Биограф Диккенса Клэр Томалин рассказывает, что портрет писателя, принадлежащий кисти его друга Дэниэла Маклиса, выставили в Королевской академии художеств в Лондоне, когда писателю было всего 27 лет – настолько он уже тогда был значимой фигурой. «Записки Пиквикского клуба» стали бестселлером сразу после своего выхода. Друг и помощник Диккенса Джон Фостер пишет, что на этом портрете он такой, каким был в жизни: «Его глаза лучатся разумом, и в них светятся радость и юмор. Быстрота и ясность ума, его беспокойный энергичный нрав, лёгкость, подвижность, сиявшая в каждой детали лица».
Это был человек невероятной энергии – и физической, и интеллектуальной. Каждый день он работал с утра и до обеда, потом проходил по 30 км. Любил путешествия, гостей и танцы до утра. При этом содержал свою огромную семью, братьев, сестёр и очень активно занимался благотворительностью, был знаменит щедростью и просветительством.
В своей новелле «Рождественская песнь» Диккенс писал, что «общество разрушает невежество и нищета». Он открывал школы для бедноты, ездил по стране с лекциями и собирал средства на образование для рабочих – политехнические училища, многие из которых после смерти Диккенса стали университетами.
Он посещал работные дома, тюрьмы, собирал деньги для детских больниц, открыл приют для молодых женщин, оказавшихся в трудной ситуации, чтобы «соблазнить их на добродетель».
Очень часто, рассказывая биографию большого писателя, говорят: «его путь не был усыпан розами». Талант подразумевает страдания, великие произведения – долгий и тернистый путь к читателю. В случае же с Диккенсом всё наоборот: первая же книга писателя 20 с небольшим лет от роду имела небывалый успех. Как, впрочем, и все остальные.
Кроме того, Диккенс был блестящим журналистом (его современники говорили: «Диккенс описывает Лондон как специальный корреспондент для потомков») и успешным редактором. При этом его сюжеты, герои – почти все из жизни, многое из описанного ему пришлось испытать самому. Как личность Диккенса и обстоятельства его жизни нашли отражение в его романах и героях, «Столу» рассказала доцент филологического факультета МГУ Александра Борисенко:
– В жизни Диккенса было много довольно серьезных испытаний. Его отец, мелкий чиновник, совершенно был не способен жить по средствам. Как следствие, у него в романах постоянно появляются персонажи, которые не умеют отвечать за свои поступки: они могут быть довольно симпатичными, как мистер Микобер из «Дэвида Копперфильда», который всегда надеется, что счастье улыбнется, и легкомысленно относится к жизни, или неприятными, как мистер Скимпол в «Холодном доме» – человек, не просто не умеющий нести ответственность, но часто паразитирующий за счёт других.
К отцу у Диккенса были смешанные чувства, потому что, несмотря на свою неспособность сводить концы с концами, отец его в большей степени понимал. А вот на мать у Диккенса была ужасная обида, потому что, когда отец попал в долговую тюрьму (в ту самую тюрьму Маршалси, которая фигурирует в «Крошке Доррит»), 10-летнего Чарльза забрали из школы и отправили работать на фабрику ваксы, что было для него очень тяжело и унизительно.
Он очень хотел вернуться в школу, читать книги, а вместо этого был занят тяжёлым отупляющим трудом. Когда его отец получил наследство и вышел из тюрьмы, мать не торопилась забирать сына с фабрики: ей казалось, что очень хорошо, что у семьи есть дополнительный доход. И эта обида осталась у него на всю жизнь. Отец его оттуда в итоге забрал.
Диккенс рано прославился, стал большим писателем и много зарабатывал, но нужно понимать, что это всё держалось на его ежедневном труде: он вышел из семьи, которая бедствовала, и вся его последующая жизнь была этим омрачена. Призрак нищеты всегда маячил где-то на горизонте. Диккенс обеспечивал свою собственную большую семью – 10 детей, а также практически всех своих братьев и сестёр. Пока был жив отец, Чарльз платил его долги. Он много и часто непосильно работал, иногда доводил себя до нервных срывов – и всё для того, чтобы чувствовать твёрдую почву под ногами.
Поначалу он был мелким клерком в суде, судебным репортёром. В результате он на всю жизнь возненавидел английское правосудие, и мы это видим в его романах. Он очень хотел быть актёром. Есть такая легенда – не знаю, насколько правдивая, что он собирался в Ковент-Гарден на прослушивание, но заболел, потерял голос и вместо этого стал репортёром. Даже если это неправда, театр для него был важным увлечением: он ставил спектакли, играл в любительских постановках, устраивал публичные читки своих произведений. Он брался за всё, чтобы зарабатывать деньги. Это была его постоянная единоличная ответственность.
Диккенс очень рано женился. Только-только он стал что-то зарабатывать, как тут же стал ответственным не только за свою семью, но забрал к себе сразу же одного из своих младших братьев и сестру жены. К сожалению, эта 17-летняя девочка внезапно умерла, что стало для него страшной травмой: он её очень любил. Сцены смертного одра молодых прелестных девушек и девочек в его произведениях – это всё отражение смерти Мэри.
В то время был бум журнального чтения. Кстати, это было очень похоже на современные сериалы: выходили романы частями раз в месяц, и все ждали новую порцию. Слава Диккенса была огромной, его романы любили и ждали, при этом он постоянно придумывал что-то новое: редактировал журнал, устраивал чтения, иногда писал два романа одновременно, очерки.
Диккенс был чрезвычайно популярен и в Америке, но там с ним произошло недоразумение: он был всегда очень озабочен проблемой денег, и ему не нравилось, что американцы не признают авторского права. В Англии он получал деньги за свои произведения, а в США их перепечатывали большими тиражами совершенно бесплатно. Когда он приехал в Америку, американцы встретили его с распростертыми объятиями – как великого писателя и героя. А он им сразу сказал: нужно платить авторам деньги. И это вызвало огромное возмущение: «Мы вас так любим, какие деньги?».
Диккенс много занимался благотворительностью, причём деятельной и сложно устроенной. Он организовал, например, приют для женщин, которые возвращались из тюрем и которым вообще было некуда деваться: там у них была возможность передохнуть, научиться какому-то ремеслу, чтобы «выход на улицу» не был у них единственной возможностью заработка.
В то время проститутка была существом совершенно бесправным, её можно было убить, выбросить, сделать всё что угодно. Страшная судьба и совершенно никакой защиты. И многих викторианских мужчин волновало это состояние женщин, с которыми обращались хуже, чем с вещью, они чувствовали себя ответственными за то, что происходит. Льюис Кэрролл тоже всю жизнь определённую сумму отчислял в благотворительную организацию, которая помогала проституткам. Это было важно для думающей части общества того времени.
В этом и Диккенс был истинным сыном своей эпохи. Викторианство – время гуманизации общества. Люди стали богаче, лучше жить и обратили внимание на женщин, детей и бедняков. К концу века начальное образование стало общедоступным, обязательным и бесплатным, замужние женщины получили право владеть имуществом и в исключительных случаях разводиться с мужьями. Многие викторианские писатели способствовали реформам.
Конечно, Диккенс был человек невероятного воображения, гениальный сочинитель, но тут важно, что при гениальности вымысла он стремился знать и настоящую жизнь. Он проводил много журналистских расследований, иногда под чужим именем, ходил в самые неблагополучные районы Лондона, заглядывал в страшные притоны и тюрьмы. Ездил в Йоркшир расследовать деятельность частных школ, где много детей умирали и болели. Это были такие школы-пансионы «без каникул», туда отправляли ненужных детей за большие деньги. Расследование о них нашло свое отражение в романе «Николас Никльби» и произвело большое впечатление на читающую публику. Его романы вообще способствовали социальным реформам: возмущение работными домами в «Оливере Твисте» тоже повлияло на изменения в этой сфере.
В Англии есть музей «Дом Бетси Тротвуд», двоюродной бабушки героя в «Дэвиде Копперфильде». Понятно, что это вымышленный персонаж, но есть дом её предполагаемого прототипа, и там всё, как при Диккенсе, и даже лужайка, на которую заходили ослы (а Бетси Тротвуд кричала: «Джанет, ослы!»).
Существует стереотип о классовости английского общества, и, с одной стороны, это во многом так и есть: даже сейчас по тому, как человек говорит, ясно, откуда он происходит. Но Англия всегда имела очень эффективные социальные лифты, во все века. Если мы вспомним великих мужей: хоть Кромвеля, хоть кардинала Уолси, Ньютона и многих других англичан, которых знает весь мир, – окажется, что многие из них весьма простого происхождения. Лифты для очень талантливых и очень умных здесь всегда работали.
Бабушка и дедушка Диккенса вообще были из прислуги, но когда он стал писателем и вся Англия зачитывалась его романами, любой аристократ посчитал бы за честь знакомство с ним. При этом Диккенс никогда не отрекался от своего прошлого: в его романах жизнь бедняков изображена с сочувствием и любовью: в ней есть и домашний уют, и юмор, и самое высокое благородство.