Взял Линевич в плен спьяна
Три полка с обозом...
Умножается казна
Вывозом и ввозом.
Витте родиной живёт
И себя не любит.
Вся страна с надеждой ждёт,
Кто её погубит...
(«Чепуха»)
В конце жизни Александр Михайлович Гликберг очень не любил, когда его запанибратски называли Сашей Чёрным, но он ведь сам себе придумал этот псевдоним. У него был родственник – жгучий блондин, и тоже Саша. Чтобы их не путали, он взял псевдоним «Чёрный». Причём первый раз он подписался Сашей Чёрным под стихотворением «Чепуха», которое он в 1905 году принёс в редакцию журнала «Зритель». После публикации грянул грандиозный скандал, издание было закрыто, а стихи Саши Чёрного запрещены к публикации. Что ж, Александр Михайлович подумал, что это успешный дебют, и решил и дальше писать под этим псевдонимом.
Но я привык поэтов называть настоящими именами, а не прозвищами, даже если они сами их создали. Вот скажи: «Анна Андреевна Горенко», – никто не знает такую, а скажи «Ахматова» – совсем иное дело. Но мне все эти псевдонимы напоминают о политиках того времени: «ленины», «молотовы», «сталины» – все они вошли в историю под своими бандитскими кличками. Поэтому поэтов хочется отделять от этого мира и называть настоящими именами. По-другому и язык не поворачивается.
Сашу Чёрного нельзя воспринимать в отрыве от поэтов Серебряного века. Лично я к Серебряному веку отношусь, мягко сказать, плохо. Если Золотой век бил в набат, кричал и срывал голос, то «эти» просто хулиганили пером, не очень понимая, что они развращают Россию, особенно молодёжь.
Александру Михайловичу (буду называть его по имени и отчеству), конечно, было трудно в этой звёздной плеяде. Хотя он, мне кажется, не особо переживал по этому поводу и не ставил перед собой каких-то больших целей. Все поэты Серебряного века очень ревностно относились к своей оценке. Когда Ахматова назвала лучшим поэтом плеяды Мандельштама, Есенин очень переживал. Понимаете, у них совершенно не было границ: водка, кокаин, измены. Им ещё не повезло, так как на излёте эпохи поэтов разобрали наши партийные бонзы. А Саша Чёрный – нет. На вечеринки и встречи он не ходил. Коммунизм ненавидел, партийным писателем не стал. А о тех, кто перешёл на «эту» сторону, стишки кусачие писал.
Саша Чёрный между 1905 и 1910 годом. Фото: Архив журнала "Огонёк"Вот, пожалуйста, автобиография Есенина по Саше Чёрному с отдельным эпилогом:
«И возвратятся псы на блевотину свою».
«Я – советский наглый рыжий,
С красной пробкой в голове.
Пил в Берлине, пил в Париже,
– а теперь блюю в Москве».
(«Эпиграммы», 1924 год)
Поэты его очень уважали, некоторые считали его своим учителем. Высоко его ценил, к примеру, Горький, обожал за образность и яркий язык. Маяковский приходил к нему за советом, а его сатиру читал любовницам и Лиле. И как раз талант Маяковского Александр Михайлович ценил несмотря ни на что.
«Смесь раешника с частушкой,
Барабана с пьяной пушкой –
Красный бард из полпивной,
Гениальный, как оглобля,
От Нью-Йорка до Гренобля
Мажет дёгтем шар земной».
(«Эпиграммы», 1924)
И это он ещё с любовью, заметьте.
В жизни Саши Чёрного три главных блока творчества: его сатира, очень едкая, – её боялись страшно. Поэтический сборник «Разные мотивы» был запрещён цензурой, хотя его злобные, обличительные стихи публика всё равно читала в тогдашнем «самиздате».
Второй блок – это серьёзная проза эмиграции. С началом Первой мировой войны Александр Михайлович ушёл на фронт, где служил в составе полевого госпиталя. Потом поэта перевели в госпиталь Пскова, где он был переписчиком раненых. Гликберг писал за пациентов письма и записывал их истории. Впоследствии это нашло отражение в книге «Солдатские сказки».
И третий блок – самый серьёзный: детская литература. Причём очень добрая и очень любимая. Он и сам был как ребёнок: нежный и ранимый.
Но это ещё как посмотреть, какая часть здесь важнее. Да, Александр Михайлович терялся на фоне созвездия Мандельштама, Пастернака, Ахматовой, – он это и сам понимал. Несравнимые величины по творчеству. Возьмите «Доктор Живаго» и «Дневник фокса Микки» – всё же понятно. Хотя именно «Дневник фокса Микки» читают дети, а до «Живаго» не все взрослые доходят. Хотя я впервые прочитал «Дневник фокса Микки» во взрослом возрасте – во времена моего детства его книг в СССР не было. Детскую литературу Чёрного тогда могли читать только дети эмиграции. Моё поколение было больше знакомо именно с его сатирой – злой, зубодробильной, едкой.
Но как же такой злюка смог стать самым добрым детским писателем?
Александр Михайлович не принял революции, хотя после февраля 1917 года он стал заместителем комиссара Совета солдатских депутатов Северного фронта. Но после поездки в Петроград в 1918 году он принял решение срочно уезжать из страны. И многие его товарищи тогда отмечали, что за границей – они с супругой обосновались во Франции – дела у Александра Михайловича пошли куда лучше, чем у остальной эмигрантской и литературной братии. Всё-таки у него был свой дом в местечке Ла Фавьер на берегу Средиземного моря. У него – в отличие от большинства эмигрантов – были деньги, и люди приходили к нему столоваться. Правда, благополучие обеспечивалось не столько высокими гонорарами за книги, сколько трудолюбием супруги Марии Васильевой. Она была доктором философии и очень высокооплачиваемым репетитором: ещё в России у неё была очень хорошая связь с профессорскими слоями, и всех детишек посылали учиться к ней. Жене он, кстати, ни одного стиха так и не посвятил почему-то. В общем, материальная стабильность, слава Богу, у них была.
Но в то же время Александр Михайлович помнил и о других временах: о своём бедном детстве, в котором не было места родительской любви, о своём побеге из дома, об ужасах и бессмысленных смертях на фронте и в революционном Петрограде.
Видимо, Александр Михайлович решил, что после всего пережитого говорить ему с взрослыми больше не о чем. Они всё проиграли и всё потеряли.
Единственные, с кем стоит разговаривать, – это дети. И дети детей. И не просто разговаривать, но прививать им любовь и доброту, то есть те вещи, которых было лишено его поколение. И тогда, может быть, у человечества появится шанс, что дети следующих поколений вырастут чище, мудрее и лучше своих предков.
Саша Черный с женой Марией Васильевой и фокстерьером Микки.Своих детей у Александра Михайловича не было, и весь нерастраченный запас любви и нежности он вложил в книги.
Он не гнался за славой. По воспоминаниям, овации он не принимал и не любил. И только одно ему было по-настоящему дорого: когда его узнавали дети. Узнавали и радостно кричали:
– Саша! Покатай нас на лодке!
И он катал.
Материал подготовила Василиса Ошарина
