Дневники Пришвина – записи, которые он вёл с 1905-го по 1954 год. Это абсолютно всеобъемлющий памятник эпохе, наблюдения за ней одного из самых тонких наблюдателей. Те, кто знали Пришвина исключительно по его книгам о природе, с удивлением открыли, что он исследовал свою душу и общество так же, как он исследовал наступление в лесу «весны света» (термин Пришвина, характеризующий то особое состояние природы, когда солнце по-весеннему озаряет деревья).
Творчество, любовь, религиозная жизнь, война, мир и, конечно же, атмосфера в России и СССР той переломной эпохи – духовная и историческая – ради всего этого я читаю и перечитываю «Дневники» Пришвина примерно с начала 2000-х.
Эти записи очень хорошо попадают в жанр постов в соцсетях, сегодня я каждое утро нахожу «пост от Пришвина» в телеграм-канале «Дневник Пришвина». Правда, тот, кто сегодня ведёт «соцсети Пришвина», острых дневниковых записей избегает, всё больше про природу и погоду пишет. Но Михаил Михайлович мог выступить и по политической ситуации. Причем писал он довольно откровенно в самые тёмные времена, в 1937–1941 годах.

Именно тогда его, 67-летнего писателя, посетила любовь: в 1939 году он встретил Валерию Дмитриевну Лиорко, женщину из «бывших», христианку, дочь расстрелянного офицера, побывавшую в ссылке. За плечами Валерии были два неудачных брака и большая любовь к человеку, который выбрал монашеский путь, Олегу Полю (иеромонаху Онисиму), расстрелянному в 1930 году вместе с другими пустынножителями Кавказских гор.
В 1922 году Валерия вошла в круг православной молодёжи, собиравшейся на квартире известного православного религиозно-философского деятеля и писателя М.А. Новосёлова, порвавшего когда-то с толстовством. По совету М.А. Новоселова Валерия съездила в Зосимову пустынь к старцу иеросхимонаху о. Алексию Соловьёву, благословившему её иконой св. Иоанна Предтечи на аскетическую жизнь. В 1923 году она вступила в братство о. Романа Медведя при храме свт. Алексия митрополита Московского, располагавшемся в Глинищевском переулке. Его община была «монастырём в миру», но без отгораживающих от мира монастырских стен и монашеских обетов. В этом братстве шла такая интенсивная духовная жизнь, что прославленный московский старец протоиерей Алексий Мечёв, когда побывал в приходе отца Романа Медведя, сказал ему: «У тебя стационар, а у меня только амбулатория».
Через много лет получилось, что Валерия Дмитриевна научила Пришвина, старого пантеиста, подлинному христианскому взгляду на жизнь. И он подробно анализирует в дневниках своё становление как верующего христианина, смотрит на образ Олега Поля как на нравственный камертон.
В 1939 году Валерия Лиорко, жившая в Москве после ссылки нелегально, пришла искать у Пришвина места литературного секретаря. И осталась на всю жизнь, а после смерти Пришвина создала в их доме в Дунине мемориальный музей писателя.

Валерия Дмитриевна готовила к печати дневники Пришвина, хотя прекрасно понимала, что шансы на издание – нулевые: откровенного мнения о себе советская власть не терпела.
Валерия Дмитриевна не увидела выхода «Дневников», она умерла в 1979 году. Яна Зиновьевна Гришина приняла «Дневники» из её рук. Она попала в Дунино в 1972 году, когда там, в подмосковном доме Пришвина, начал формироваться музей, ещё на общественных началах. А заветные дневники лежали в сундуках, вдали от посторонних глаз.
Вместе с Лилией Александровной Рязановой Яна Гришина стала помогать Валерии Дмитриевне принимать посетителей и работать над архивом писателя.
После кончины Валерии Дмитриевны дом Пришвина, по её завещанию, стал отделом Государственного литературного музея (ныне ГМИРЛИ имени В.И. Даля). Яна Зиновьевна продолжила свою работу в Дунине вместе со своим мужем Владимиром Юрьевичем Гришиным, в качестве научных сотрудников. Они приступили к обработке и комментированию текстов дневников Пришвина. А когда это стало возможно, с наступлением гласности, в 1991 году Яна Гришина начала масштабный проект: публикацию 18-томного собрания дневников писателя, которая завершилась в 2017 году.
Этот издательский проект длинной в 26 лет пережил несколько издательств: «Московский рабочий», «Русская книга», «РОССПЭН», «Новый хронограф», часто лишался финансирования. Но Яна Зиновьевна находила дальнейшую возможность издавать следующие тома. Некоторые из них стали библиографической редкостью. Например, очень сложно найти тома, посвящённые времени Великой Отечественной войны.

Осенью 1941 года, уезжая из Москвы под Переславль-Залесский, Пришвин забрал с собой только чемодан с рукописями дневников. В октябре 1941 года, когда при угрозе немецкого наступления Пришвину с женой пришлось участвовать в рытье противотанковых рвов, они заклеили дневники в резиновые мешки и спрятали их в лесу. Страницы дневников этого периода сохранили размышления писателя о причинах поражений в первые месяцы войны, о стремлении познать истинные намерения нацистов, о невозможности поверить в их «цель уничтожения славян» и о необходимости спасения личного творческого архива, «спасения слова» в условиях, когда в октябре 1941 года Москву охватили панические настроения, потому что даже «взятие немцами Москвы есть болотное событие, но не конец войны».
Вот эти самые страницы, которые чего только не пережили, Яна Гришина готовила к публикации, составляла к ним комментарии. Благодаря ей я в который раз перечитываю их том за томом и чувствую дыхание эпохи. Поэтому я постаралась побывать на прощании с человеком, давшим мне и другим читателям такую возможность.
Отпевали Яну Зиновьевну 13 марта 2025 года в московском храме святителя Николая в Кузнецах, прихожанкой которого были и она, и Валерия Дмитриевна Пришвина. (В 1979 году Валерию Дмитриевну тоже отпевали в этом храме.) Прощание с рабой Божией Иоанной было возможностью протянуть руку к тем удивительным людям – Пришвину, его жене, их кругу современников, от которых ещё недавно нас отделяло всего одно рукопожатие директора Дома-музея Пришвина в Дунине Яны Зиновьевны Гришиной.
«В память вечную беды праведник…», – эти слова Псалтыри о ней и о них.