Юло Соостер – представитель второй волны русского авангарда, один из родоначальников «московского концептуализма».
Фильм Вьюгиной рассказывает о человеке, который оказался ненужным ни родной Эстонии, ни Советской России, в которой он оказался по воле случая.
Красавец эстонец, высокий и сильный, с голубыми глазами и с трубкой во рту – так описывают Юло знавшие его художники. Любимец женщин, причём сильных и красивых женщин, которые, по словам одного из рассказчиков, «просто снопами падали к его ногам».
Но сначала на экране то Тартуский университет, то Таллиннский музей, то сын художника Теннопент (этого имени нет в эстонском языке, его изобрёл сам Юло, когда чиновники ЗАГСа не хотели записывать ребёнка двойным именем Тенно-Пент), который неспешно рассматривает рисунки своего отца, сделанные в лагере.
Тенно – главный герой картины. Когда-то он работал художником-мультипликатором студии «Союзмультфильм», но с 1990 года проживает в Израиле. Сын исследует жизнь своего отца, прикасается к ней, узнаёт и погружается в мир Юло Соостера.
Режиссёр переносит нас то в мир эстонской природы острова Хийума и спокойную жизнь островитян, которые рассказывают о том, каким был Юло в детстве, что любил и какой у него был характер, то в реалии казахстанского лагеря «Долинка», неподалеку от Караганды. Кажется, что режиссёр вместе с оператором обладают возможностью останавливать время и поворачивать его вспять, умеют оживлять прошлое. Это делается с помощью кинематографического приёма, когда пожелтевшие от старости чёрно-белые фотографии сельчан накладываются на реальный эстонский пейзаж с можжевельником – любимым символом Соостера. И мы уже видим, как семья устраивает сельский пикник с детьми. Или ещё один приём, который воздействует на зрителя: когда живой можжевельник достраивается с помощью компьютерной графики. Это позволяет зрителю и дальше самому достраивать реальность, домысливать недостающие звенья и достраивать смыслы сюрреалистичных картин позднего Соостера с рыбами, яйцами и любимыми им можжевельниками.
Тенно потерял отца в довольно раннем возрасте: мальчику было всего 13 лет. Он не успел с ним поговорить о жизни, о том, как он чувствовал мир, о его картинах и рисунках. Об этом сокрушается в фильме Соостер-младший.
В 1949 году Юло вместе с сокурсниками по университету был обвинён в антисоветской пропаганде и в намерении угнать самолёт в Париж. На самом же деле студенты всего лишь обсуждали возможность стажировки в Париже и, конечно, как все романтики, грезили о Монмартре. Соостера приговорили к 10 годам лагерей, но из-за смерти Сталина он отсидел из них только 7. Повезло…
Караганда. Наши дни. Бывший лагерь «Долинка», Карлаг. Тенно Соостер идёт по гулким коридорам карагандинского архива КГБ, в котором хранится дело его отца. Со всех сторон на зрителя смотрят толстые папки дел: люди, люди, люди. Отсидевшие, расстрелянные, поселенцы.
Некий полковник или подполковник сообщает Тенно: «Выдать вам дело вашего отца мы, к сожалению, не можем. На нем значится гриф „Совершенно секретноˮ». Уже после премьеры во время обсуждения Вьюгина объяснит этот отказ тем, что дел под таким грифом множество, «целые мешки». «Как я поняла, они их сжигают. Ведь с каждым нужно разбираться, а это требует времени и усилий. Проще же уничтожить», – сказал она.
В фильме мы видим, что Тенно всё же дали прочесть незасекреченную часть отцовского дела, в которой были и его рисунки, и некоторые подробности о нём: рост, вес, описание внешности, его подпись…. Какие-то личные записи. Для сына это было тоже очень важно – получить такие свидетельства об отце.
– Я благодарен вам за всё, что вы мне можете дать, – ответил он полковнику.
Много в фильме говорится о лагерной жизни Юло. Зритель вместе с Тенно может не только пройти коридорами, увидеть решётки карцера и бараки, в которых до сих пор ещё живут люди, но и представить там художника благодаря всё тому же приёму встраивания. Вот реальный карцер, а вот рисунок Юло – заключенного Карлага, и картинка как будто оживает на глазах, а прошлое воспринимается как настоящее.
Юло не мог не рисовать даже в лагере, хотя это было строго запрещено. Он рисовал с самого детства, рассказывала его двоюродная сестра. Вообще в семье Соостеров вся мужская половина занималась искусством: дед и отец играли на музыкальных инструментах, а женщины вели хозяйство и трудились на хуторе. Юло рисовал лет с четырёх. Мог где-то пропадать часами, а потом просто выяснялось, что мальчик рисует. Точно так же он часами рисовал и в лагере – тем и спасался. Его лагерные работы, как свидетели времени, несут на себя документальную печать общей памяти. Даже те, обгоревшие в огне. Правда, обошлись они ему дорого: найденные во время «шмона» рисунки полетели в огонь, а Соостеру, когда он кинулся за ними, охранник ударом сапога выбил передние зубы. И всё же рисунки удалось спасти: пачка была плотной.
В лагере больше всего любил сидеть в карцере, потому что там сидишь один и никто тебе не мешает рисовать. А в камере всегда много народу.
Было в лагере и что-то хорошее, говорит Тенно: там Юло встретил свою жену – Лидию Серх. Встретил, влюбился без памяти и начал писать ей письма на ломаном русском (он не знал языка) и присылать ей рисунки.
Лагеря были разделены на женский и мужской. Пересекались на общих культурных мероприятиях, но очень редко. А встречаться боялись – за это могли добавить срок. Да и не до встреч было. Юло сначала работал в лагере пожарным, а ночью рисовал – такое положение дел его устраивало. А потом ему поручили оформление Дома культуры. К тому же он рисовал карандашные портреты заключённых на заказ стоимостью 5 рублей для отправки домой. Иногда удавалось писать портреты и маслом, иногда — тушью рисовать зону. Правда, это грозило ему большими неприятностями.
Он увидел красавицу Лидию на одной из общих выставок, куда привезли несколько лагпунктов. Но ей он совсем не понравился. Вот как она описывала первую встречу: «То ли немой, то ли говорящий невнятно (от волнения), незавязанные шнурки на нечищеных ботинках, рваный прожжённый бушлат, длинные не очень ухоженные светло-каштановые волосы. Единственное приятное впечатление производили удивительной красоты небесно-невинные голубые глаза. Мне показалось, что он на меня как-то странно смотрит. Я отвернулась от него».
Забыв про эту встречу, через два дня Лида получила письмо, в котором было написано, что он влюблен: «Я думал, что забуду Вас, но, к сожалению. не могу. Ваш образ преследует меня днем и ночью». Так начался роман в переписке.
После освобождения они поселились здесь же, Юло снял комнатку. Лидия освободилась раньше и хотела вернуться в Москву, но её не пустили – она не была ещё реабилитирована. Тогда Лидия вернулась к своему Ромео, который её ждал. Его освободили в 1956-м. Прожив какое-то время в Караганде, пара собиралась вернуться на родину мужа, в Эстонию. Родственники встретили их, но на родине Соостер оказался под запретом: как отсидевший он не имел права работать художником, и молодая семья, не найдя возможностей устроиться, поехала в Москву.
Современники вспоминают Соостера как человека, чувствовавшего себя свободно в любых ситуациях, сдержанного, немногословного философа, интеллектуала, обладавшего специфическим чувством юмора. Квартира Соостеров стала местом, где собирались «неофициальные» советские художники: Виктор Пивоваров, Эрнст Неизвестный, Борис Жутовский, Владимир Янкилевский и многие другие.
Он никогда не жаловался на жизнь и на заключение в лагере, нет этого и в фильме. Режиссёр не высказывается, но даёт возможность высказаться друзьям и соратникам Юло.
Соостер участвовал в той самой выставке в Манеже, которую в 1962 году посетил Никита Хрущёв.
Очевидцы рассказывали о том, что Хрущёв, увидев его картину «Лунный пейзаж», дико орал, а потом пообещал отправить его в лагерь, на что спокойный и невозмутимый эстонец ответил: «Я уже там был. 7 лет». Тогда Хрущёв пообещал его перевоспитать.
Однажды этот неистовый и сильный человек не вернулся домой. У него к тому времени уже была своя мастерская, и он собирался прожить как минимум до ста лет, ведь в его роду почти все долгожители. Хотел попробовать абсолютно всё, постичь все грани человеческого бытия… Но прожил только 47 лет. Друзья нашли его мёртвым на полу в своей студии.
Он не был верующим человеком, называл себя атеистом. Его жена вспоминает, как он говорил: «Яйца! Яйцо – это символ жизни! Яйцо – это рождение!».
Юло писал громадные яйца. Яйца над землей, пасхальные яйца в цветах, яйца чёрные, серии яиц. В Таллиннском музее есть самое красивое белое яйцо. Внутри яйца птица. Он колдовал над ними, мешал краски, рельефную пасту, столярный клей, рыбий клей, эпоксидный, мешал обожжённую бронзу, которая выглядела бы как старинная медь, а из тюбика выдавливал тонкими струйками нитроэмалевые краски. Приклеивал к рисунку готовые расписные квадратики, крылышки, хвостики, кружочки, распылял краски, чтобы оттенить что-либо, любил корябать рисунок иголкой и шилом.
Советско-эстонского Магритта кремировали в Москве, но прах спустя время перевезли в Таллинн на Лесное кладбище. Памятник ему сделан в виде большого яйца. Оставшиеся после него работы Таллиннский музей брать не захотел, их забрали в Тарту.
У сына Соостера Тенно сейчас всё хорошо: он живёт в Израиле со своей семьёй, куда они с матерью переехали в 1990 году как репатрианты.