Что связывает поэта Николая Гумилёва и малые города России? 

 – А что в вашей судьбе появилось раньше: город Бежецк или Гумилёв, Ахматова, Плетнёв? Что из чего произрастает?

– Началось всё с Ахматовой, которую я учил в армии. Я был свободным дневальным, и у меня была возможность это делать, хотя в 1986 году это было не так просто. Стихотворения Ахматовой помогали мне бегать марш-броски, ритмика очень хорошая. Спустя много лет я стал заниматься тематикой малых городов. Для меня это главная научная тема. Я считаю, что малые города – это национальное достояние России. Их надо сохранять в том виде, в каком они были. Это особый пласт культуры, и при всей интернационализации мира, если мы хотим увидеть настоящую Россию, надо отъехать в сторону от Москвы или Питера. Соответственно, я стал заниматься малыми городами и познакомился с председателем Гумилёвского общества Ольгой Леонидовной Медведко. Она рассказала мне про Бежецк. У Бежецка есть удивительное свойство: люди, которые туда попадают, возвращаются с просветлёнными лицами и хотят поехать обратно. Вот и я однажды вернулся с просветлённым лицом и езжу в Бежецк уже четыре года, преподаю в местном колледже и понимаю, что чем дальше, тем больше я туда погружаюсь. 

– Впервые встречаю человека, который под стихотворения Ахматовой бегал марш-броски. У меня к вам вопрос как к исследователю малых городов: в чём главная ценность малых городов, а в чём их главная проблема?

– Прежде всего ценность языка и культуры. Если мы хотим услышать русский язык без примесей, то нам надо изучать, как говорят и живут люди в малых городах. Они немного другие, отличаются от людей в столице. Так получается, что мы живём в окружении огромного количества информации, которая тоннами выпадает на нас в мегаполисах: через рекламу, особый маркетинг, гипермаркеты. Я не скажу, что ненавистник этого, я и сам этим пользуюсь. Но если хочется понять, чем мы отличаемся от кого-то другого, надо поехать в место, где наносного не так много, – в маленький город. С одной стороны, это всё ещё город со своими проблемами, элитами, брендами, которые в городе есть. А с другой, попав туда, мы можем найти различия, понять (не люблю это слово) культурный код. Наблюдая за тем, как живут люди, к чему они стремятся, мы понимаем, что Россия – это не только Москва, мегаполисы и областные центры, а есть и такие удивительные места. 

Мне повезло, что за последние 10 лет я побывал и делал разные проекты в 150 малых городах. Малый город – город до 50 тыс. человек. В моей практике – меньше 30 тыс. человек. Когда-то это были уездные города Российской империи. Фонд работает только с историческими городами. Например, есть такие рабочие посёлки, которые возникли только при советской власти. Это важная проблема, как они живут сейчас, но это не совсем наша специализация.

Мне было интересно понять, как менялась история городов, многие из которых возникли раньше, чем Москва, или одновременно с ней, или не так давно, но которые тоже можно назвать историческими.  Проблема у российских маленьких городов такая же, как во всём мире, – урбанизация, постепенное вымирание сельских территорий. Там, где раньше было восемнадцать деревень, сейчас работает один агрохолдинг. Один трактор обслуживает поля, на которых раньше работали сотни людей. Соответственно, сельское население перестало мигрировать в малые города, а из самих малых городов люди уезжают в большие города. 

Потому что интернет показывает молодёжи, что есть другие интересные места, другое качество жизни. Возьмём тот же Бежецк… В нём нет театра, нет высшего учебного заведения. Молодёжь довольно продвинутая, сели на автобус и уехали в Питер, в Тверь, в Москву. Таким образом, количество жителей в малых городах резко сокращается. Возникает процесс монополизации определённых видов деятельности. Например, если вы захотите что-то построить в Бежецке, вы должны учитывать, что строительных бригад там немного, и в начале сезона они могут быть уже распределены по работам. И ни за какие деньги местную бригаду не найдёшь, придётся привозить из Москвы. 

Фото: vk.com/gumilevdom

Нехватка рабочих рук приводит к тому, что город начинает ветшать, исторические здания приходят в негодность. От этого у людей нарастает социальный пессимизм: те, кто могут, уезжают, кто не может уехать, начинают с ненавистью относиться к тем людям, которые, по их мнению, виноваты в этой ситуации. От этого уровень социальной напряжённости в малых городах очень высокий. И фонд вместе с разными университетами пытается этот процесс мониторить, что-то предлагать. Такие же проблемы в других европейских странах, в Азии. Люди мигрируют в большие города, ничего с этим не сделать. 

– Вы работали в ста пятидесяти малых городах. Бежецк – просто очередной город или он занимает особое место?

– Да, для меня Бежецк безусловно особенный. В Бежецке многое получается. Надо понимать, что не во всех городах нас принимают с радостью. Отношение к людям из Москвы, даже если они приезжают с благими целями, настороженное. К сожалению, двадцать лет малые города воспринимались людьми из больших городов как пространство для охоты. Например, в городе Гаврилов-Ям в Ярославской области после отмены крепостного права открыли льнокомбинат. Комбинат работал, город отстоял войну. Но потом появился олигарх, которому было невыгодно существование этого льнокомбината. Он купил его и закрыл. А это был моногород, и весь город остался без работы. Какое отношение у жителей города будет к тем, кто пришёл извне и закрыл всё это? Поэтому опыт был разный. В каких-то местах везло, но мы поняли, что наши идеи не всегда работают, и вообще нужно заниматься образованием и культурой, потому что это базисные вещи. А в Бежецке неожиданно стало получаться. Получилось открыть музей, получается проводить фестивали. Убедили местный колледж открыть новое направление подготовки, открыли газету. В других местах надо было биться за десятую долю того, что мы сделали в Бежецке. 

– А кто вас поддерживает в малых городах? Наверняка же вы взаимодействуете на разных уровнях с администрацией, образовательными учреждениями?

– К сожалению, уровень поляризации общества у нас достаточно серьёзный, и мы поняли, что нужен триединый союз, чтобы изменить что-то в городе. Это добрая воля власти, предпринимателей и самого общества. Если власть сама по себе проявляет инициативу, люди начинают подозревать её в коррупции. Если общество само по себе начинает что-то делать, то власть подозревает этих людей в революции. И только когда три эти части между собой договорились – может что-то получиться. 

Есть определённое количество городов, в которых местные сообщества смогли договориться. Это происходит по-разному. Иногда нам звонит продвинутый человек из администрации: «Мы про вас читали, не могли бы вы нам помочь консультацией, например?». Мы работаем бесплатно, потому что бюджеты малых городов не предполагают финансирование консалтинга. Для нас каждый город – это такой кейс, который интересно решить. Как увеличить поток туристов в два раза? Какое должно быть решение, если нет на это бюджета? Надо искать потенциал, людей, которые хотят этим заниматься. Надо научить и поддержать их. А потом отпустить – нельзя же вечно помогать. Нужно дать удочку. 

– В нашей передаче мы часто говорим о том историческом сюжете, на витке которого мы сейчас пребываем. В одном из ваших интервью вы сказали, что время после революции – страшная глава в истории Бежецка. И что вы хотели бы составить экспозицию, в которой покажете не только личности поэтов, но и сам город в его историческом изломе. О чём вы хотели сказать?

Музейно-выставочный центр «Дом Гумилёвых» в Бежецке. Фото: vk.com/gumilevdom

– Для меня «Дом Гумилёвых» – единственный музей, посвящённый Николаю Гумилёву, помимо «Дома поэтов» – усадьбы Гумилёвых, которую перенесли в Градницы. А больше про Николая Степановича Гумилёва ничего нет. Судьба его удивительна… Великий поэт, этнограф, герой Первой мировой войны. Мы говорим – три вселенные. Вселенная Анны Ахматовой, вселенная Николая Гумилёва и вселенная Льва Гумилёва – все они сходятся в одном доме, в городе Бежецке. У города тоже непростая судьба. Когда мы читаем что-то про революцию – мы понимаем, как она проходила в столицах. В маленьком городе всё было по-другому. Город в ужасе ждёт эшелон вооружённых дезертиров из Санкт-Петербурга. Они едут в Бежецк, потому что там есть завод, который производит спирт. Что должны чувствовать люди, на которых это надвигается? 

Красная гвардия в первый год революции – люди, у которых до революции не всё получилось. Первые красногвардейцы в Бежецке занимались реквизицией. Они шли по большой улице, заходили в купеческие особняки и – условно – грабили людей. Они вооружены. А в Бежецке один, может быть, два городовых. Это описано в воспоминаниях бежечан. Через год приходят другие красногвардейцы, берут предыдущих под стражу, потом выпускают – и те едут обратно в Бежецк. 

Бежецк был далёк от фронтов. В маленьких городах, которые переходили из рук в руки, все было ещё хуже. Ужас революции – страшная вещь. Представьте: вы живёте в доме, который построили своими руками, и к вам приходят люди, которые бесцеремонно забирают всё ценное. И это только грабежи, были вещи и хуже. В Бежецке есть «Тюремный замок», музей на территории бывшей тюрьмы, в котором выставлены портреты расстрелянных священников и монахов, созданные сидельцами того времени. И кто-то должен хранить эту информацию, рассказывать об этом, чтобы это никогда больше не повторилось. Это и есть миссия музея. Мы храним информацию о судьбе великих людей, которые связаны с этим домом, о том, что они претерпели: Николай Степанович был расстрелян, Анна Ахматова постоянно находилась под угрозой ареста.

– Думаю, многие помнят строки Ахматовой: «Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне…»

– Но мы не знаем множества строк Ахматовой, которые были сожжены. Мы не знаем всего, что она чувствовала. Нам известно только опубликованное. Но, несмотря на все ужасы, они оставались людьми: Лев Николаевич работал, Анна Андреевна писала свои гениальные строки. Они находили силы понимать, что, каким бы жёстким ни был их выбор, это была их страна. Для нас музей – это история Бежецка на фоне истории семьи. 

– Я видел фотографию, где молодая семья Ахматовой и Гумилёва проводит время с Елизаветой Кузьминой-Караваевой. Удивительный человек,  который прошёл путь от поэта до участника французского Сопротивления и мученицы Православной церкви. Есть ли у вас в планах сделать в Бежецке что-нибудь по ней?

Анна Ахматова (в центре), Мария Кузьмина-Караваева (слева от Ахматовой), Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (справа от Ахматовой) и другие, 1911 год, Слепнево. Фото: Российский государственный архив литературы и искусства

– Да, конечно. Когда-то давно я посмотрел советский фильм «Мария». И для меня было потрясением, когда я узнал, что семья Кузьминых-Караваевых очень значима для истории Бежецка. Бежецк – один эпизод в жизни этого человека. Но для самого Бежецка это важный эпизод. Потому что в Питере это растворится, а в бежецком храме стоит её икона. Двадцатого июля, как раз в дни фестиваля, мы побывали в Борискове. В одном месте собралось много интересных людей, и я сказал: «Это место надо сохранять. Мы обязаны сделать здесь памятный знак или музей». Сохраняя память о месте, мы сохраняем память о человеке.

*** 

Этот текст – литературная расшифровка передачи «Хранители маяка», совместного проекта радио «Культура» и премии «Жить вместе». Послушать выпуск можно тут.