Фёдор Михайлович вообще автор прозорливый и пророческий. У него что ни возьми, хоть «Дневник писателя», где он описывает почти по кальке ситуацию с современной Украиной, предвидит события, связанные со славянами и Европой, считывает события XXI века, хоть «Братьев Карамазовых», где писатель отчётливо доносит до нас мысль: чтобы было братство – нужны братья, и не только в монастыре, но и в миру.
Во времена Достоевского грозным «Бесам» не поверили, а зря. Сегодня отчётливо видно, что под некоторые мысли, высказанные в них, можно подкладывать современность и известных всем, и здравствующих ныне бесов.
В этом романе Фёдор Михайлович предвидит катастрофу общества, он предупреждает нас о том, что грядут страшные времена. Появится когорта революционеров, идущих к великим идеям свободы, равенства и братства, к всеобщему счастью по трупам. Он говорит о «всеобщем цинизме», о безверии, которое выражается в духовном распаде личности центральной фигуры романа, Ставрогина, и как этот самый распад захватывает не только людей вокруг него, но и постепенно весь город, распространяется, как круги по воде.
Василий Розанов писал о Достоевском: «Достоевский... вцепился в „сволочь” на Руси и стал пророком ее. Пророком „завтрашнего”». И это так. Бесовщина завертелась, закружилась в России и каждое десятилетие преподносит нам своих доморощенных, конкретных бесов – мелких и покрупнее.
Этот роман можно назвать ещё и гимном Христу: по Достоевскому, если Бога нет – всё позволено. А социализм и революция, по мнению писателя, неизбежные следствия атеизма.
Верховенский в романе говорит: «...Мы сначала пустим смуту... Мы проникнем в самый народ... Мы пустим пьянство, сплетни, доносы; мы пустим неслыханный разврат, мы всякого гения потушим в младенчестве... Мы провозгласим разрушение... Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Ну-с, и начнётся смута! Раскачка такая пойдёт, какой ещё мир не видал. Затуманится Русь...». Сейчас мы точно знаем, что так оно и было. Достоевский знал, предвидел такую развязку событий.
«Бог именно потому и есть, что есть зло и страдание в мире, – пишет Бердяев в статье „Миросозерцание Достоевского”, – существование зла есть доказательство бытия Божьего. Если бы мир был исключительно добрым и благим, то Бог был бы не нужен, то мир был бы уже богом. Бог есть потому, что есть зло. Значит, что Бог есть потому, что есть свобода».
Достоевский умел вывести сиюминутное в вечное и описал идеологию революции за 50 лет до Октябрьской революции.
«Грядущий хам» Д.С. Мережковского
Философ, писатель и литературный критик Серебряного века Дмитрий Мережковский во многом оказывается пророком, когда публикует сборник статей под общим названием «Грядущий хам». Он предсказывает и революцию 1917 года, и появление хамоватого пролетария, тырящего калоши на лестнице и устраивающего разруху повсеместно, где он только ни появляется, очень схожего с героем «Собачьего сердца».
Мережковский предупреждает о грядущем торжестве мещанства, которое погубит культуру, общественные отношения, подействует разлагающе на человеческую личность. Он писал о худшей степени мещанства – хамстве, но изобличал он не пролетариат даже, а мещанский быт и людей, озабоченных лишь собственным комфортом, сегодня мы назвали бы таких потребителями.
Наступает царство Грядущего хама: «Одного бойтесь – рабства, худшего из всех рабств – мещанства, и худшего из всех мещанств – хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам… – грядущий Князь мира сего». Писатель предвидит и пишет об этом в России начала ХX века. Революция ещё не начиналась, но слова были точными. Он уточнял: «Мещанство – это толпа сплочённой посредственности»; «мещанство – окончательная форма западной цивилизации».
Демократия западного образца как власть толпы, среднего, мелочного человека, лишённого высоких идеалов, для которого жизнь представляет собой мещанского благосостояние или, как бы сейчас сказали, „колесо баланса”». Мережковский в этом произведении чётко даёт понять, что победа пролетариата будет временной, а Шариковы превратятся в Швондеров и в обычных мещан.
Так ведь и случилось. Ведь хам – это не пролетарий и революционер, а, говоря словами Маяковского, «мурло мещанина». Стоит отметить и то, что писатель протестовал прежде всего против воинствующего хама, рвущегося к власти, агрессивного и насаждающего свои идеалы. Были, конечно же, и тихие мещане-обыватели, против которых Дмитрий Сергеевич ровным счётом ничего не имел. «Нет, не свободен освобождаемый и не освободивший себя народ, – писал он. – Свобода – не милость, а право».
«Мы» Е.И. Замятина
Идея Единого Государства не нова, но Замятин в своём романе «Мы» выразил её наиболее точно и талантливо. Техника вместе с деспотической властью превратили человека в придаток машины, отняв у него свободу и воспитав в добровольном рабстве. Человек – винтик, в мире без любви и души, несвобода – «наше счастье», и главное – это безличное «мы», а не я, коллектив, а не личность. Джордж Оруэлл в своё время высоко оценил этот роман. Он считал, что Замятин вдохновил Олдоса Хаксли на создание романа «О дивный новый мир».
Итак, во главе Единого Государства стоит некто, которого все называют Благодетелем и ежегодно переизбирают на всенародных выборах – и всегда большинством голосов (здесь угадывается не только Сталин, но и ныне здравствующие «благодетели»). Государство считает, что счастье и свобода несовместимы, и дарует счастье, лишив свободы.
По мнению Оруэлла, Замятин интуитивно раскрыл в книге иррациональность тоталитаризма – жертвенность, жестокость как самоцель, культ личности и обожания Вождя, наделённого чертами божества. Но Сталина Замятин не знал, да и не мог знать: он написал книгу в 1920–1921 годах, во времена Ленина. Он точно описывает то, что грозит человечеству: потеря индивидуальности и духовности, безверие, обезличивание, общая универсализация. Всё это было свойственно и Германии 1930-х, и любому тоталитарному строю. В романе «Мы» нет людей, нет характеров, нет эмоций.
Всевидящее око Благодетеля вызывает страх. Людей от остального мира отделяет Великая стена (можно провести параллель с «железным занавесом» времён позднего СССР).
Тотальный контроль, уничтожение всякой привязанности, семьи, одинаковые квартиры, стеклянные стены, униформа, прогулки строем – замятинская метафора оказалась крайне близка к действительности.
Для человека с математическим мышлением, коим был писатель, было достаточно просто сделать такой прогноз и предсказать, чем закончится строительство социализма и путь к коммунизму в одной отдельно взятой стране.
Антиутопия – всегда ответ на утопию, в нашем случае на счастливое будущее, которое обещал людям новый политический строй.
«451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери
Безусловно, пророческая книга Рэя Брэдбери – о нашей сегодняшней жизни. Возможно, мы пока что и не жжём книги на кострах, но это, пожалуй, и всё, что не совпадает. Мы живём в виртуальном мире собственных иллюзий, беседуем с телевизорами. «Мои мама и папа превратились давно в телевизоры», – поёт в одной из песен Земфира.
Что ещё из описанного американским писателем-провидцем сбылось? Можно сказать, что в какой-то степени он предвосхитил появление социальной сети Facebook (вспомните «говорящие» стены), потребительское мышление, тотальный контроль и слежка за людьми. В мире Брэдбери любое проявление свободной мысли карается, царствует подмена понятий и замена истинных ценностей ложными. Общество потребления, не умеющее анализировать происходящее, делать собственные выводы и самостоятельно мыслить, – это ли не мы сегодняшние? В «451 градусе по Фаренгейту» Брэдбери предвидит ситуацию манипулирования со стороны СМИ общественным сознанием. Общество, желающее только потреблять и развлекаться, обречено на деградацию, показывает Брэдбери.
На написание этого произведения писателя натолкнули кадры увиденной им хроники, на которой нацисты сжигали книги неугодных им авторов, не отвечавшие идеалам национал-социализма.
«Замок» Франца Кафки
Абсурдность изображённого Кафкой мирка внутри Замка с его бюрократической системой и жёстким контролем оказалась не такой уж и абсурдной, но даже пророческой.
Кафка писал свои произведения в 1910–1924 годах, но вспомнили о писателе и заговорили о романе «Замок» лишь в 1940-м, когда тоталитаризм расцвёл в Европе бурным цветом и вылился в глобальную катастрофу – Вторую мировую войну. Писатель еврейского происхождения, который жил в Чехии и писал на немецком языке, завещал своему приятелю сжечь все его произведения после смерти, а при жизни почти нигде не публиковался. Но тот не послушался. В итоге мы смогли убедиться, что все признаки тоталитарного общества Кафка предсказал ещё в начале века: замкнутость, олигархия, формализм, слежка и доносы, нетерпимость к инакомыслию, враждебность ко всему внешнему, потеря веры в Бога и в разум. Кафка предвидел и одиночество отдельной личности, попавшей в перемалывающую машину тоталитаризма, и отчуждение, и экзистенциальное беспокойство тех, кто не имеет свободы и живёт по принципам замкнутой самой на себе системы.
В «Замке» нет времени, оно как будто остановилось. Нет и конкретного места действия. Но здесь чётко прослеживается конфликт между личностью и государством и проблема личности, не вписывающейся в своё окружение. Волокита и бюрократия здесь нелепы и доведены до абсурда, что, несмотря на гротеск, очень узнаваемо.
В мире Замка ничего не добьёшься. И его обитатели в курсе дела: «Не отрицаю, может быть, иногда и можно чего-то добиться, несмотря на все законы, на все старые обычаи; сама я никогда в жизни такого не видела, но говорят, есть примеры, всякое бывает…»
Подчинение любым нормам, если оно слепо, безлично, невовлечённо, приводит к абсурду. В своём романе Кафка предсказал и то ощущение тревоги и заброшенности, которые испытал современный мир во время пандемии и самоизоляции.
