему же имя Алексея Алексеевича оказалось практически забыто потомками?
Плакат времен Великой Отечественной войны «Смерть фашистской гадине!». Художник Алексей Алексеевич Кокорекин. Фото: Всеволод Тарасевич / РИА Новости* * *
Будущий график родился в начале ХХ века в городе Саракамыш (сейчас это территория Турции) и после окончания художественной школы и техникума переехал в Москву. Поначалу он подрабатывал написанием декораций к театральным постановкам, но, познакомившись с творчеством «Общества станковистов», куда входили многие художники-плакатисты, решил попробовать себя и в этом жанре. И в 1930 году был выпущен первый плакат Кокорекина «От ударных бригад к ударным заводам, фабрикам».
Кокорекина заметили и вскоре пригласили на работу в Военное издательство при ПУ РККА. Говорят, его работы понравились самому наркому обороны Клименту Ворошилову: художник изображал советских людей крупными, мужественными и сильными, похожими на спортсменов-тяжелоатлетов.
Уже через шесть лет состоялась его первая персональная выставка, где демонстрировались плакаты «Увеличим суточную работу паровоза», «Каждый осоавиахимовец – ударник!» и прочие.
В военные годы художник стал автором десятков известных всей стране плакатов, который публиковались в «Окнах ТАСС». Помимо этого, Кокорекин в качестве одного из участников политпросвета выезжал в передовые авиационные полки, где оформлял стенгазеты, рисовал портреты лётчиков, читал лекции.
Уже после войны Алексей Кокорекин увлёкся спортивной тематикой.
По воспоминаниям его друзей, Кокорекин и сам любил спорт, особенно увлекался футболом и лёгкой атлетикой, ходил на матчи «Спартака» братьев Старостиных.
Именно тогда Кокорекин и создал самые известные работы, посвящённые спорту: «Выше класс советского футбола!», «К новым победам в труде и спорте!», «Занимайтесь велосипедным спортом!». Эти плакаты, издававшиеся миллионными тиражами, украшали множество спортивных залов и клубов по всей огромной стране. И приносили своему автору нешуточный доход.
Свой последний спортивный плакат – «Выше знамя советского спорта» Алексей Кокорекин закончил буквально незадолго до смерти.
* * *
Художник, обласканный властью, жил по советским меркам роскошно: большая квартира в Москве, дача, машина, но главное – у Алексея Алексеевича были неограниченные возможности для поездок по всему миру. Его работы выставлялись в Нью-Йорке, Чикаго, Париже, Риме, Мадриде, Венеции, Пекине.
В конце 1959 года Кокорекина с группой других художников пригласили в Индию: правительство Джавахарлала Неру тогда активно устанавливало культурные контакты с СССР.
Поскольку Индия считалась регионом, как говорили врачи, эпидемически неблагополучным, то художнику нужно было пройти ряд прививок, в том числе и от оспы. Но по какой-то причине Кокорекин не стал делать прививки. Как предположили позднее органы следствия, в то время у художника появилась молодая любовница, и он опасался, что укол негативно скажется на потенции. Поэтому Кокорекин просто подкупил регистраторшу и врача, получив необходимый штамп в прививочной карте.
* * *
Визит в Индию прошёл успешно. Алексей Кокорекин даже посетил легендарный город Варанаиси, где он побывал на ритуальном сожжении тела умершего брамина – представителя высшей касты и священнослужителя индуистского храма. После сожжения была устроена распродажа имущества покойного, и Алексей Кокорекин купил любимый ковер брамина для медитаций. Ему тогда и в голову не могло прийти, что он покупает собственную смерть.
21 декабря 1959 года Кокорекин прилетел в Москву. Причём художник из аэропорта отправился не домой, а к своей любовнице Наталье, с которой он провёл сутки. А на следующий день, подгадав время, он отправился домой якобы из аэропорта, разыграв усталость после долгого перелёта.
Вечером у Кокорекиных собрались гости, пришедшие послушать об экзотической стране и забрать подарки.
На следующий день художник почувствовал себя плохо: температура, слабость, ломота в костях.
Супруга вызвала участкового врача, который поставил диагноз «грипп» и прописал курс антибиотиков – дескать, после дальнего перелёта и акклиматизации после тропического климата возможны разные простудные явления.
Через два дня Кокорекину стало так плохо, что его увезли на «скорой» в Боткинскую больницу, где положили в общую палату с другими гриппозными больными. Ну а появившуюся на теле плакатиста сыпь врачи посчитали аллергической реакцией на антибиотики. Впрочем, возможно, головы медиков были заняты приятными хлопотами.
В ночь с 29 на 30 декабря художник умер.
* * *
После Нового года ситуация стала медленно накаляться. Сначала сразу два человека, лежавших в Боткинской больнице, покрылись гнойничками, похожими на сыпь при ветрянке.
Затем заболел врач, лечивший Кокорекина, женщина-медик из приёмного отделения, которая оформляла художника в больницу, истопник, проходивший мимо его палаты, и даже подросток, лежавший на другом этаже, – его кровать стояла рядом с вентиляцией.
При этом никто не понимал, от чего же умер дважды сталинский лауреат, заслуженный деятель искусств РСФСР.
И тут тело Кокорекина случайно увидел гость патологоанатома – 75-летний патологоанатом из Ленинграда. И, едва глянув на труп, старик уверенно заявил:
– Да это же, батенька, variola vera – чёрная оспа!
Врачи схватились за головы. Чёрная оспа! В Москве! Во второй половине XX века! Но как?! Ведь с 1936 года благодаря прививкам считалось, что чёрная оспа была полностью ликвидирована на территории страны.
Так в столице Советского Союза началась беспрецедентная операция, усложнявшаяся тем, что правительство, по традиции, старалось держать всё происходящее в строгой тайне. В то же время для борьбы с невидимым врагом были задействованы все службы: Госсанэпиднадзор, армейские подразделения, сотрудники МВД и КГБ, которые приступили к выяснению контактов Кокорекина и были поражены, насколько далеко смогла проникнуть болезнь.
Сразу выяснилось, что на следующий же день после свидания с Кокорекиным его любовница побежала в комиссионный магазин и сдала его подарки, которые уже были распроданы. Милиция быстро выяснила адреса новых владельцев смертельных сувениров, ведь уже на следующий день все сувениры были раскуплены.
Для начала отыскали пассажиров самолёта Дели – Москва, который ещё и приземлялся в Ташкенте на дозаправку, а также таксистов, возивших Кокорекина. В карантине оказались его жена, дочь, жених дочери, их однокурсники, больше сотни пациентов поликлиники, куда обращался художник, друзья и приятели Кокорекина.
Круг возможных переносчиков чёрной оспы так быстро расширялся, что правительство решило полностью изолировать Москву. Было прекращено авиа- и железнодорожное сообщение с регионами, а дороги заблокированы армией. Чтобы предотвратить распространение болезни, над Францией развернули советский самолёт, который направлялся в Париж. Как оказалось, на его борту находился знакомый Кокорекина, который контактировал с ним.
Через неделю в строгой изоляции было 1 500 человек из «близких» контактов, которые отправились в инфекционную больницу № 2 на Соколиной Горе, рассчитанную на пять тысяч коек.
Зять Алексея Кокорекина Владимир Петросян вспоминал, что провёл в карантине в этой больнице два месяца: «Это был один огромный холл, кровати стояли одна вплотную к другой... Снаружи больницу на Соколиной Горе окружили кордоном милиции».
Ещё 7 842 человека были помещены «на самоизоляцию»: 14 дней они находились дома под пристальным наблюдением врачей, которые два раза в сутки приезжали к ним.
В итоге от Кокорекина оспой заразились 46 человек. Причём значительную часть заболевших всё же составил медицинский персонал Боткинской больницы.
Советский вирусолог Эмма Гурвич, работавшая в НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова, описывает заболевшего оспой врача-отоларинголога по фамилии Теркель. Ему был 61 год: «Болел он очень тяжело, всё его тело было обильно покрыто сыпью. Понимая, что я собираюсь зайти к нему, он приподнял руку и жестом просил этого не делать. Только через несколько дней, когда состояние его улучшилось, я увидела через стеклянную стенку его приглашающий жест, зашла к нему и собрала богатый урожай оспенных корочек – полную пробирку. Выделенный из них вирус (штамм Т) многие годы оставался активным и служил объектом исследований».
В Москве в срочном порядке начали производить вакцину против оспы. Поскольку оспенной вакцины в столице не было, то поначалу её доставляли из Томска. В Москву поставили 10 млн доз вакцины, и в течение нескольких недель 27 тысяч врачей провели вакцинацию 5,6 млн жителей столицы и больше 4 млн жителей Подмосковья. Кампания по вакцинации стала самой большой кампанией в мире и при этом самой короткой по срокам.
Кадр из фильма «В город пришла беда» (1966), о вспышке оспы в Москве* * *
Неудивительно, что после карантина советские искусствоведы старались лишний раз не вспоминать имени Алексея Кокорекина.
Что же касается плаката «Родина-мать зовёт!» Ираклия Тоидзе, то очевидно, что этот плакат был нарисован уже после начала войны. Судите сами: плакат решён в двух цветах – красном и чёрном, как того и требовали типографии, поставленные в связи с войной в режим жёсткой экономии. Это до войны в ПУ РККА предпочитали использовать многоцветную печать и технику фото-коллажа – советские плакаты должны были служить подтверждением технологической продвинутости советского режима.
Во-вторых, Ираклий Тоидзе по неопытности изобразил за спиной матери лес винтовок-трёхлинеек и трёхгранные штыки времён Гражданской войны. Но в то время на всех военных плакатах СССР красноармейцы изображались либо с автоматами ППШ, либо с самозарядными карабинами Симонова СКС, которые олицетворяли собой мерную поступь прогресса. И плакат с устаревшей трёхлинейкой просто бы не прошёл сито ПУ РККА.
Ещё одна важная деталь: плакат Тоидзе был выпущен не в Военном издательстве, а в издательстве «Искусство». Скорее всего, это произошло после того, как по всем издательствам спустили задания по выпуску пропагандистской продукции.
Наконец, третье соображение: в сталинские года плакату Тоидзе не придавали особого значения. Хотя сам Тоидзе был достаточно обласкан властью – как-никак он был четырежды лауреатом Сталинской премии: за рисунки к книге Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», за картину «Выступление И.В. Сталина на торжественном заседании, посвящённом 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции», за портрет самого И.В. Сталина и за иллюстрации к книге «Антология грузинской поэзии». Создание же плаката «Родина-мать зовёт!» прошло для современников незамеченным.
Плакат был замечен в годы хрущёвской оттепели – замечен и растиражирован в кинофильмах как своего рода протест против той настоящей сталинской эстетики, не оставлявшей места для материнских чувств.
