* * *
Я родился 25 августа 1930 года. Наша семья жила на последнем этаже многоквартирного дома по адресу: Фонтейнбридж, 176. Там не было ни горячей воды, ни ванной. Общий туалет располагался снаружи, четырьмя этажами ниже. В течение первых четырёх лет у нас было только газовое освещение. Иногда света на общей лестничной клетке не было, после того как какой-нибудь сорвиголова разбивал сетку газового фонаря, чтобы смеха ради пропустить газ через молоко -– так оно приобретало наркотические свойства.
* * *
Когда я был молод, то не знал, что мне чего-то недоставало, так как мне не с чем было сравнивать. И в этом заключалась свобода. Мои отец и мать всегда тяжело работали, и я до сих пор думаю, что они молодцы.
* * *
Джо Коннери познакомился с моей матерью Юфэмией Маклин в Эдинбурге на танцах. Её называли Эффи в семье моего отца и Фэми – в её собственной. Они поженились 28 декабря 1928 года в приходской церкви Тайнкасл, когда моему отцу было 26, а матери 20... Для свадебной вечеринки моя мама распорядилась вынести из кухни всю мебель, чтобы отец мог вкатить туда бочонок хорошего крепкого пива. Коннери и Маклины выстроились в противоположных углах кухни. Это была не очень тёплая встреча. После пары бокалов Нил Маклин, мой шотландский дед, принялся доставать Томми Коннери, моего ирландского деда.
* * *
По шотландской традиции мне дали имя Томас в честь отца моего отца, которое мои друзья сокращали до Тэм. Я очень любил этого старого плута, вечно попадавшего в передряги. Его основная приносящая прибыль работа называлась «посыльный букмекера». В те времена, чтобы сделать ставку на лошадь, нужно было присутствовать на ипподроме. Не много работающих мужчин могли найти на это время, поэтому они обычно записывали свои ставки на клочках бумаги, и посыльный передавал их букмекеру. Это было незаконно, так что нужно было использовать псевдонимы вроде «Отчаянный Дэн», чтобы тебя не разоблачили и, возможно, не арестовали. Томми выплачивал ежедневные выигрыши по вечерам в туалете паба.
* * *
Другой мой дед, Нил Маклин, был каменщиком, позднее ставшим старшим работником, так что, полагаю, Маклины были состоятельнее и успешней Коннери. Коннери были католиками, но никто из них не посещал церкви, мой отец уж точно. Родственники матери были протестантами, но тоже не религиозными. Думаю, они скорее свысока глядели на Коннери, немного стыдясь, что те были старьёвщиками, разъезжавшими по улицам в запряжённой лошадью телеге.
* * *
Я никогда не отдавал себе отчёта в том, что причиной моей неуёмной влюбчивости мог быть тот простой факт, что моя мама, когда я был совсем маленьким, никогда меня не обнимала, не брала на руки.
* * *
После школы мы бесконечно гоняли туда-сюда мяч в зелени нашего двора позади дома. Хотя в действительности там всё было серым. Траву залили бетоном уже много лет назад, но это лишь сделало место идеальным для отработки удара головой. Мы ставили отметки мелом на стенах дома и отправляли мяч в эту цель часами, день за днём, круглый год. Когда я хотел перекусить, то всегда мог крикнуть маме, чтобы она бросила мне кусочек хлеба с вареньем. Она кидала его из окна дома, выходящего во двор. Фокус был в том, чтобы поймать липкий бутерброд, прежде чем тот шлёпнется на землю.
* * *
В двенадцать лет я сдал вступительный экзамен, и мне предложили место в школе Боромир, вероятно, благодаря моей матери. Это была школа для учеников с высокой успеваемостью. Но я выяснил, что они там больше занимаются регби, чем футболом. Так как футбол в моих глазах уступал только дыханию, я не пошёл в хорошее учебное заведение, а выбрал среднюю школу Дэрротч на улице Верхняя Гилмор возле канала Юнион.
* * *
Работа была очень важна для меня. Я собирал бутылки, чтобы копить деньги, а также устроился помощником мясника на неполный день. В конце недели мне выдавалась своеобразная мозаика из разнообразных обрезков мяса свиньи, ягненка и курицы. Моя мама бывала очень этим довольна, а я был счастлив, что она рада.
* * *
С девяти лет я просыпался в шесть утра, чтобы доставлять молоко на маслобойню Кеннеди. Из моей выручки в три шиллинга и шесть пенсов в неделю, что на сегодняшние деньги всего лишь 20 пенсов, я отдавал маме 3 шиллинга, а шестипенсовик опускал в мою почтовую копилку. Только у сотрудника почты был специальный ключ, чтобы открыть копилку и положить находящиеся в ней деньги на твой счёт под проценты. В её щели были зубчики, смыкавшиеся, когда монетка попадала внутрь. Когда с финансами у меня становилось туго, я научился выуживать оттуда монетки, двигая двумя ножами туда-сюда в щели копилки.
* * *
Во время войны наша школа была реквизирована Гражданской обороной. На уроки нам сказали ходить в знатное поместье на Морнингсайд, в самом богатом районе Эдинбугра. Когда хозяйка дома заметила, что я был её молочником, она, закрывая дверь, произнесла с рафинированным акцентом мисс Джин Броди: «Нет. Не думаю». Такое было время. И тогда это меня не так уж волновало. Я никогда не уразумел, что это был сущий снобизм. Для меня это означало лишь больше свободного времени на футбол.
* * *
Когда я достиг своего 13-летия в 1943 году, то не видел смысла возвращаться в школу. Я особо не учился. Мне хотелось работать, зарабатывать деньги и играть в футбол. Так как время было военное, мне это как-то сошло с рук. Большинство работающих мужчин находились в армии, так что вскоре я нашел работу в Сент Катберт, местной маслобойне Кооперативного Холлсейлского сообщества. Как и большинство жителей Фонтейнбридж, мы были членами кооператива. Каждый раз, как ты покупал что-либо, ты говорил свой номер. Свой я так и не забыл: 26245 Коннери.
* * *
На мой взгляд, чтобы добиться чего-то в жизни, вы должны стать антисоциальным элементом, иначе вас просто съедят. Я никогда не был особо «социальным элементом», но если я когда-либо был груб, это на 50 процентов из-за провокационного поведения других людей. Хотя должен признать, что я капризен, как и большинство кельтов. Это хорошо до тех пор, пока люди не пытаются приободрить вас такими перлами, как, например: «Забей на это» или «Давай же, ну…».
* * *
Когда умер отец, я два года не снимался. И когда пришлось проходить курс лучевой терапии из-за проблем с горлом, тоже долго не снимался. Я не хотел бы потерять то, что нажил, но если завтра я окажусь в маленькой квартирке-студии, это для меня не будет трагедией. У меня нет дорогих привычек. Мне много лет назад на съёмках подарили 10 пар ботинок, так я до сих пор в них хожу.
* * *
Недавно я обнаружил, что обо мне написано 10 книг. Из любопытства начал читать одну и выбросил, потому что там оказалось сплошное враньё. В бешенстве я позвонил своему адвокату и велел ему немедленно подать на издателей в суд. А он возразил, что самый лучший способ расставить все по своим местам – написать о себе самому.
* * *
Я никогда не вёл дневников, не делал никаких записей. Не хранил собственных фотографий и вырезок из газет и журналов. К счастью, у меня хорошая память. Только в датах могу ошибаться лет на 12. С цифрами у меня плохо. Я не помню, в каком году женился или какого числа день рождения моей жены, да и мой собственный тоже!
* * *
Начать с того, что мы с женой познакомились на турнире по гольфу. Она выиграла женский чемпионат, а я – мужской. И я понял, что это судьба. Она француженка и не знала английского, а я не знал французского. К счастью, мы не имели возможности вовлечь друг друга в скучные беседы – именно поэтому и поженились так быстро.
* * *
Я бесконечно восхищаюсь своей женой, потому что она гораздо умнее меня. Мишлин – талантливая художница, и я всегда твержу, что ей надо продавать свои картины. Но ей наплевать, она только иногда устраивает выставки, потому что упряма, как ослица, и делает всё по-своему. Иногда меня это раздражает, но должен признаться, что именно это мне в ней и нравится. Её переполняет жизнь, смех, и там, где я вижу проблемы, она находит решения.
* * *
Я никогда не ворчу. Я безмерно уважаю всех, кто делает своё дело профессионально, будь то плотник, светотехник или помощник режиссёра с хлопушкой. Всякий, кто со мной работал, это подтвердит. Проблемы у меня возникают только с теми дебилами, которые создают проблем больше, чем решают.
* * *
Я всегда ненавидел этого проклятого Бонда. Думаю, ни одна другая роль не способна изменить человека так сильно, как роль Бонда. Она становится для тебя крестом, привилегией, шуткой, испытанием. И привязывается к тебе, как ночной кошмар. Он нависает тенью над всей твоей карьерой!
* * *
Однажды я шёл к себе наверх и вдруг услышал из соседней комнаты собственный голос. Оказалось, что мои внуки смотрели «Голдфингера». Я сел и стал смотреть вместе с ними. Было довольно интересно. В фильме есть определённое изящество и размеренность – совершенно не хочется перескакивать с одной сцены на другую. Хотя, конечно, многое я бы исправил.