– Максим Анисимович, какие изменения произошли в языке и коммуникации за время самоизоляции?
– Если говорить о языке, то это прежде всего появление новых слов, актуализация старых слов и появление новых значений существующих слов. Их довольно много, потому что события происходят важные, непривычные, и – соответственно – язык на это реагирует. Можно эту новую лексику разделить на три группы: термины, бытовые слова и игровые, которые в речи скорее не употребляются, – слова-шутки. Если мы говорим о коммуникации, то здесь более радикальные изменения: мы видим появление действительно нового коммуникативного пространства.
– Какими словами обогатилась наша речь?
– Если мы говорим о новой лексике, то прежде всего о разнообразной медицинской терминологии и отчасти бюрократической. Главные медицинские слова – конечно, названия: коронавирус, Covid-19. Если мы говорим о словах и словосочетаниях административного характера, то это «самоизоляция», «социальная дистанция» и, безусловно, «карантин». С «карантином» особой новизны нет, казалось бы. Но не всё так очевидно. Раньше мы понимали его как изоляцию определённой группы людей, но сейчас для нас это изоляция каждого от всех, а это специфическая интерпретация. Если мы говорим о бытовых словах, то это фамильярное название коронавируса – просто «корона». Очень важную роль стали играть новые средства связи. Зум (Zoom) я бы назвал первым – и сразу образуются слова, с ним связанные: глагол «зумить» – общаться по зуму, «зум-вечеринки» и многое другое. Ну и актуализация старых слов. Мне нравится слово «удалёнка», которое, конечно, существовало и раньше, но сегодня стало крайне актуальным.
– А само слово «самоизоляция» интересно? Раньше изолировали принудительно.
– Это термин, и я не уверен, что он будет устойчивым в нашей речи. Я думаю, слово мягко уйдёт в недра языка после окончания этого периода. Оно вполне обычно образовано. Мне больше интересно словосочетание «социальная дистанция» – оно, мне кажется, наполнено глубоким смыслом. Это не просто дистанция, а дистанция, которая навязывается нам социумом, она не очень естественная для нас, но необходимая. Мы её должны соблюдать, потому что этого требует общество.
– У этого слова могут быть последствия в нашем сознании?
– Я думаю – да. Может быть, последствия возникнут не от самого слова, а от процесса, потому что за это время мы отдалились друг от друга и в прямом смысле, и в переносном. Это нарушение контакта: стало меньше тактильности, мы стараемся не приближаться друг к другу. То есть мы сознательно избавляемся от естественных человеческих потребностей – сближения друг с другом, прикосновений.
И это может повлиять на наше дальнейшее общение, потому что мы во многом последние десятилетия отказываемся от тактильности тоже под влиянием социума. Скажем, реже гладим детей по голове в связи с угрозой педофилии. А здесь ещё сталкиваемся и с медицинским режимом, который усилил общую тенденцию дистанцирования людей друг от друга.
– Вы упомянули слова-шутки. Какую роль играют они?
– Это ярлыки, которые не имеют особых последствий, часть просто заимствованы из английского. Популярное слово – «ковидиоты», наложение «ковида» на «идиота». Такие слова ещё иногда называют словами-чемоданами. «Корониалы» – любопытное словечко. Это люди, родившиеся в период коронавируса.
Не знаю, будет ли оно иметь какие-то последствия. Ещё я столкнулся со словом «ковидло», в нём пугающее «ло» появляется. Как я понял, почитав, это то же самое, что «корониалы», но только разговорное, оно вызывает какие-то ассоциации: «чудище обло, озорно, огромно», а еще «быдло», здесь нет единой ассоциации. Это чисто русская игра, в отличие от прямых заимствований.
– В одной из ваших последних лекций вы сказали, что изменения в лексике считаете не такими значительными, как в коммуникации.
– Мы потеряли тактильный контакт. Понятно, что экранное общение очень важно, потому что не будь этих средств, того же зума, мы бы вообще не смогли контактировать. Это суррогат, но очень важный и полезный. Но тактильности в нём нет, потрогать друг друга мы не можем. Происходит некое экранирование каждого человека, и это приведёт к увеличению дистанции, хотя мы сохраняем общение.
– Это экранирование порождает новые коммуникативные явления?
– Да, и их довольно много. Первое и очень важное – совмещение разных пространств, в том числе коммуникативных. Это очень интересно. Находясь на экране, то есть в публичном пространстве, мы телесно пребываем в домашнем пространстве: сидим у себя дома перед компьютером.
Мы можем быть не вполне одеты и чувствовать себя расслабленно, потому что собеседникам видим только кусочек нас, при этом мы присутствуем на официальном совещании. Это новое ощущение одновременного присутствия и в комфортном домашнем пространстве, и в публичном, официальном. К этому надо привыкнуть, но люди очень быстро адаптируются к новым условиям. Уже очевидно, что многие особенности сегодняшнего общения сохранятся в будущем. Это касается рабочих совещаний, заседаний и учебных мероприятий – скажем, лекций.
– Можем ли мы говорить о том, что на наших глазах формируется новая культура?
– Думаю, что да. Интенсивный поток такой коммуникации, скорее всего, необратим. Новости подтверждают это мнение. Уже, я слышал, Twitter, одна из крупных мировых компаний, переходит на дистанционную работу, а сегодня и более ошарашивающая новость: Кембриджский университет тоже переходит на онлайн-обучение. Не знаю, будут ли это онлайн-лекции в зуме или на какой-то другой платформе, а может, лекции будут просто записаны. Толком неизвестно. Скрин-обучение они продлили до 2021 года.
– Можно ли говорить о новом сетевом дресс-коде?
– Прежний дресс-код сохраняется в видимом пространстве, но мы наблюдаем его ослабление. Мы можем сужать видимую часть до одной головы или даже формировать картинку на экране, фон. Вот это очень интересно. Технический прогресс пойдёт по этому пути, он позволит создавать некий имидж типа голографического изображения, какую-то приятную картинку. Мы с вами сможем физически существовать без дресс-кода, а на экране создавать любой образ и пространство вокруг. Может даже, появится профессия, которая будет заниматься таким одеванием, но это не так важно. Это не новый дресс-код. Это новые возможности для самопрезентации. Пока технические средства не очень велики, но, наверное, это тоже будет развито.
– Повлияет ли культура сетевого общения на реальность?
– Это неизбежно, хотя они и разделены. Мы видим, как сетевая культура становится модной и популярной, происходит неизбежная её экспансия. Жаргон интернета проникает в литературный язык, а некоторые привычки могут быть утеряны. Например, очень важная вещь – направление взгляда. Для некоторых людей в очном общении это составляет проблему. Куда смотреть на собеседника? Прямо в глаза? Рядом с глазами? Мимо? Когда мы дома, мы можем смотреть в любую точку экрана, это не очень заметно, мы всё равно смотрим куда-то в камеру. Мы можем рассматривать собеседника внимательно или выключить свою камеру, скрыть взгляд. В самоизоляции у нас появилось много комфорта в общении один на один – в публичном общении этого нет. И это самое серьёзное изменение. Если эта привычка к комфорту удалённого общения будет закреплена, то для многих людей будет затруднительно переходить из онлайн-коммуникации в обычную. Она потребует психологического напряжения.
– Можете ли вы сказать, что в этот период мы увидели доминирование устной речи над письменной?
– Да, вы правы. Последнее десятилетие письменная речь находится в довольно жёсткой конкуренции с устной. Сначала письменная теснила устную благодаря интернету, компьютеру и мобильному телефону. Сейчас происходит мощный ответ устной речи. Нам не хватает общения личного, зато мы стали чаще общаться на экране и чаще всё-таки разговариваем друг с другом, а не переписываемся, хотя возможность переписки в чате сохраняется. Появились голосовые сообщения, поддерживающие устную речь. Интересный и непостоянный баланс.
– Произошли ли изменения в мемах изоляции?
– Я не очень за ними следил. Самый известный – это «Наташа и коты», по-моему, царица мемов последнего времени. Их было очень много, что понятно. В любых государствах любые запреты сразу вызывают поток мемов. Это всё продолжается, но мне кажется, общее положение дел не изменилось. Может, просто обмен мемами стал активнее, потому что все сидят дома.
– Подытоживающий вопрос: к чему приведут эти тенденции?
– К появлению, распространению и закреплению скрин-коммуникации – коммуникации на экране. Она безусловно останется, причём в разных типах общения, в разных областях. Формат важен для профессиональной сферы: работы, бизнеса, образовательной: многие лекции – не только для студентов и школьников, но и популярные – будут реализованы в этой форме. Это удобнее, потому что не нужно лететь в другу страну, другой город; дешевле: попасть на лекцию может больше народа. Почти никаких ограничений нет. Скрин-коммуникация охватывает и политические дебаты, потому что они на экране, конечно, гораздо более культурные: правда, меньше шоу, зато больше чёткости и содержательности. Я думаю, в развлекательной сфере её тоже как-то уже приняли – так называемые зум-вечеринки довольно популярны. Но пока в сфере развлечения все предпочитают общение личное, очное. Эпоха карантина – важный этап нашей жизни – продлится, по-видимому, сколько-то месяцев, около полугода, но оставит большой след в последующей коммуникации: почти все области коммуникации частично перейдут на удалёнку.